– Мариша, ты куда специи сыпешь? – всплеснула руками Нина Петровна. – Это ж дитё малое, ему нежное надо, диетическое!
– Мама, давайте без этого, а? – Марина демонстративно сыпанула ещё перца в кастрюлю. – Мой ребёнок, мне виднее, что ему готовить.
– Твой-то твой, а только внучок-то – наш общий, – поджала губы свекровь, присаживаясь на краешек кухонного стула. – И я больше твоего пожила, знаю, что к чему.
Марина со стуком поставила кастрюлю на плиту. В последнее время любой разговор со свекровью превращался в перепалку. Три месяца совместной жизни под одной крышей казались бесконечными.
– Мам, – донёсся с порога голос Сергея, – ты опять?
– Чего опять-то? – всплеснула руками Нина Петровна. – Я ж любя, по-доброму. А она фыркает, перечит...
– Не перечу я, – вздохнула Марина, – просто имею своё мнение. Или это тоже нельзя?
Сергей устало потёр переносицу. После работы хотелось тишины и покоя, а не очередных разборок между мамой и женой.
– Кирюша спит? – спросил он, пытаясь сменить тему.
– Да, уложила только что, – ответила Марина. – Намаялся в садике, набегался.
– А я говорила – не надо его в эту группу отдавать! – подхватила Нина Петровна. – Там детей тьма-тьмущая, все друг от друга заразу подхватывают.
– Мама! – в один голос воскликнули Сергей и Марина.
С лестницы послышалось шлёпанье маленьких ног.
– Ой, разбудили всё-таки, – всплеснула руками Нина Петровна. – Солнышко моё, иди к бабуле!
Кирюша, взъерошенный со сна, протопал на кухню.
– Есть хочу, – заявил он, забираясь к бабушке на колени.
– Вот! – торжествующе воскликнула Нина Петровна. – Голодный ребёнок! А я что говорила? Надо было супчик варить, а не эти твои модные штучки.
Марина закатила глаза:
– Мама, он поел три часа назад. Это просто так, балуется.
– Балуется! – передразнила свекровь. – В наше время дети знали слово "нельзя". А сейчас что? Вседозволенность одна!
– Господи, дайте спокойно ужин приготовить! – не выдержала Марина. – Серёж, забери маму, а? Я уже не могу.
Сергей вздохнул, понимая, что мирного вечера опять не получится. Взял сына на руки:
– Пойдём, малыш, мультик посмотрим. Мам, пойдём с нами?
– Да куда ж я пойду? – всплеснула руками Нина Петровна. – Тут такое творится! Это ж надо – родную свекровь с кухни выживают!
– Никто вас не выживает, – процедила сквозь зубы Марина, яростно нарезая морковку. – Просто дайте спокойно готовить.
– А, ну да, – закивала Нина Петровна, – куда уж мне, старой, со своими советами. Молодые нынче всё лучше знают. Интернетов начитаются...
В этот момент нож в руке Марины соскользнул.
– Ай! – вскрикнула она, хватаясь за порезанный палец.
– Батюшки! – подскочила Нина Петровна. – Я ж говорила – не маши ножом! Сейчас, сейчас, у меня зелёнка есть...
– Не надо никакой зелёнки! – отшатнулась Марина. – У меня свой пластырь есть.
– Пластырь она нашла! – всплеснула руками свекровь. – Да я всю жизнь зелёнкой...
– Мама! – рявкнул вдруг Сергей так, что все замерли. – Хватит. Марин, дай посмотрю.
Повисла тишина, нарушаемая только сопением Кирюши, который с интересом наблюдал за происходящим.
– А бабуля с мамой опять ругаются? – вдруг спросил он.
– Не ругаемся мы, золотко, – тут же сбавила тон Нина Петровна. – Это мы так... совещаемся.
– А почему тогда мама плачет?
Марина быстро вытерла набежавшие слезы:
– Это от лука, малыш. Иди правда мультики смотри.
Когда Сергей увёл сына, на кухне повисла тяжёлая тишина. Нина Петровна теребила край фартука, поглядывая на невестку, которая молча заклеивала порез.
– Я ведь правда любя, – наконец проговорила она. – За вас же переживаю...
Марина промолчала, отвернувшись к плите. В окно барабанил первый осенний дождь, и почему-то казалось, что это только начало новых испытаний для их семьи.
Тревога пришла под утро. Кирюша захныкал в своей комнате, да так жалобно, что у Марины сердце оборвалось.
– Мамочка, – всхлипывал он, – горлышко больно...
– Батюшки! – всполошилась Нина Петровна, влетая в комнату в накинутом наспех халате. – Я как чувствовала! Говорила же – не води его в эту группу!
– Мама, не сейчас! – оборвала её Марина, пытаясь нащупать в темноте градусник. – Серёж, включи свет!
Сергей щёлкнул выключателем. Кирюша лежал, свернувшись калачиком, щёки пылали.
– Тридцать девять и три, – ахнула Марина, глядя на градусник. – Нужно скорую!
– Какую скорую? – всплеснула руками свекровь. – Сейчас малинового варенья принесу, укутаем, пропотеет...
– Нет уж! – отрезала Марина. – Никакого народного лечения. Серёж, звони в неотложку!
– Ты что же это, – задохнулась от возмущения Нина Петровна, – меня совсем за дуру держишь? Я троих детей на ноги поставила, между прочим!
– А я своего единственного не хочу угробить вашими дедовскими методами! – выпалила Марина и тут же прикусила язык.
В комнате повисла звенящая тишина. Только Кирюша всхлипывал, уткнувшись в подушку.
– Вот, значит, как... – медленно проговорила Нина Петровна. – Угробить, значит...
– Мама... – начал было Сергей.
– Нет-нет, – свекровь выпрямилась, поджав губы. – Всё понятно. Куда уж нам, тёмным да необразованным. Вон оно как нынче – всё по-научному да по-модному...
– Господи, да когда же это кончится! – взорвалась Марина. – Вечно вы себя жертвой выставляете! А я, между прочим, медсестрой пять лет отработала, и знаю, что при такой температуре...
– Приехали! – прервал их перепалку Сергей. – Скорая будет через пятнадцать минут. Хватит собачиться!
Нина Петровна молча вышла из комнаты, но через минуту вернулась с банкой малинового варенья.
– Не хотите – не надо, – сказала она дрогнувшим голосом. – А только это варенье ещё твою маму, Серёженька, на ноги поставило, когда она с воспалением слегла...
Марина закрыла глаза, досчитала до десяти.
– Давайте ложечку, – сказала она тихо. – До приезда врача хоть чем-то горло смажем.
Они сидели возле Кирюши втроём, по очереди давая ему варенье и вытирая слёзы, когда в дверь позвонили.
– Круп, – констатировал врач после осмотра. – В стационар нужно, тут уж ничего не попишешь.
– Как в стационар? – ахнули в один голос Марина и Нина Петровна.
– А вот так, – развёл руками доктор. – Состояние тяжёлое, дома оставлять опасно.
Пока Марина собирала вещи, а Сергей оформлял документы, Нина Петровна присела на краешек внучкиной кровати.
– Бабуль, – прошептал Кирюша пересохшими губами, – а ты приедешь ко мне в больницу?
– А как же, родной, – погладила она горячий лобик. – Обязательно приеду. И варенья принесу, если мама разрешит...
Она подняла глаза на невестку. Марина, замершая в дверях с детской пижамой в руках, молча кивнула.
В больничном коридоре пахло хлоркой и тревогой. Марина сидела на жёстком стуле возле палаты, обхватив себя руками. Третьи сутки Кирюше становилось только хуже.
– На, выпей, – Нина Петровна протянула невестке пластиковый стаканчик с чаем из автомата. – Который час уже тут торчишь?
– Не помню, – Марина машинально взяла стаканчик. – Кажется, с утра...
– А сама-то ела что-нибудь?
– Не хочу.
– Ишь ты, не хочу! – фыркнула свекровь. – А если свалишься, кто за Кирюшенькой смотреть будет?
Марина хотела огрызнуться по привычке, но вдруг заметила, как дрожат руки у самой Нины Петровны.
– Мам, – впервые за три месяца она назвала свекровь так просто, без официального "а", – вы сами-то когда последний раз спали?
– А что мне сделается? – отмахнулась та. – Я жилистая, двужильная. Вон, когда Серёжка в восемьдесят седьмом с пневмонией слёг...
Она осеклась, часто заморгав.
– Страшно было? – тихо спросила Марина.
– Ещё как, – выдохнула Нина Петровна. – Три недели не отходила. Все молитвы, какие знала, перечитала. А сейчас... – она всхлипнула, – ещё страшнее. Вроде медицина шагнула, а душа-то всё равно болит.
В палате закашлялся Кирюша. Обе женщины вскочили, но медсестра, выглянувшая из двери, покачала головой:
– Нельзя пока. Только что укол сделали, пусть поспит.
– Может, всё-таки моё варенье? – с надеждой спросила Нина Петровна. – Малинка, она ведь...
– Мама, – Марина осторожно тронула свекровь за плечо, – нельзя сейчас ничего такого. Пусть лекарства работают.
– Знаю, – вздохнула та. – Да только сердце рвётся... Смотрю на него, а самой так и хочется что-то сделать, помочь...
– Вы и так помогаете, – неожиданно для себя сказала Марина. – Я бы одна тут... не справилась.
Они помолчали. Где-то в конце коридора надрывно плакал чей-то ребёнок, пищал аппарат, шаркали тапочки медсестры.
– Я ведь знаешь почему к вам лезу постоянно? – вдруг заговорила Нина Петровна. – Боюсь, что отодвинете меня, забудете. Вон, сейчас всё по-другому: интернеты эти, технологии... А я что? Старая карга с советами своими древними...
– Неправда, – Марина сама не заметила, как по щекам покатились слёзы. – Вы... вы просто другая. И я другая. А Кирюшка – он ведь обоих нас любит. И ему обе нужны...
В этот момент из палаты донёсся слабый голос:
– Мама... бабуля...
Они вскочили одновременно. На этот раз медсестра кивнула:
– Заходите. Кризис миновал, температура спадает.
Кирюша лежал бледный, но уже без того страшного румянца. Увидев их, улыбнулся:
– А я вас во сне видел. Вы не ругались...
– И не будем больше, – прошептала Марина, ловя взгляд свекрови.
Нина Петровна часто заморгала, достала из кармана халата платочек:
– Это ж надо, а? Устами младенца...
Прошёл месяц. За окном кружил первый снег, а на кухне Нины Петровны витал аромат свежей выпечки.
– Мам, вы что там колдуете? – Марина заглянула на кухню, вытирая руки полотенцем.
– А, – махнула рукой свекровь, – пирог затеяла. По старому рецепту, ещё от моей бабки остался. С яблоками да с корицей.
– Научите? – Марина присела на табуретку, подперев подбородок рукой.
Нина Петровна замерла с поднятыми руками в муке:
– Это ты серьёзно?
– А что такого? – улыбнулась невестка. – Кирюшка после больницы на сладкое налегает, вот пусть хоть домашнее будет. Не всё ж этим магазинным пичкать...
– Ох ты ж, – расплылась в улыбке свекровь, – дождалась я часа такого! А то всё "некогда" да "потом"...
В комнате раздался топот маленьких ног.
– Ба-а-аб! – влетел на кухню Кирюша. – А что так вкусно пахнет?
– Погоди-ка, – Нина Петровна вытерла руки о фартук, – это что за дела? А шарф где? Только-только выздоровел!
– Да жарко мне, – заканючил внук.
– Марш наверх, – скомандовала Марина, – без шарфа не спускаться!
– Две командирши на мою голову, – вздохнул мальчик, но послушно потопал наверх.
Женщины переглянулись и рассмеялись.
– А знаешь, – задумчиво произнесла Нина Петровна, раскатывая тесто, – я ведь тогда, в больнице, много думала. О жизни, о нас... Вспомнила, как сама молодой была, как свекровь моя меня поучала. Я ведь тоже фыркала, своё гнула...
– И что же? – Марина начала нарезать яблоки, подражая точным движениям свекрови.
– Да поняла я: нет тут правых и виноватых. Просто любим мы все по-разному. Я по-своему, ты по-своему... А Кирюшке нашему всё едино – лишь бы любили.
С лестницы донеслось пыхтение – Кирюша спускался, замотанный в шарф по самые уши.
– Вот! – гордо заявил он. – Теперь можно к вам?
– Иди уж, горе моё, – Нина Петровна вытерла уголком фартука глаза, – будешь первым дегустатором нашего с мамой пирога.
– Вашего с мамой? – восхищённо протянул мальчик. – Вы что, вместе готовите?
– А то! – подмигнула Марина. – Учусь у бабушки уму-разуму.
– Надо же, – донёсся с порога голос Сергея, – а я думал, показалось. Мама, ты Марину к плите подпустила?
– Да цыц ты! – шутливо замахнулась на сына полотенцем Нина Петровна. – Не мешай учебному процессу!
Вечером, когда Кирюша уже спал, наевшись пирога, а Сергей ушёл смотреть футбол, Марина помогала свекрови мыть посуду.
– Знаете, мам, – тихо сказала она, – я тут подумала... может, уже хватит вам на съёмную квартиру собирать? Вон какой дом большой, всем места хватит.
Нина Петровна замерла с тарелкой в руках:
– Ты это... правда?
– Правда, – кивнула Марина. – Только давайте договоримся: я вас слушаю и учусь, а вы... вы тоже иногда признаёте, что я не совсем пропащая невестка, идёт?
– Ох, Мариша, – свекровь прижала её к себе мокрыми руками, – да разве ж я когда думала, что ты пропащая? Золото ты моё, просто характер у нас обеих... гранёный.
За окном падал снег, укрывая мягким одеялом землю. В доме пахло яблочным пирогом и новой жизнью – той, где две женщины наконец научились главному: любить не по правилам, а по сердцу.
Конец