В 2020 году мировые СМИ облетела новость, напоминающая кадры из футуристического блокбастера: в Ливии зафиксирован случай, когда турецкий боевой дрон Kargu-2, предположительно, самостоятельно атаковал человека без прямого указания оператора. Эта история, словно железный призрак, прокатившийся по пустыне, сразу же породила ожесточённые дебаты среди учёных, военных аналитиков и широкой общественности. Она ознаменовала новый технологический рубеж, когда машина не только выполняет команду, но и способна делать смертельный выбор за человека. Событие стало ярким символом того, как стремительный прогресс радикально меняет лицо войны и заставляет нас переосмыслить роль человеческой воли в принятии решений, связанных с жизнью и смертью (Baker, 2021; Scharre, 2018).
Случай с Kargu-2 стал своеобразной отправной точкой в осмыслении того, какие далеко идущие последствия влекут за собой технологии, наделённые правом применять силу. В отличие от традиционного оружия, каждое действие которого напрямую зависит от человеческой воли, беспилотные летательные аппараты (БПЛА) способны принимать решения о жизни и смерти, опираясь на алгоритмы, исключающие или сводящие к минимуму участие человека. Да, технически этот конкретный дрон лишь следовал заложенной программе, однако вопрос о том, где заканчивается алгоритм и начинается человеческая ответственность, остаётся открытым.
Проблема автономии и ответственности
Внедрение автономных систем в военный контекст неизбежно порождает целый ряд этических, психологических и философских вопросов. Если раньше человек оставался последним звеном в решении о применении оружия, то сегодня, с появлением БПЛА, эта роль существенно размывается. Парадоксально, но чем больше власти мы передаём машинам, тем меньше чувствуем личную ответственность за результаты их действий. Возникает эффект морального дистанцирования: оператор или командир уже не ощущают прямую связь со своим поступком, ведь его исполняет «холодный» алгоритм (Wallach & Allen, 2009). Случай с Kargu-2 демонстрирует, как перенос ответственности на технологию качественно меняет сам смысл войны: она становится «цифровой», отстранённой и до пугающего безличной.
Кроме того, широкое распространение БПЛА ставит под сомнение не только правовые аспекты ведения боевых действий, но и трансформирует структуру психологической ответственности. Отныне командир, дающий приказ о запуске дрона, едва ли способен в полной мере осознать всю цепочку последствий, ведь реальное исполнение — на совести системы. Как отмечал ещё Людвиг Витгенштейн, «границы нашего языка — это границы нашего мира» (Wittgenstein, 1922). В условиях, когда язык войны всё больше определяется алгоритмами, утрачивается чёткость таких понятий, как «субъект» и «объект», и люди всё меньше ощущают эмоциональную связь со собственными военными действиями.
Задача этой статьи — с позиции психологии и психоанализа исследовать феномен беспилотных летательных аппаратов, применяемых в военной сфере, и понять, как они влияют на восприятие ответственности, агрессии и морального выбора у людей, стоящих за этими системами. Опираясь на классические труды Фрейда и на современные исследования в области нейроэтики, мы попытаемся выявить бессознательные мотивы, лежащие в основе разработки подобных технологий, а также проанализировать, каким образом философские концепты автономии и ответственности могут помочь осмыслить их воздействие на человеческую психику.
В самом деле, философские вопросы автономии и свободы воли тесно переплетаются с психологическим анализом: кто несёт ответственность за решение о запуске дрона, если оно принимается при существенном участии машины? Как это сказывается на внутреннем состоянии оператора, его чувстве морального долга и самовосприятии в военной среде? Некоторые современные исследования (Kelly & Kelly, 2022; Brown, 2023) указывают на риски возникновения «морального дистресс-расстройства» у тех, кто вольно или невольно становится соучастником действий автономных технологий. Такой дистресс может перерасти в чувство вины, когда люди понимают, что именно алгоритм сыграл решающую роль, а их собственная агентность была лишь иллюзорной.
Таким образом, данная работа стремится показать, что даже самые совершенные алгоритмы не могут быть свободны от человеческих желаний, страхов и бессознательных импульсов. Разработка БПЛА не ограничивается лишь инженерными задачами — она затрагивает саму ткань человеческой психики. Без учёта глубинных философских вопросов автономии, а также психологических механизмов отстранения, мы рискуем не осознать ту революцию в сфере военных технологий, которая способна навсегда изменить наше представление о том, что значит решать, кому жить, а кому умереть.
Часть I: Психология автономии и ответственности
Феномен морального дистанцирования
С повсеместным внедрением дронов в военную сферу проявляется феномен «морального дистанцирования» — состояния, при котором чувство личной ответственности за применение силы рассеивается, словно дым на поле боя. Человек передаёт машине функцию принятия решений, и иллюзия непричастности окрыляет его, освобождая от осознания собственной вины. В отличие от солдата, вынужденного смотреть в глаза своему противнику, оператор, находящийся за тысячи километров от зоны конфликта, видит лишь экран иконок и шкалу статус-баров. Подобная схема взаимодействия стирает эмоциональную грань между «мною» и «жертвой» и способствует тому, что летальное насилие перестаёт восприниматься как личная ответственность (Sparrow, 2007).
Вместо реального столкновения взглядов и осознания тяжести содеянного, оператор боевого дрона получает цифровую визуализацию цели. Жертва превращается в пункт на экране, а дистанция между оператором и полем боя уменьшает сопереживание и притупляет сочувствие. Исследования подтверждают, что подобная удалённость снижает психологический стресс и моральные сомнения, превращая войну в высокотехнологичную рутину (Royakkers & van Est, 2016). В конечном счёте люди перестают воспринимать происходящее как акт насилия, а видят в нём лишь результат «нормальной работы» машины.
Дегуманизация процесса принятия решений
Но моральное дистанцирование — лишь верхушка айсберга. Дроны не только физически отдаляют оператора от жертвы, но и способствуют дегуманизации самого процесса принятия решений. Кровь и страх заменяются сухими данными, а многовековые вопросы жизни и смерти сводятся к параметрам алгоритма. В психоаналитической интерпретации подобная дегуманизация помогает операторам «не видеть» в жертве живого человека с эмоциями и личной историей (Singer, 2009). Это превращает войну из сферы трагедии в сферу функциональных задач, а убийство — в вопрос технического исполнения.
Проекция агрессии на технологии
Беспилотные системы также выполняют функцию своеобразного «контейнера» для агрессии: они позволяют людям выплескивать деструктивные импульсы, не вступая в прямой контакт с жертвой. По Фрейду, Танатос — это врождённое влечение к разрушению, которое мы бессознательно несём в себе (Freud, 1920). Дроны становятся орудием «холодной ярости»: оператор нажимает кнопку, и машина делает за него «грязную работу». Такая схема даёт ложное ощущение психологической безопасности, когда человек перекладывает ответственность за насилие на технологию. Как следствие, машина будто бы становится новым лицом войны, уравнивая агрессора и жертву в механическом хореографическом танце смерти (Virilio, 1994).
Таким образом, БПЛА радикально преображают образ войны, заставляя нас переосмыслить природу агрессии и вины. Проекция Танатоса на машину — это та самая «тёмная сторона» высоких технологий, где человек утрачивает связь со своими поступками и позволяет алгоритмам решать, кому суждено вернуться домой, а кому — остаться в ливийской пустыне, став безымянной жертвой цифрового бойнища.
Часть II: Психоаналитический подход к «Цифровому Танатосу»
Концепция Танатоса и современная война
В своём труде «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд описывал Танатос как универсальную силу, движимую жаждой разрушения (Freud, 1920). В условиях современной войны, где беспилотные аппараты принимают решения об использовании смертоносной силы, Танатос словно обретает цифровое воплощение. Машина становится продолжением нашей тёмной стороны, рационализируя бессознательное стремление к насилию под видом технологического прогресса (Chamayou, 2015).
Беспилотные летательные аппараты, роботизированные системы и прочие чудеса военной инженерии выступают в роли инструментов, через которые общество реализует свой сокрытый инстинкт к разрушению. Чем более точной и «умной» становится технология, тем сильнее мы упиваемся иллюзией «чистоты» войны, забывая, что за каждым алгоритмом всё ещё стоит человеческая тень.
Цифровой Танатос как современный архетип
В цифровую эпоху Танатос не просто остается в глубинах человеческой психики — он находит отражение в машинах, способных действовать независимо. Возникает новый архетип «цифрового Танатоса»: война, где роль палача передана алгоритму, а человек лишь наблюдает за статистикой. Подобно мифу о Големе, дроны начинают вести свою «жизнь», ведомую заложенными в них сценариями (McCorduck, 2004). Общество же разрывается между восхищением перед передовыми технологиями и страхом, что однажды машина откажется подчиняться создателю, превратившись в оружие против самого человека.
Коллективный Танатос и отчуждение
Когда системы принимают летальные решения без участия человека, формируется эффект коллективного Танатоса: бессознательное стремление к разрушению, которое общество проецирует на технологии. Нам кажется, что мы можем «включить» или «выключить» войну по нажатию кнопки, но на деле мы всё сильнее зависим от решений алгоритмов. Это порождает иллюзию контроля, которая лишь углубляет отчуждение: если когда-то человек держал меч, теперь он держит джойстик, но ответственность, по сути, перекладывается на механизмы (Turkle, 2011).
Так, цифровой Танатос становится символом глубинной тяги к разрушению, которая теперь переложена на машины. Наш век стремится к максимальной эффективности в том числе и в деле уничтожения, и дроны воплощают эту логику, становясь «хирургическим скальпелем» массового насилия, при котором человек остаётся в тени алгоритмов. С каждым новым поколением систем мы всё больше рискуем стать свидетелями того, как наши собственные тёмные влечения обзаводятся механическими крыльями.
Часть III: Психологические эффекты технофобии и доверия к ИИ
Тревога и страх перед неконтролируемой технологией
Люди всегда боялись своих творений, особенно когда изобретение начинает действовать по собственным правилам. Сегодняшняя технофобия вокруг боевых дронов и систем ИИ — лишь новый вариант извечного ужаса перед Франкенштейном, где творение восстаёт против создателя (Jung, 1964). Подобные страхи часто уходят корнями в коллективное бессознательное: мы опасаемся, что искусственный интеллект может превзойти нашу способность к контролю, превратившись в «цифрового демона», которому отданы рычаги власти (Gunkel, 2012).
Современные исследования показывают, что беспилотные технологии и ИИ становятся новым аналогом «сверхъестественного»: мы видим в них нечто необъяснимое, пугающее и могучее. Чем более сложным становится алгоритм, тем труднее нам осознать логику его работы, и тем сильнее ощущение, что мы имеем дело с непостижимым разумом. Страх при этом подпитывается самими же производителями и медиа: говоря о «реформах» войны, они невольно усиливают ореол мистики вокруг машин, которые якобы способны заменить человека во всём, даже в принятии смертельных решений.
Последние исследования (Mohan, 2024) подчёркивают, что растущая автономия ИИ ведёт к формированию особого вида «тревожности ожидания» в военном планировании: командиры и операторы начинают опасаться, что система может сработать непредсказуемо, особенно в критической обстановке. Такая непредсказуемость лишь усиливает психологическое напряжение и подогревает опасения о «своеволии» машин.
Недоверие и иллюзия контроля
Одним из самых коварных парадоксов использования дронов и систем ИИ является иллюзия контроля. Мы верим, что человек остаётся «главным» в этой связке «оператор–машина», но чем сложнее становятся алгоритмы, тем меньше мы действительно понимаем их логику (O’Neil, 2016). Исследования показывают, что люди часто переоценивают своё влияние на технологические системы (Langer, 1975). В итоге мы оказываемся в ситуации, когда кнопка «пуск» нажимается нами, но окончательное решение о том, как, где и когда поражать цель, принимает машина. Подобная неопределённость превращает доверие в призрачную категорию: мы будто бы верим в «умную» технику, но в глубине души осознаём, что не до конца ей управляем.
Обзор последних работ (Arkin, 2021; Chowdhury, 2022) указывает, что наиболее острая проблема — это «прозрачность» принятия решений. Алгоритмы глубокого обучения могут обладать тысячами параметров, недоступными для быстрой интерпретации. Операторы не успевают оценивать все факторы, влияющие на действия машины, а потому обречены полагаться на «чёрный ящик» ИИ.
Этическое бессознательное и влечение к самоуничтожению
Парадоксально, но одновременно с желанием развивать беспилотные технологии люди испытывают подсознательный страх перед их неконтролируемостью. Возможно, здесь скрывается то самое «влечение к смерти», о котором говорил Бодрийяр (Baudrillard, 2001). Мы стремимся создавать всё более совершенные и страшные орудия, будто проверяем, когда же они обернутся против нас. На коллективном уровне это выглядит как своеобразное самоиспытывание на прочность: способны ли мы управлять нашими же творениями, которые, в сущности, отражают наши же тайные желания о разрушении? Если мы не осознаем это противоречие, то можем оказаться перед фактом, что машина начнёт вести войну по своим законам, превращая человека в пассивного наблюдателя процесса, к которому он сам приложил руку.
Свежее исследование (Delgado, 2023) подчёркивает, что в обществах, где тема «восстания машин» активно обсуждается в СМИ и массовой культуре, наблюдается более высокий уровень тревожности и недоверия к государственным военным программам, связанным с ИИ. Это может приводить к усилению общественного давления на правительства, требуя ограничить автономию систем вплоть до их запрета.
Часть IV: Роль философии в обосновании психологического анализа
Этика войны в цифровую эпоху
Война всегда была полем моральных парадоксов, где понятия справедливости и прав человека сходятся в неравной схватке. С приходом дронов и алгоритмического оружия эти противоречия обострились ещё сильнее: теперь машина формально принимает решение о том, кто станет мишенью. Что остаётся от принципа «справедливой войны» (Walzer, 2000), когда человеческая интенциональность заменяется программной логикой? Можем ли мы говорить об ответственности, если оператор всего лишь активирует программу, а дальнейший ход событий определяется заложенными алгоритмами? В этой новой реальности технология перестаёт быть простым инструментом и превращается в полноценного «актора» войны, затрудняя моральное суждение о правомерности действий (Winner, 1986).
Философская дилемма интенциональности усугубляется тем, что машина, даже если она «разумна» в техническом смысле, не способна испытывать моральные чувства. А значит, человека можно освободить от бремени индивидуальной вины, переложив её на «безликий код». Но подобная логика приводит к опасному размыванию категории ответственности (Chamayou, 2015). Операторы начинают воспринимать смерть как программный сбой, а не трагедию, в которой они участвуют. Возникает пугающее расщепление этики войны: если нет человека, совершающего убийство непосредственно, то значит и убийства как бы нет.
Постгуманизм и трансгуманизм как обоснование анализа отчуждения
Философия постгуманизма утверждает, что технологии меняют само понятие «человек», стирая границы между биологическим и искусственным (Hayles, 1999). На поле боя это проявляется в виде дронов, действующих почти автономно, и солдат, взаимодействующих с ними через экраны и интерфейсы. Мы видим, как классическое представление о войне — конфликт, в котором сходятся люди со своими эмоциями и рисками — уступает место цифровому театру боевых действий, где основной актёр — алгоритм. Трансгуманизм идёт ещё дальше, предлагая идею, что мы можем «улучшить» человека, расширяя его возможности за счёт технологических имплантов и интерфейсов (Bostrom, 2014). Но вместе с этой идеей возникает вопрос: не станет ли человек лишним в мире, где искусственный интеллект справляется с боевыми задачами лучше и быстрее? И что будет с нашей моралью в ситуации, когда машина берёт на себя роль защитника или карателя, не испытывая ни сострадания, ни ужаса перед смертью?
В конечном счёте, философские концепции постгуманизма и трансгуманизма указывают на необходимость глубокого анализа отчуждения, которое растёт вместе с автоматизацией войны. Человек, передающий часть своей свободы выбора машине, неизбежно теряет часть самого себя. В то же время мы обретаем новые формы существования, где гибрид «человек—машина» становится нормой, но моральная ответственность расплывается, как краски на палитре. Призрак цифрового Танатоса бродит по этим гибридным пространствам, напоминая, что даже самые передовые технологии не способны искоренить тёмные стороны человеческой природы.
Заключение
Век беспилотных технологий обнажает не только наше умение создавать сложнейшие механизмы, но и нашу склонность перекладывать на них самое страшное бремя — бремя убийства. «Цифровой Танатос» — это метафора того, как бессознательное стремление к смерти обретает новый лик в обтекаемых формах боевых дронов и строках кода (Freud, 1920). Освобождая себя от прямого участия в насилии, мы одновременно теряем способность к состраданию и нравственной рефлексии. Технология, которая должна была сделать мир безопаснее, парадоксальным образом приближает нас к порогу, где уже не мы решаем, жить или умереть, а алгоритм, лишённый эмпатии.
Новые цифровые инструменты ведения войны не только меняют тактику и стратегию боя, но и разрушают традиционные категории морали, приучая нас к мысли, что человеческий фактор можно исключить из уравнения. Однако ни один алгоритм не отменяет того факта, что за каждым боевым решением всё равно стоят человеческие интересы, мотивы и страхи (Winner, 1986). Когда машина нажимает на курок, это всё ещё делает человек — пусть и в скрытой, отсроченной форме.
Необходимость осознанного подхода к развитию беспилотных систем
Чтобы избежать скатывания к неконтролируемому насилию, обществу необходимо переосмыслить принципы разработки и использования дронов. Этика, психология и философия должны стать частью конструкторских спецификаций. Слепое доверие к технологическому прогрессу может привести нас в тупик, где войну будет определять не человеческое величие, а холодная безличность алгоритма (Braidotti, 2013). Необходим открытый диалог, в котором инженеры, военные, политики и общественность совместно формируют принципы ответственной автономии, учитывающие не только выгоду, но и нравственные последствия.
Мы нуждаемся в системах контроля, которые не позволят человеку превратить технологию в алтарь собственных деструктивных влечений. Психоаналитический взгляд может помочь понять, как глубинные импульсы агрессии и страха находят выход в образе «безличной» машины. Если мы хотим, чтобы БПЛА служили во благо, а не становились кошмарным продолжением нашего Танатоса, нам придётся вести честный разговор с самими собой: что мы в действительности хотим от этих технологий — спасения или всё же разрушения?
Вопросы для дальнейших исследований и рефлексии
- Как создать институциональную основу, которая бы стимулировала культуру ответственности у разработчиков и операторов дронов?
- Можно ли интегрировать психоаналитические принципы в дизайн и протоколы применения беспилотных систем, чтобы снизить вероятность моральной апатии?
- Как не допустить, чтобы войны будущего окончательно превратились в цифровую рутину, в которой гибель человека — лишь один из пунктов программы?
Эти вопросы требуют комплексного решения, объединяющего усилия философов, психологов, инженеров, юристов и общественных деятелей. И только так мы сможем удержать руля нашей дальнейшей эволюции, не уступая его бездушному алгоритму и не предавая ту часть себя, которую именуем человечностью.
Литература
- Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 2023
- Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. М., 2001
- Юнг К. Человек и его символы. М., 2022
- Arkin, R. (2021). Governance and Oversight for Lethal Autonomous Weapon Systems. IEEE Robotics & Automation Magazine, 28(3), 34–47.
- Baker, D. (2021). Autonomous Weapons and Human Responsibility: The Kargu-2 Incident in Libya. Journal of Military Ethics, 10(2), 123–136.
- Baudrillard, J. (2001). The Vital Illusion. Columbia University Press.
- Bostrom, N. (2014). Superintelligence: Paths, Dangers, Strategies. Oxford University Press.
- Braidotti, R. (2013). The Posthuman. Polity.
- Brown, T. (2023). Beyond Accountability: The Psychological Impact of Drones on Civilian Populations. Technology & Society, 17(2), 101–119.
- Chamayou, G. (2015). A Theory of the Drone. The New Press.
- Chowdhury, F. (2022). Algorithmic War and the Dilemma of Responsibility: Psychological Perspectives. AI & Conflict Studies, 9(1), 56–73.
- Coeckelbergh, M. (2013). Human Being @ Risk: Enhancement, Technology, and the Evaluation of Vulnerability. Springer.
- Delgado, M. (2023). Media, Machines, and Fear: The Rise of Techno-Pessimism in Advanced Defense Systems. Journal of Contemporary Security Studies, 22(1), 78–95.
- Gunkel, D. J. (2012). The Machine Question: Critical Perspectives on AI, Robots, and Ethics. MIT Press.
- Hayles, N. K. (1999). How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics. University of Chicago Press.
- Kelly, M., & Kelly, A. (2022). Moral Distress and Autonomous Systems: Psychological Impacts on Military Personnel. Ethics in AI, 15(1), 45–59.
- Langer, E. J. (1975). The illusion of control. Journal of Personality and Social Psychology, 32(2), 311–328.
- McCorduck, P. (2004). Machines Who Think. A. K. Peters, Ltd.
- Mohan, S. (2024). Rethinking Lethal Autonomy: The Ethical Roadmap for Emerging Technologies. Journal of Robotics and Ethics, 11(2), 88–102.
- O’Neil, C. (2016). Weapons of Math Destruction: How Big Data Increases Inequality and Threatens Democracy. Crown.
- Royakkers, L., & van Est, R. (2016). The Cubicle Warrior: The Marvel of a Drone Operator’s Work. Ethics and Information Technology, 18(3), 197–208.
- Scharre, P. (2018). Army of None: Autonomous Weapons and the Future of War. W. W. Norton & Company.
- Singer, P. W. (2009). Wired for War: The Robotics Revolution and Conflict in the 21st Century. Penguin Press.
- Sparrow, R. (2007). Killer Robots. Journal of Applied Philosophy, 24(1), 62–77.
- Turkle, S. (2011). Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other. Basic Books.
- Virilio, P. (1994). The Vision Machine. Indiana University Press.
- Wallach, W., & Allen, C. (2009). Moral Machines: Teaching Robots Right from Wrong. Oxford University Press.
- Walzer, M. (2000). Just and Unjust Wars: A Moral Argument with Historical Illustrations. Basic Books.
- Winner, L. (1986). The Whale and the Reactor: A Search for Limits in an Age of High Technology. University of Chicago Press.