В родительском доме было все по-прежнему, словно время замерло. Тонкая паутинка опутала окна, мягкий свет с улицы вливался в окна, когда Рита раздвинула шторы. В один миг в воздух поднялся вихрь потревоженной пыли.
– Я снова дома…
Только дом встречал ее не отопленными стенами, пропитанными запахом сырости. Прошло четыре года после смерти отца и матери, но Рита все еще не могла смириться с мыслью, что их нет рядом.
На трюмо тикали часы, в хрустальной вазочке лежали никем не тронутые конфеты «Рачки» и мятные леденцы. Папины очки были видны в слегка приоткрытом футляре. Казалось, что за дверью вот-вот раздастся его голос:
– Рита, ты не видела, куда я подевал свои очки? Ума не приложу.
Но в комнате было тихо, только стрелки часов отбивали свой ритм.
Рита провела рукой по кружевной скатерти на столе, связанной матерью, и вспомнила ее натруженные руки, никогда не знавшие отдыха.
Мама поздно ложилась и рано вставала. Делала кучу работы по дому, шила одежду на заказ, вязала, обучала других… Часто у нее не хватало времени на своих детей. Но Рита всегда знала, что мама очень их любит.
В тумбочке под стареньким телевизором лежали фотоальбомы, углы были сильно повреждены. В доме похозяйничали мыши. Рита с самого детства боялась грызунов. Но сейчас ей было все равно. Даже если бы целая толпа мышей пищала под ее ногами в этот момент, она бы не обратила на них никакого внимания.
В советском серванте поблескивал сервиз, который доставался только на большие праздники. В доме всегда было весело и шумно: родные часто приезжали в гости и сам звали к себе. Сейчас поколение воспитывалось иначе: проще собрать всех в кафе или ресторане, чтобы не тратить время на готовку и уборку.
Рита поймала себя на мысли, что очень скучает по тем временам, когда люди были проще и жизнь никого не торопила и не делала эгоистами.
– Чего ты так долго? Я думал, мы сфотографируем дом и уедем сразу, у меня дел по горло, – Виктор недовольно смотрел на жену, стоя на пороге.
– Я хотела некоторые вещи собрать и на кладбище еще заехать.
– Зачем тащить отсюда ветошь?
Рита оглянулась вокруг. На сердце было тяжело. В этом доме прошла лучшая часть ее жизни. Она не могла жаловаться на жизнь в браке, но настоящей любви между ней и мужем не было. Только осознание этого пришло слишком поздно. Чувство долга перед семьей – мужем и детьми, привычка жить так и никак иначе не давали Рите возможности решиться на важный шаг для того, чтобы изменить ситуацию.
– Эта ветошь, как ты выразился, мне дорога как память.
– Как знаешь, но я свое мнение высказал. Давай побыстрее, через 10 минут я уезжаю, – мужчина хлопнул рукой по дверному косяку и широким шагом направился к калитке, что-то бубня под нос.
Рита сфотографировала все комнаты, собрала в коробки самые памятные вещи и закрыла дом. Под ногами кто-то замяукал. Чуть не споткнувшись об мягкий серый комочек, Рита от удивления вскрикнула.
Поставив коробки в багажник, Рита последний раз взглянула на отчий дом, сделала снимок и села в машину.
– Я закончила. Можем ехать.
Виктор был раздражен, что пришлось тратить свой выходной на поездку в такую даль. Если бы до деревни ходили чаще автобусы, он не задумываясь посоветовал жене самой разбираться. Но проблема старых ломающихся автобусов стояла остро. Прождать транспорт можно было не один час. А Рита после химиотерапии пока не могла ездить самостоятельно.
– Не сердись, пожалуйста, Витя.
– Я не злюсь. Хочется просто побыстрее продать дом и вздохнуть свободно.
Рита посмотрела в окно. Возле забора сидела кошка и внимательно смотрела вслед уезжающей машине.
***
Прошло уже две недели после поездки. Рите звонили очередные потенциальные покупатели. Дома обстановка накалялась. Младший сын бросил институт, у мужа были проблемы на работе, а свекровь надоедала своими звонками и просьбами приехать к ней на дачу и помочь в огороде.
– Рита, съезди к матери. Она меня уже извела. Ты все равно дома сидишь. Хочешь, я тебя отвезу? Не могу больше слушать ее причитания.
– У меня на этой недели плановые посещения врачей, Витя. Давай уже до выходных.
– Перенеси запись, не горит же. Вроде все в порядке.
– Как я перенесу? Очередь свою ждала месяц.
– Ты мне предлагаешь ехать самому? Я после смены, уставший, должен за город тащиться?
– Я не предлагаю, просто прошу до выходных подождать. И грядки подождут. Что случится за эти несколько дней страшного… Не понимаю. Твоя мать думает только о себе.
Виктор сжал кулаки от недовольства.
– Сидишь на моей шее. Как заболела, так одни проблемы.
Риту бросило в жар от таких грубых слов в свой адрес.
– Ты думаешь, я рада болеть и сидеть на твоей шее? Или, может, я специально заболела?
– А вдруг? Есть же методы самоубеждения, психосоматика.
Рита промолчала, не желая спорить.
– Я тебя поняла, Витя. Дети выросли, жена надоела, ты устал. Все ясно. Только в радости хорошо. А в горести – рукой проще помахать своим ближним.
Рита вышла из комнаты, уже окончательно решив, что продавать родительский дом не будет. Это было единственное место, где она чувствовала себя спокойно.
– Витя, помоги мне с переездом. Я закончу больничные дела и сразу хочу уехать в родительский дом. Больше ни о чем не попрошу. А дальше я справлюсь сама. Научусь жить заново.
– Очередная прихоть, – Виктор достал сигареты и закурил прямо в квартире. – А, знаешь, давай, живи, может, мозги на место встанут.
В соседнем дворе кричал петух, силясь заглушить мычание коровы Зорьки, которую вели на поле пастись. Запах разнотравья, потревоженного ветром, врывался в раскрытое окно. Солнце, запутавшись в легких белых занавесках, щекотало лицо спящей Риты.
Проснувшись здесь, вдали от городской суеты и постоянных упреков своих родных, она впервые за долгие годы ощутила себя счастливой.