Степан Иванович так заработался, что вспомнил про ёлку только 30 декабря. Это произошло утром, когда он вдруг совершенно неожиданно заметил на рынке, где работал грузчиком, новогоднюю красавицу. Вообще-то она стояла уже неделю, но Степан Иванович так уморился, что засыпа́л буквально на ходу. Он ахнул и схватился за голову. «Несчастная Варенька! Бедный Саша! Милый Ванюша! Остались без праздника… Ах, я пень, ах, я шляпа! Забыть про ёлку накануне Нового года!».
Степан Иванович вкалывал, как ломовая лошадка, на двух работах. В будние дни он таскал на рынке кирпичи и мешки с цементом, а на выходных чинил телевизоры, электропроводки, холодильники, стиральные машины и даже автомобили. Его жена Нина давно и тяжело болела, но всё-таки кое-как вела домашнее хозяйство и воспитывала детей. Почти всю зарплату Степан Иванович тратил на лечение жены. Он крутился, как белка в колесе, стараясь удержать семейный бюджет на плаву, но денег всё равно не хватало даже на самое необходимое. Несмотря на плачевное финансовое состояние, под каждый Новый год Степан Иванович расшибался в лепёшку, но всё-таки доставал для деток ёлочку – хоть самую малюсенькую…
Стоя посреди рынка, Степан Иванович лихорадочно думал, соображал, размышлял. Он знал, что накануне праздника продавцы взвинчивают цены как минимум в 2 раза. Денег, как всегда, не хватало, а между тем он чувствовал, что не в силах вернуться домой с пустыми руками.
И тут он вспомнил, что на входе у рынка дедушка Юра торгует дешёвенькими, куцыми ёлочками, которые почти никто не брал. Обычно покупатели обходили его уголок стороной. Дело в том, что помимо ёлочек дедушка Юра торговал сушёными карасями, от которых несло за версту и которых брали исключительно местные любители горячительных напитков. Этот специфический запах отпугивал людей, так что у дедушки никогда не переводились ёлочки – даже под Новый год.
Дедушка Юра тряс руками и танцевал ногами. На дворе стоял ядрёный мороз, который буквально за пару часов разогнал покупателей по домам. Но дедушка Юра был советским моржом и вышибал клин клином: закалялся, как сталь, и выживал на любом, даже 30-ти градусном морозе. Степан Иванович впопыхах врезался в дедушку и чуть не опрокинул столик с карасями.
– Дед, спасай, выручай, помогай! – хрипло воскликнул он. – Позарез нужна бюджетная ёлка!
Дедушка Юра развёл руками на все четыре стороны.
– Зря спохватился, поздно опомнился, – сочувственно изрёк он. – Всё раскупили! На таком зверском морозе караси не пахнут, вот народ и сбежался. Ты не поверишь – буквально за час смели 20 штук!
– Это конец, – пролепетал Степан Иванович. – Хоть под землю провалиться!
– Эх, бедняга, я тебе ничем не могу помочь, – сочувственно продолжал дедушка Юра. – Возьми хоть карася на закуску.
– Я не пью, – упавшим голосом возразил Степан Иванович.
– Бери, говорю, – не унимался дедушка Юра. – Бесплатно даю.
Степан Иванович сунул сушёную рыбку за пазуху и, понурив голову, поплёлся обратно на склад, где ему предстояло разгрузить грузовик с кирпичами и тележку с цементом. Обычно во время этой процедуры у него перед глазами мельтешили красные прямоугольники и серые точки. Так было и в этот раз, только теперь они крутились вперемешку с ёлками.
За 2 часа работы Степан Иванович так уморился, что его вдруг осенило. Он вспомнил, что рядом с его домиком, в соседнем заброшенном дворике, давно растёт и никак не вырастает щупленькая ёлочка. Она вполне подойдёт на домашний праздник, ведь ни деткам, ни жене, ни тем более ему много не надо для счастья… Это была гениальная догадка. Приземлив последний мешок с цементом, Степан Иванович со всех ног помчался домой. Не успел он 4 раза пропеть «В лесу родилась ёлочка», как очутился на месте.
***
Этим местом был старый чулан, где дедушка Юра хранил свой лежалый топорик. Степан Иванович без колебаний спустился вниз. Мы говорим – без колебаний, потому что из сарая шёл специфический запах, который отпугивал даже мышек и тараканов.
Но Степан Иванович так окрылился, что у него отбило нюх. Он принялся в темноте шарить по углам. Сначала он наткнулся на паутину и согнал с насиженного места старого сонного паука, потом врезался в жухлый веник и, наконец, добрался до топорика. Прижимая его, как добычу к груди, он выкарабкался наружу и через дырку в заборе залез в соседний дворик.
Он с опаской огляделся по сторонам. Здесь стояла необычайная тишина, вокруг не было ни души. Всё, казалось, благоприятствовало «преступлению». Степан Иванович подошёл к ёлочке и остановился перед ней в задумчивости. С утра шёл лёгкий снежок, и теперь она стояла вся белоснежная, нежная, воздушная… такой он её ещё никогда не видел! Казалось, бедняжка нарочно принарядилась к празднику. Эти мысли вихрем пронеслись в разгорячённом мозгу Степана Ивановича. Ему даже стало стыдно…
Но тут перед его мысленным взором возникли бледное личико Вареньки, веснушчатая физиономия Саши и унылая мордашка Ванюши, которые взирали на него с безмолвной надеждой и немым укором. Это зрелище отрезвило Степана Ивановича и рассеяло его мгновенные колебания. Он крепко стиснул топорик в руках, встал в боевую позу, прицелился, замахнулся и…
– Гав! Гав! У-у! – вдруг раздалось позади него.
Степан Иванович обомлел, остолбенел, окаменел, оцепенел, словно посмотрел в лицо медузе. Через 2 минуты он осторожно покосился направо и увидел огромную тощую овчарку. Тут Степан Иванович решил, что пропал. Если с домашними собачками он ещё кое-как ладил, то на бродячих у него с детства развилась хроническая аллергия. Он смертельно их боялся, а они его на дух не переносили. Но эта овчарка явно была настроена дипломатически; её лай носил протокольный характер.
Очевидно, бедное животное считало себя хозяином этой территории и не терпело посторонних. Степан Иванович прочитал это на её степенной морде и, недолго думая, попятился назад. Овчарка шевельнула усами – Степан Иванович сделал ещё несколько шагов назад и нащупал забор. Собака помахала хвостом. Ободренный её согласием, Степан Иванович задом вылез через дырку и дрожащими руками задвинул её доской. Переговоры окончились – можно было идти домой.
Но бедняга был так напуган, что без сил опустился на пень, в изнеможении прислонился к дереву и потерял сознание. Он пришёл в себя от того, что на него сверху упал маленький снежный комочек. Он вздрогнул и поднял голову. На ветке прыгали два воробья, которые, казалось, уже справляли праздник. Степан Иванович опомнился и встал. Нужно было вернуть топор на место и срочно придумать новый способ где-нибудь раздобыть ёлку.
Первое он сделал за пару минут, а на второе потратил не меньше трёх часов, но так ничего и не решил. Он вышел на улицу и медленно побрёл куда глаза глядят. Словно нарочно ему на каждом шагу попадались ёлки. Они стояли везде – в витринах магазинов, в окнах банков, аптек, школ и других учреждений. От этого ёлочного изобилия у Степана Ивановича под конец закружилась голова, и он не заметил, как очутился в каком-то незнакомом дворе.
Он с изумлением осмотрелся по сторонам и вдруг увидел перед собой искусственную ёлочку, которую явно кто-то забыл. Она лежала на лавке в праздничном пакете с блёстками. Пушистые веточки торчали наружу, и нежный снежок покрывал их красивым белоснежным налётом. Степан Иванович, не помня себя, воровато огляделся вокруг. Всё было тихо, кругом не было ни души. Он подошёл к лавке и снова осмотрелся. Вокруг царила торжественная, предновогодняя тишина, которая благоприятствовала «преступлению». Его руки сами потянулись к желанному пакету. Но едва он коснулся пальцами блестящей упаковки, как его пронзила молниеносная мысль: «Это же воровство!». Степан Иванович вдруг почувствовал, что дети никогда его не поймут, если узнают, какой ценой он устроил им праздник. И он отступил. Лёгкий ветерок колыхал веточки искусственной красавицы. У Степана Ивановича потемнело в глазах, и он, не помня себя, отправился восвояси.
***
Он не помнил, как очутился перед своим подъездом. Его ноги стали, как ватные, так ему не хотелось подниматься в квартиру! Это был первый Новый год без ёлки! Как он посмотрит детям в глаза? Однако уже темнело, нужно было возвращаться в родные пенаты. И он нерешительно, робко, бесшумно поднялся на второй этаж и, остановившись перед дверью, дрожащей рукой нажал кнопку звонка.
Прошла минута ожидания. В прихожей послышались тихие, заговорщические шаги, которые подкрались к двери и замерли. Степан Иванович почувствовал интригу и снова позвонил. Звякнула щеколда, и в образовавшуюся щель высунулась веснушчатая физиономия Саши. Он с многозначительным видом приложил палец к губам.
– Пап, ты только не волнуйся, у нас для тебя сюрприз, – свистящим шёпотом произнёс он. – Заходи, не бойся.
Степан Иванович, пошатываясь, исполнил его просьбу. Из крошечной прихожей он шагнул в зал – единственную комнату в квартире, которая ночью была общей спальней, днём – классной детей, а вечером – «залом». В углу стояла небольшая мохнатая ёлочная ветка, украшенная самодельными, бумажными снежинками и разноцветными флажками. Рядом с ней с победоносным видом стояли Ваня и Варя.
Степан Иванович обомлел и хотел что-то сказать, но тут дверь на кухню приоткрылась, и предостерегающе зашипел чайник. Степан Иванович понял тонкий намёк и промолчал. Он сгрёб детей в охапку и крепко их расцеловал. Потом заглянул на кухню. Нина стояла у буфета и резала хлеб. Степан Иванович подошёл к ней сзади, крепко обнял и поцеловал.
– Я дурак и ничего не понимаю в жизни?
Нина молча кивнула.
– Ты у меня умница. Спасибо за детей. Они – мой главный подарок и лучший праздник в жизни.
Нина обернула к нему бледное, худое лицо и, в свою очередь, крепко его поцеловала.
---
Автор: Людмила П.