Осенью 2018-го я приехал на интервью к Алексею Севастьянову. В юности он играл за хоккейную сборную Эстонии, в молодости снимался в «Брате» и «Особенностях национальной рыбалки», а в тридцать четыре года стал президентом футбольного клуба «Псков-747». Как это вышло, он рассказал мне в своем офисе на втором этаже псковского автоцентра.
«Родители развелись, когда мне было двенадцать. Мама по профессии зубной врач, ей предложили работу в рыбацком городке - пятьдесят километров от Тарту. Сразу дали квартиру, и она туда уехала, а я с восьмого класса жил один. С мамой поехать не мог - из-за школы и тренировок.
Отец - заядлый футболист, а я был хоккейным вратарем и лет до двадцати играл за сборную Эстонии.
В детстве почти ежегодно участвовал в «Золотой шайбе» и входил там в число лучших, что позволяло неделю тренироваться у Анатолия Тарасова. Это неоценимый опыт: он воспитывал в ребенке не только мастерство, но и дух.
Команда Тарту нашего возраста обыгрывала рижское «Динамо» и достойно билась с московским. Трех лучших игроков нашей команды отправили в харьковский хоккейный интернат.
По эстонским меркам там были жуткие условия - босячество, голод, клопы. К тому же все местные были против нас - мы не были к этому готовы. После двух недель там мы уехали в сборную Эстонию - возвращаться в Харьков никто не захотел.
При этом я часто приезжал на Украину к папе и бабушке. Зная о националистических настроениях в Эстонии, они спрашивали: «Боже мой, как же вы там выживаете?»
В Тарту я возвращался с тренировки домой через стопроцентно эстонский район - на всякий случай брал с собой клюшку и вратарский блин, но когда приставали, обходился без них.
Как говорится, вы меня в драке не видели - я так быстро бегаю. Любой национализм - от дурости. В Эстонии он быстро прошел».
Закончив Тартуский университет, Севастьянов шесть лет работал детским тренером по хоккею.
«Дети меня так любили, что по моему примеру коротко стриглись. За пару лет я поднял команду с двенадцатого места в тройку. Мне нравилось работать тренером, но чтобы достойно зарабатывать, я, как и многие в девяностые, гонял машины из Прибалтики в Петербург.
Однажды увидели с друзьями объявление о наборе в Санкт-Петербургскую академию театрального искусства. Я поспорил, что поступлю. Купил книги Пушкина и Крылова, быстро подготовился, прочел на экзамене отрывок из поэмы «Цыганы» и басню «Ягненок и волк». Спел песню. Я, конечно, предлагал ее не петь, но все равно пришлось. Над моим исполнением очень долго смеялись.
Вернувшись в вестибюль, я услышал: «Ты точно поступил. Все шикарно». А потом увидел, что украли мою барсетку с паспортом, деньгами и документами на машину.
Позвонил по мобильному телефону товарищу: «Эти 16-летние Шварценеггеры и Ким Бэсинджеры ******** [стащили] мою сумку!»
Поворачиваюсь, а аудитория открыта, и вся комиссия слушает мою лексику. Сказали: «Так-то все нормально, но у нас культурное учреждение. Вам, наверно, не к нам». - «Спасибо. Извините».
Поехал на улицу Чехова, 15 - недалеко от академии. Старший лейтенант милиции оторвал кусок обшарпанной бумаги и напечатал справку, что у меня украли все документы. Отправили запрос в Эстонию, чтобы мне сделали документ для пересечения границы. Пока ждали ответа, я поступил к другому театральному мастеру.
По той потрясающей справке я ездил еще полгода. Лучше любого паспорта! Она так износилась, что когда я ее с трудом доставал, меня сразу отпускали. Российское гражданство получил уже после того, как снялся в популярных фильмах.
Правда, в театральной академии проучился только пару месяцев. В Эстонии я считался лицом без гражданства и в российском вузе приравнивался к иностранцу, так что за полгода обучения пришлось бы заплатить около двух тысяч долларов.
Это были очень серьезные деньги - в Эстонии квартиру можно было купить. Тогда каждая сотня долларов давалась с трудом, и не хотелось отдавать две тысячи за один семестр. К тому же от меня требовали документы, а у меня были только справка из милиции и паспорт Советского Союза. В общем, с учебой пришлось завязать.
Зато через общую подругу познакомился на театральной тусовке с Мишей Пореченковым. Он протащил меня в актерский отдел «Ленфильма» - сказал, что я его однокурсник (на киностудию брали только с третьего курса театрального).
По возрасту я подходил, а на каком я реально курсе - никто не проверял. Подарил женщине на «Ленфильме» духи из duty free, и меня зачислили в массовку.
Попал в норвежский фильм «Обожженные морозом», где играл Евгений Сидихин. Про молодых офицеров пятидесятых годов. Снимали на Витебском вокзале - холодно, голодно, съемочный день затягивался. Весь день снимали проходы к ресторану, и к вечеру кушать уже ну очень хотелось.
Наконец часов в семь нас запустили в сам ресторан, где были накрыты шикарные столы. Камера, мотор - первый дубль неудачный. Ребята смотрят: а на столе уже почти все съедено. Нас попросили: «Не спешите».
Видимо, режиссеру понравилось, как я выглядел в военной форме, и на второй дубль он попросил меня сесть ближе к главному герою. Там я закусил еще лучше. На том фильме я запомнился девочке, помощнице режиссера.
Сказала: «Набираем актеров на фильм Балабанова. Хочешь - приходи. Но денег много не будет». - «С удовольствием».
С работой в кино тогда было очень тяжело: в баре на «Ленфильме» сидели актеры (например, потрясающий Андрюша Краско) и просто ждали работы. Думаю, многие это с ужасом вспоминают.
Меня же Балабанов утвердил на роль одного из бандитов в «Брате» после короткой беседы. Я хорошо знал то, о чем снимался фильм: половина моего тартуского спортивного факультета ушла в рэкет.
Эти ребята - боксеры, борцы - тренировались три раза в день, всегда хотели кушать, так что я легко вжился в роль. Да и сам Балабанов из такого края (Свердловск), что трезво смотрел на вещи. Поэтому кино получилось таким честным. Работали быстро и дружно - сняли на одном дыхании за месяц.
Балабанов - человек, к которому испытываешь чувство притяжения. Он ненавязчивый собеседник, но за столом с ним интересно. Вступая в дискуссию, он наполнял ее новыми краскам. Умел и рассказывать, и слушать. Например, прислушался ко мне в сцене изнасилования.
Бюджет маленький, у героини одно платье, нужно было снять с первого дубля. А на репетициях ничего не клеилось. Все нервничали, и наконец я сказал Балабанову: «Леш, зачем ее таскать и бить? Дал ей раз, она отлетела, порвал платье - и вперед».
Вся группа примолкла. Балабанов: «Быстро снимаем именно так, как он сказал». Потом спросил: «Слушай, откуда у тебя такой опыт?» - «Да нет никакого опыта. Просто зачем ее дергать туда-сюда? Мы же пришли унизить и обидеть, чтобы найти Бодрова и показать, что с нами не шутят».
Хотя чаще, конечно, я учился, чем советовал. На съемках пытался ловить каждое движение Виктора Сухорукова. От него веет мастерством и профессионализмом. Как он перевоплощался! Это гениально.
Сергей Бодров - очень душевный человек. Не люблю жмотов, а он как раз открытый, добрый. Так просто делал красивые дела, что вызывал умиление и симпатию. Зная, что у кого-то из девочек в съемочной группе плохо с деньгами, он делал им подарки, но это выглядело как что-то само собой разумеющееся.
Как же приятно вспоминать съемки «Брата»! В девятом классе я ходил на концерты «Наутилуса», знал все их песни наизусть, а тут сижу за одним столом с Вячеславом Бутусовым. Трешь глаза и все равно не веришь - это точно со мной происходит?
Друзья потом поражались: как ты мог не сфотографироваться и автограф не взять?! Да я балдел уже от того, что разговаривал с Бутусовым! Работаешь с человеком восемь часов на площадке, пьешь с ним чай из пластиковых стаканов, ешь несвежие сосиски с левым кетчупом - а потом брать автограф?»
Самая смешная история съемок - сцена погони за Сергеем Бодровым.
«Забежали в подворотню, выстрелили, и от грохота обвалилась старая штукатурка. На нас упал хороший такой кусок, и мы не знали, что играть - это было очень неожиданно. По голове прилично бахнуло, и мы растерялись - так задумано, что ли?
На выходе из двора нас ждала камера, а мы не выбегали. Помощник оператора заглянул в подворотню, а там стоим мы с партнером - все в меле. Я даже не понимал, в какую сторону дальше бежать.
Другая прикольная сцена - взрыв на рынке. Мы не могли в толпе устроить настоящий взрыв, но требовалось, чтобы люди обернулись. Что только не перепробовали, а народ спокойно ходил по своим делам.
Тогда пожилая, опытная актриса сказала: «Сейчас все обернутся». Зашла в толпу и закричала: «Украли! Кошелек украли!» Все сразу обернулись на нее, а потом сразу - на свои сумки. Лучше было не снять, поэтому этот дубль оставили».
В том же 1997-м Севастьянов снялся у Александра Рогожкина.
«По сравнению с «Братом» «Особенности национальной рыбалки» - это совсем другой уровень по бюджету. Там и пробы были серьезнее, но я обошел в борьбе за роль Александра Лыкова (Казанову из «Улиц разбитых фонарей»), потому что консультант фильма, отставной адмирал, показал на меня: «Командир ракетного катера - это он!»
После проб в Питере - назад в Эстонию. Пересек границу, подъезжаю к Тарту - звонок: «Завтра отправляешься в экспедицию со съемочной группой». Доезжаю до дома, переодеваюсь - и в Кронштадт. А там уже вовсю идет творческий праздник. Три дня подряд. Так и подготовился к роли.
Трудно вспомнить, сколько у меня было съемочных смен, но прожил я в Кронштадте две с лишним недели - праздники были очень часто. Режиссер Рогожкин охотно переписывал сценарий во время съемок.
Расскажешь ему что-то, он посмеется, а потом видишь - эта смешная история появилась в фильме. На каждом шагу рождался какой-то прикол - пять человек нормально заходили в автобус, а с шестым обязательно что-то происходило.
Все время было весело, но один раз нам по ошибке привезли отбракованную водку. Отравились все. Два или три дня никто встать не мог.
При этом пьяными не снимались - алкоголя хватало в другое время. Для меня «Особенности национальной рыбалки» - две недели веселья и светлого общения в сочетании с работой. Наверное, это и есть счастье.
Правда, мою роль в итоге озвучил Лыков - из-за досадной ошибки. Я сказал, что после съемок уеду в отпуск и меня не будет с пятнадцатого по тридцатое число. Но девочки на студии ошиблись, и озвучивание пролетело мимо меня».
Фильм Рогожкина сделал Севастьянова узнаваемым. Однажды это спасло его от неприятностей.
«После съемок «Убойной силы» я мчался усталый и голодный к друзьям на шашлыки. Ехал в машине, взятой на продажу. На посту ГАИ меня тормознули. А на мне цепь и наколки - я же весь день играл вора в законе, который прятался в психушке.
«Опа! - воскликнул гаишник, увидев меня. - А почему машина на транзитных номерах?» - «Продавать везу». - «Еще и по доверенности?» - «Да». - «Пойдем на пост».
Направили на меня автомат. Говорю: «Да это все нарисованное». Стал тереть наколки, а они не стираются. «Ты откуда такой?» - «Из Эстонии». - «А паспорт где?» - «Торопился утром - не взял с собой». - «Ага, конечно». И - в рацию: «Черемуха, Черемуха, я Север. ОМОН сюда».
Думаю, ну все, приехал.
Зашел капитан: «О, да это же артист - в «Рыбалке» снимался». - «То-то я смотрю мне его рожа знакома. Думал, в ориентировках видел». Я потерял час, опоздал на шашлык, но был счастлив, что меня отпустили».
На рубеже девяностых-нулевых Севастьянов снялся во всех популярных сериалах - не только в «Убойной силе», но и в «Улицах разбитых фонарей» и «Агенте национальной безопасности», где одну из главных ролей исполнил Андрей Краско, в 49 лет умерший от сердечной недостаточности на съемках фильма «Ликвидация».
«Это уникальный человек. Готов был последнюю рубашку отдать. С ним на площадке хорошо, а вне площадки - еще лучше. Оказываясь с ним рядом, я балдел от того, что Бог подарил мне такое счастье.
Слушал его, и будто читал жизненную энциклопедию. Написанную не мелким шрифтом, черным по белому, а объемную - как детская книга с декорациями».
Съемки в кино были для молодого бизнесмена Севастьянова не забавой, а любимой и хорошо оплачиваемой работой.
«Не считая «Брата», я зарабатывал серьезные деньги - например, на «Рыбалке» получал за съемочный день пятьсот долларов. Я часто снимался, получал все больше предложений, но в 2004-м взял паузу.
Автомобильные дороги привели в Псков. Сначала думал, что так будет даже удобнее сниматься в Питере, но тут оказалось очень много работы».
Весной 2007-го Севастьянов стал депутатом псковского областного собрания. Сегодня он отказывается называть ту предвыборную кампанию тяжелой.
«Да ничего тяжелого - просто мне сожгли дачу. Тогда это модно было - много-то ума не надо. На девяносто процентов я знаю, кто это сделал. Мне доставляет удовольствие, что он догадывается, что я его вычислил. Он работает и живет в Пскове.
Еще был очень креативный ход - в ночь перед выборами на лобовые стекла машин и дверные глазки наклеили стикеры «Голосуйте за Севастьянова». Молодцы: хорошие наклейки, долго сдирались, для конца девяностых была бы классная акция, но к 2007-му люди поумнели - понимали, что нормальный человек такое делать не будет».
Десять лет назад Севастьянов соскучился по кино.
«Ощутил, что не хватает тех эмоций. Выложил агентам свои новые фотографии, и дело пошло. Снялся, например, в двух исторических фильмах Дмитрия Месхиева - «Батальон» и «Стена».
В футбол Севастьянова затянуло в середине нулевых.
«Я открывал в Пскове автосалоны, автомагазины и, конечно, был заинтересован в том, что разместить рекламу на стадионе, куда приходило восемь-десять тысяч мужчин. Красиво вручили команде «Псков-2000» чек на миллион рублей и разместились на форме и рекламных щитах. Это был чисто коммерческий ход.
Позже я узнал, что наши деньги пошли на латание дыр. Мне-то реклама помогла, а вот команда обанкротилась. Ко мне подошел местный ветеран: «У тебя совесть есть? Я, как вернулся с войны, всю жизнь ходил на этот стадион. Что вы сделали с клубом?»
Я даже не сразу понял, о чем он. Потом заслуженные псковские футболисты предложили взять заброшенный стадион «Локомотив». Взял. Помогите детишкам! Помог. Давайте в любительскую лигу заявимся! Давайте. Ввязался в это, и стало жалко бросать.
Потом пришла мама одного из игроков: «Раньше был профессиональный клуб. Я хоть знала, что сын может туда попасть. А сейчас ему чем заниматься?» Заявились во вторую лигу - оказалось, играть там даже дешевле, чем в любительской, где у нас в год набиралось четыре выезда на Кольский полуостров: мало того что ездить далеко, так еще и снега там нет лишь в июле».
Севастьянов не только содержал в Пскове команду второй лиги (ее не стало в 2020-м) и детскую школу, но и возглавлял областную федерацию футбола. Десять лет назад местный чемпионат прославил судья матча «Шелонь» (Порхов) и «Чайка» (Гдов) Николай Мощев: он отмахивался от игроков электрошокером, но через несколько секунд был отправлен в нокаут.
«Мощева отстранили, но он и не был действующим судьей: закончил профессиональную деятельность, но первый арбитр заболел, и пришлось судить Мощеву.
Рыбаки - серьезные ребята, целую неделю в озере сети таскают, а тут приехали на матч - арбитр подсуживает. Пригрозили, запугали, и на второй тайм судья вышел с электрошокером...
Да, прославиться мы умеем. Показываем все, что есть в нашем футболе - от профессионалов до любителей. До этого в матче двух райцентров через поле проехала телега с лошадью. Мужик решил, что это самый короткий путь. Мяч пролетел под телегой и заскочил в ворота. Судья засчитал.
А все потому, что играем на простых полях. Но ведь играем же! Футбол в Псковской области есть на всех уровнях».
На мировой уровень псковскую команду летом 2010-го вывел полузащитник Максим Молокоедов. Он попался в аэропорту Сантьяго с шестью килограммами кокаина, получил три года, привлек внимание тренера сборной Чили Клаудио Борги, приехавшего на встречу с заключенными, и прямо в тюрьме подписал контракт с командой второй лиги «Сантьяго Морнинг», за которую играл до 2014 года, продолжая отбывать срок.
«У него закончился контракт с нашей командой, и он уехал отдыхать к брату, - говорит Севастьянов. - Мы были не против продлить с ним контракт, но его хлопнули с такой посылкой. Как мы могли помочь человеку, которого закрыли в тюрьме на другом континенте? Только написали характеристику, когда нас попросили.
Он нормальный парень, не дурак. Не конфликтный малый. Считаю, его подставили».
В 2011 году в Псков вернулся Эдуард Малофеев, полуфиналист ЧМ-66, в качестве тренера выигравший чемпионат СССР с минским «Динамо». На излете девяностых он уже выводил псковскую команду во вторую лигу, а потом приходил в нее еще два раза.
«Я чувствую себя здесь комфортно, - объяснял специалист возвращение. - Сам дух действует на меня положительно. Я даже в Ленинграде чувствовал себя хуже. Псков - намоленный город, здесь много церквей – это для меня очень важно».
Севастьянов дополняет: «Он был без работы и сам хотел сюда приехать. Губернатор помог потянуть зарплату, и Малофеев вернулся. Я не видел тренера, который бы лучше работал с молодежью.
Фантастическое зрелище: он подолгу, глядя в глаза, втолковывал что-то шестнадцатилетним мальчикам, которые и не видели, как Малофеев выигрывал чемпионат СССР и тренировал сборную. После двух-трех таких бесед это были уже другие футболисты. Он умел их заряжать.
Его слабость к алкоголю - иная история. Главное, что, подходя к стадиону, он начинал работать. Возглавляя первую команду, любил даже посмотреть, как работают детские тренеры. Покинул он Псков из-за проблем со здоровьем».
До Малофеева «Псков-747» тренировал Владимир Косогов. В советское время он был вратарем в дальневосточных клубах второй лиги, в начале девяностых открыл во главе псковского «Машиностроителя» Дмитрия Аленичева, поработал в Хорватии и Бельгии, а в 2008-м прогремел на всю Россию: в роли тренера команды из Вышнего Волочка заявил на пресс-конференции, что «Терек» и «Томь» покупали матчи для выхода в премьер-лигу.
Доказательств, правда, не предоставил и был оштрафован на сто тысяч рублей. Через полтора года Севастьянов вернул Косогова в Псков.
«Ту историю растиражировали, а про самого Косогова забыли, но вообще-то многим нужно взять с него пример и сказать про наш футбол правду. В нем не все хорошо. Его надо тряхануть по полной».