– Боже мой... Откуда это здесь? – прошептала Надежда Ивановна, и её руки задрожали, когда она коснулась золотистого ободка на чайной чашке.
Светлана с гордостью оглядела праздничный стол, который накрыла для юбилея свекрови. Старинный фарфоровый сервиз, найденный случайно в кладовке, придавал столу особую торжественность. Тонкий узор из васильков, золотые виньетки по краю – такой красоты она давно не видела.
– Мам, ну что ты застыла? Садись, все уже ждут! – Дмитрий попытался подвести мать к столу, но та словно окаменела.
– Я... я сейчас. Мне нужно на минутку на кухню, – голос Надежды Ивановны дрогнул, она развернулась и почти выбежала из комнаты.
Гости переглянулись. Светлана растерянно посмотрела на мужа, но тот лишь пожал плечами. Через полуоткрытую дверь кухни донеслись приглушенные всхлипывания.
– Может, ей плохо? – забеспокоилась Светлана.
– Да нет, – Дмитрий нахмурился. – Просто... странно всё это.
Праздник был безнадежно испорчен. Гости вяло переговаривались, то и дело поглядывая на дверь кухни. Надежда Ивановна вернулась через полчаса с красными глазами, но больше ничего не сказала о случившемся. Только всё время отводила взгляд от злополучного сервиза.
***
Прошла неделя. Светлана не находила себе места – случай с сервизом не давал ей покоя. Она помнила, как загорелись глаза, когда она обнаружила эти изящные чашки в старой коробке на антресолях. "Смотри, какая красота!" – показала она мужу. "А, это, кажется, от бабушки осталось", – равнодушно отозвался тот.
Теперь же Светлана корила себя за то, что не расспросила подробнее. Что-то явно было не так с этой посудой, что-то важное, раз свекровь так отреагировала.
В один из вечеров она набралась смелости и поехала к Надежде Ивановне. Та жила одна в небольшой квартире на окраине города. Открыв дверь и увидев невестку, помялась на пороге, но всё же пригласила войти.
– Чаю? – спросила хозяйка, привычно гремя чайником.
– Надежда Ивановна, – Светлана решила начать прямо. – Я хотела поговорить о том сервизе...
Чайник звякнул о плиту громче обычного. Надежда Ивановна замерла, потом медленно повернулась.
– Зачем ворошить прошлое? – тихо спросила она, но в голосе прозвучала такая боль, что Светлана поняла – именно сейчас это прошлое и нужно ворошить.
– Потому что оно до сих пор с вами. И оно вас мучает.
Надежда Ивановна опустилась на табурет, словно ноги отказались её держать.
– Этот сервиз... Он был частью моей прошлой жизни. Той, которую у нас отняли, – она помолчала, собираясь с мыслями. – Мы жили в большом доме, настоящей усадьбе. Отец был известным врачом, мать... она обожала красивые вещи. Этот сервиз был её гордостью. Мне было шестнадцать, когда всё изменилось.
Она замолчала, и Светлана терпеливо ждала продолжения.
– Отец заболел. Тяжело. Нужны были деньги на лечение. И тут появился он... Константин. Предложил выкупить усадьбу. Обещал, что мы сможем там жить, пока не встанем на ноги. Мы поверили. А он... – голос Надежды Ивановны дрогнул. – Он нас выставил. Всё распродал. Даже мамин сервиз.
Светлана слушала, затаив дыхание. История постепенно складывалась в общую картину, но что-то всё равно не сходилось.
– Но как же сервиз оказался у бабушки Димы?
– Вот это я и не могу понять, – покачала головой Надежда Ивановна. – И думать об этом больно.
***
Дома Светлана достала старые фотоальбомы, которые хранились в семье мужа. Она помнила, что видела там какие-то старые снимки усадьбы.
На пожелтевшей фотографии молодая Надежда стояла на фоне двухэтажного особняка. На столике рядом с ней красовался тот самый сервиз. "1975" – было написано на обороте.
– Дим, – позвала она мужа. – Смотри!
Дмитрий долго вглядывался в фотографию.
– Странно... Бабушка никогда не рассказывала, откуда у неё эти чашки. Да я, честно говоря, и не спрашивал.
– А может, стоит спросить? У кого-нибудь из старших родственников должна быть информация.
Дмитрий поморщился:
– Зачем ворошить прошлое? Мама расстроится ещё больше.
– Она уже расстроена! – воскликнула Светлана. – И будет расстраиваться каждый раз, когда видит этот сервиз. Нужно узнать правду.
– Ладно, – сдался наконец Дмитрий после недели уговоров. – Давай съездим. Только не представляю, как уговорить маму.
Уговаривать пришлось долго. Надежда Ивановна наотрез отказывалась, и Светлана её понимала – кому хочется бередить старые раны? Но в конце концов материнское сердце дрогнуло.
– Хорошо, поеду. Только чтобы потом не жалеть, что не решилась, – тихо сказала она, теребя край фартука.
***
Когда машина остановилась у знакомых ворот, у Надежды Ивановны перехватило дыхание. Старая липовая аллея, по которой она столько раз бегала в юности, превратилась в настоящий лес. Но в глубине всё так же виднелся силуэт двухэтажного особняка – потемневший от времени, с облупившейся краской, но всё такой же величественный.
– Боже мой... – прошептала она, машинально прижимая ладонь к груди. – Я столько раз видела этот дом во сне, а теперь... Всё другое, но всё такое родное.
Они не ожидали, что дом обитаем. Но когда поднялись на крыльцо, дверь открылась, и на пороге появился седой мужчина с тростью.
– Надя? – его голос дрогнул. – Господи, неужели это ты?
Надежда Ивановна пошатнулась, Светлана едва успела её поддержать.
– Константин?
Они сидели в старой гостиной. Те же стены, другая мебель. Константин не отрывал взгляда от Надежды.
– Я ждал этого дня, – тихо сказал он. – Столько лет ждал, но не находил смелости сам тебя найти.
– Зачем ты это сделал? – в голосе Надежды звучала застарелая боль. – Зачем выгнал нас?
– Выгнал? – Константин растерянно моргнул. – Надя, я никого не выгонял. Я выкупил дом, чтобы его не забрали за долги. Хотел сохранить его для тебя. Для вашей семьи.
– Что? – теперь растерялась Надежда. – Но мама сказала...
– Твоя мама... – Константин тяжело вздохнул. – Она не хотела, чтобы ты знала правду. Когда твой отец заболел, у него были огромные долги. Кредиторы угрожали отобрать всё. Я предложил помощь, но твоя мать... Она была гордой. Предпочла уехать, чем принять помощь от человека, который был в тебя влюблен.
– Влюблен? – эхом отозвалась Надежда.
– Я любил тебя с первого взгляда, – просто сказал Константин. – Но твоя мать считала меня неподходящей партией. А когда я купил усадьбу...
– Она сказала, что ты нас предал, – закончила за него Надежда. – Что ты специально дождался момента, когда мы будем уязвимы...
– Я сохранил всё, что смог, – Константин с трудом поднялся и подошел к старому буфету. – Вот, смотри.
Он достал знакомую чашку с васильками.
– Это... такой же сервиз?
– Это тот самый сервиз, Надя. Я выкупил его у перекупщика. Хранил все эти годы. Часть передал твоей свекрови, когда узнал, что ты вышла замуж. Надеялся, что однажды он вернётся к тебе.
Надежда Ивановна закрыла лицо руками. Плечи её задрожали.
– Сорок пять лет, – прошептала она. – Сорок пять лет я жила с обидой, которой не было. Ненавидела человека, который хотел мне помочь...
***
В машине по дороге домой все молчали. Только когда въехали в город, Надежда Ивановна тихо сказала:
– Света, спасибо тебе. Если бы не твоё упрямство, я бы так и не узнала правду.
– А что теперь? – спросила Светлана.
– Теперь? – Надежда задумалась. – Теперь я, пожалуй, буду пить чай из маминого сервиза. Но уже без горечи. – Знаешь, я ведь столько лет не могла спать по ночам, всё думала и думала об этом, – тихо призналась Надежда Ивановна. – А теперь словно камень с души упал. Может, правда стоит наконец отпустить всю эту боль?
Дома она первым делом пошла к серванту. Достала чашки, бережно вытерла каждую полотенцем. На глазах снова выступили слёзы, но теперь уже другие – светлые.
– Ну что вы стоите? – улыбнулась она сыну и невестке. – Ставьте чайник. Сегодня я хочу угостить вас чаем из маминого сервиза. По-настоящему, с любовью. Как она когда-то учила меня.