Этого Васю Наталья знала уже больше двадцати лет. Муж познакомил ее с Васей, когда у них длился конфетно-букетный период: Наталья с Димкой, молодые, сильные, до краев наполненные взаимной любовью, соединившись друг с другом, как разноцветные краски, постепенно перемешивая свои жизни, сливаясь, образовывали новый оттенок, новое звучание, которому скоро предстояло назваться СЕМЬЕЙ. Все, что было у них до этого; мечты, дела, родители, друзья, вещи, стало общим. Единым. И со всем этим надо было мириться, привыкать, впускать в свою жизнь.
Вот и Вася… Его нужно было теперь считать СВОИМ. Димка уж очень восхищался старшим товарищем, коллегой и другом. В холостую бытность свою завидовал этому Васе: все-то у него есть, жена, квартира, налаженный образцовый быт, покой и довольствие. А Димке никак не везло: его мотало из одной крайности в другую, с девушками не ладилось, собственного жилья не было, родители, вымотав душу бесконечными скандалами, вздумали разводиться на старости лет, на работе дурдом… И только у Васи Димка мог отдохнуть морально и физически, зализать, так сказать, душевные раны свои.
Ну, конечно же, Наташка желала познакомиться с легендарным Димкиным эталоном! Всех ребят, приятелей и дружков она уже знала – нормальные люди, веселые, симпатичные, не без недостатков, конечно, ну и что – живые же люди. А тут – эталон! Дружить с эталонной семьей – бесценно – кладезь опыта и мудрости! Есть у кого учиться, чтобы не повторять классические ошибки, становящиеся впоследствии причиной разрушительных разводов.
Договорились встретиться на Васиной даче. Пожарить шашлыки, выпить домашнего (!!!) вина, отдохнуть на свежем воздухе, среди тихой дачной пасторали. Наталья представляла себе домик, утопающий в зелени уютного яблоневого сада, ровные грядки с клубникой, душевный разговор под старой грушей, вечерние посиделки на террасе, освещенные приглушенным светом зеленой лампы. Теплые пирожки, испеченные милой Васиной супругой, мясо под каким-то особенным хозяйским маринадом, а потому очень вкусное, и вино, сладкое, терпковатое, доброе. После него голова остается ясной, а попу – не поднять. И потому – смешно. И Вася с хитрой усмешкой улыбнется, мол, всю душу в это вино вложил. Мол, собственный рецепт. Мол, супругу даже не подпускает к священнодействию…
Ехали недолго и недалеко. Васина дача находилась в километре от города, в садоводстве «Металлург», в самом центре российских «фавел», в беспорядочном нагромождении разномастных домов и домишек, окруженных шестью сотками возделанной бедной земли. Димка еле-еле примостил свою «девятку» возле подобия забора, слепленного из всякой дряни: кусков проржавевшей сетки, с дырами, залатанными фанерой и обрезками досок. Это был забор Васиного участка.
Брезгливо обойдя кучу мусора: банок, склянок, обрывков полиэтиленовой пленки, Наталья с растерянностью оглядывала «дачу». На ней, конечно же, были грядки, нарезанные, как бог на душу положит, наперекосяк, чахлая картошка, выживающая в серой истощенной почве. Домик, хибарка, слепленная из того, что удалось найти, порядком накренился под ударами судьбы. Около него – скособоченный стол на четырех позеленевших от времени и сырости столбиках, кое-как врытых в землю. Убогая клумба с ноготками служила единственным украшением Васиной фазенды.
И сам Вася… Немолодой, далеко за сорок, маленький и тощий, с неопрятной плешью на маленькой голове, в клетчатой рубашке, всем своим обликом напоминал известного советского маньяка. Огромный, рубильником нос, с ноздрями, поросшими жестким волосом, кустистые брови над маленькими глазками, завершали общий портрет и внушали страх и отвращение.
Супруга, Светлана, тоже щуплая и невысокая, с круглым личиком и тонкими губами, выглядела миловидной и вполне симпатичной. Пока не открыла рот. Она немного заикалась. Но заикание было ни при чем. Просто Света порола такую чушь, такую ахинею, что хотелось закрыть ей тонкогубый рот ладонью, чтобы замолчала.
Вася от жены не отставал. Наоборот, превзошел ее в глупости. Он сыпал матерными анекдотами. Матерными, пошлыми анекдотами на скабрезные темы. Расскажет, прислушается к себе и сам с собой посмеется. Он буквально фонтанировал пошлостью, мало обращая внимания на покрасневшее Наташкино и сконфуженное Светкино лица. Света, прочитав в глазах Натальи недоуменный вопрос, привычно махнула рукой:
- Ай, он всегда такой, не базарит, а помои льет!
Дальше можно было не продолжать. Находиться в обществе Васи было неприятно – он был отвратительным, мерзким, противным! И уж Наталья, не кисейная барышня, не розовый бутончик, вполне земной человек, еле держалась, чтобы не убежать от «сладкой парочки» километров за триста. Подальше. Из-за Димки терпела. Димка ничего не замечал, слушал Васю с обожанием младшего товарища, внимавшего словам старшего, умудренного опытом друга.
Димка с удовольствием поглощал отвратительные куски непрожаренного мяса, пил «вино» - бурду неопределенного цвета и уксусного вкуса, нахваливая хозяина. Ее, Наташкин Димка, чистюля и аккуратист, не брезговал гостеприимством неопрятного мужика, иногда (Наталья чувствовала это) кидавшего вороватые взгляды на нее, девушку, невесту, почти уже жену своего гостя! Да что он, слепой совсем? Да что с ним такое? Он не видит: этой парочке только в фильме ужасов сниматься. И декораций не надо – дача – идеальная декорация для хоррора! Наверное, в подвале этой «дачи» спрятаны человеческие кости! Как минимум! Ничего себе – идеал! Да в гробу Наташка видала такие «идеалы»!
- Пойдем отсюда, пожалуйста, - то и дело шептала она Димке на ухо, - не могу я тут больше находиться!
А тот не понимал ничего. Одурманенный отвратительным кислым пойлом, дурел, злился на Наташу и кидал в ее сторону возмущенные взгляды.
К ночи, когда вся компания еле ворочала языками, Наташа не выдержала, убежала. Ей было не страшно пробираться извилистыми дачными дорожками к пронумерованным линиям – в садоводстве горели фонари, мягко светились окна ночующих на природе усталых дачников, где-то тявкали собаки и тянуло вкусным дымком от жареного мяса – в выходные дни народ отдыхал в любовно отстроенных беседках. Смеялись люди. Пели песни. Стрекотали сверчки, славя теплое лето. И постепенно из Наташкиного сердца уходил ужас, обуявший ее в гостях у Васи. Наверное, богатое воображение нарисовало ей черт-те что… Дурочка какая-то, честное слово.
Димкина «девятка» нагнала ее уже на шоссе, ведущему к городу. Он перегородил ей дорогу, пьяный, расстроенный, виноватый.
- Ну чего ты, Наташа? Некрасиво же!
- Некрасиво садиться за руль по пьянке! – отрезала она, - уйди от меня. Видеть тебя не хочу вместе с твоим Васей и Светой его полоумной! Сидит, в рот ему смотрит! Нашел, с кого пример брать, с клинического идиота, фу! Уроды!
Димка силой запихнул ее в машину.
- Не хватало еще, чтобы тебя утром в кювете нашли, истеричку! – прикрикнул он на упиравшуюся Наталью, - поехали заборами-огородами потихоньку. Авось, не нарвемся на гайцов.
Они в первый раз в жизни поссорились. И в первый раз в жизни Наташа, едва «девятка», благополучно миновав посты ГАИ, припарковалась у серой пятиэтажки, где Димка снимал однушку, выскочив из машины, отправилась не «домой» в ту самую однушку, а к маме, живущей в соседнем микрорайоне.
Мать не задавала лишних вопросов. Напоила чаем дочку и вышла из кухни со словами:
- Мне в смену с утра. Сама как-нибудь, Наташка, ага?
- Спокойной ночи, мам, - Наталья зашла в детскую, бывшую свою комнату, и упала на бывшую свою кровать. На светлом паласе ажурной сеточкой отпечаталась тень от легкой занавески окна, освещенного снаружи чересчур ярким фонарем, таким ярким, что даже лица гномов и Белоснежки на фотообоях у кровати можно было детально рассмотреть. Поблескивали пуговичные глазки старого Тотошки, любимой мягкой игрушки маленькой Наталки, почивающей теперь на полке стеллажа вместе с остальными собратьями по играм. Модный плакат любимых «Иванушек» висел на прежнем месте на стене, и Рыжий Иванушка загадочно и сочувственно улыбался, словно успокаивал Наташу:
- Да ладно тебе, помиритесь! Нашли из-за кого ругаться.
В тишине и мягком уюте детской Наталья и вправду успокоилась и провалилась в усталый, умиротворенный сон, сквозь который, как сквозь вату, она услышала дрель телефонного звонка: видимо, звонил Димка, спрашивая, дома ли Наташка, потому что мама ответила приглушенным голосом:
- Дома, дома она, не дергайся. Спит. Завтра придешь, мне на смену с утра.
Автор: Анна Лебедева