Найти в Дзене

2. Марека | Часть 1

Косые лучи закатного солнца лениво расчерчивали толщу воды, доставая почти до самого дна. В сочных листьях водяной капусты пугливо прятались золотобокие караси, вытаращившие глаза на нежданную гостью, прогнавшую их с середины озерца. Марека лежала, раскинув руки в стороны, глядя ничего не выражающим взглядом вверх, в светлое окно поверхности, в котором виднелось еще не успевшее потемнеть синее вечернее небо и пушистые верхушки высоких елок. Вода держала юную русалку как перина, не давая легкому белому телу опуститься на темный торфяной ил. Марека застыла в прозрачной толще как муха во льду, скованная свежей еще памятью. Марека родилась стылой весной в самый разгар половодья. Старики говорили, что в тот год водяной сильно осерчал на людей. С первым теплом река стремительно вышла из берегов и поднялась так высоко, как никогда раньше не бывало, грозя затопить дворы и дома и даже мельницу, стоявшую на высоком берегу. Эта-то мельница была единственным достоянием мужика Акима. Только благод

Косые лучи закатного солнца лениво расчерчивали толщу воды, доставая почти до самого дна. В сочных листьях водяной капусты пугливо прятались золотобокие караси, вытаращившие глаза на нежданную гостью, прогнавшую их с середины озерца.

Марека лежала, раскинув руки в стороны, глядя ничего не выражающим взглядом вверх, в светлое окно поверхности, в котором виднелось еще не успевшее потемнеть синее вечернее небо и пушистые верхушки высоких елок. Вода держала юную русалку как перина, не давая легкому белому телу опуститься на темный торфяной ил. Марека застыла в прозрачной толще как муха во льду, скованная свежей еще памятью.

Марека родилась стылой весной в самый разгар половодья. Старики говорили, что в тот год водяной сильно осерчал на людей. С первым теплом река стремительно вышла из берегов и поднялась так высоко, как никогда раньше не бывало, грозя затопить дворы и дома и даже мельницу, стоявшую на высоком берегу. Эта-то мельница была единственным достоянием мужика Акима. Только благодаря ей и мог он кое-как прокормить восьмерых детей, беременную жену и немощного отца. А потому, чем выше поднималась Лагора, чем ближе холодная вода ее подступала к старым, вытертым сотнями ног ступеням, тем тревожнее и мрачнее становился Аким. В самый пик его терзаний и появилась на свет Марека. А следующим утром вода вдруг отступила, река успокоилась, и жители Большой Якунихи, крестясь, благодарили за милость кого придется.

Марека историей своего рождения всегда гордилась, будто была ее заслуга в том, что Хозяин реки помиловал их село. Да и с водой у дочери мельника были особые отношения.

Плавать Марека научилась рано. Жарким июльским днем, пока старшие отдыхали от работ и пережидали полуденный зной, детвора гурьбой утекала на реку. Старшие дочери Акима тоже пошли, взяв с собой и трехлетнюю Мареку. Девочку усадили в тенек под березу, а сами принялись плескаться. Поиграв немного с травинками, Марека захотела в реку, неуклюже поднялась и кое-как доковыляла на коротеньких своих ножках до берега. Трава здесь была выше ее роста, и никто из увлеченных игрой не заметил, как девочка оказалась в воде. Вдоволь вывозившись на мелкоте, Марека увидела красивую желтую кубышку, покачивавшуюся чуть дальше, и полезла за ней. Но мелкий берег здесь, в тени камышей и рогоза, заканчивался резким обрывом. И стоило девочке сделать с десяток шагов, как она с головой ушла под воду без единого звука.

Однако в этот момент какая-то крупная рыба, отдыхавшая под листьями кубышек, громко шлепнула по воде широким хвостом, уходя в глубину. Игравшие в реке дети обернулись на звук и успели заметить, как голова Мареки исчезает под водой. Поднялся крик. Мальчишки кинулись доставать Мареку, но та неожиданно вынырнула сама, неловко побарахталась и вдруг поплыла, засмеявшись. Перепуганные дети вытащили ее из воды и увели подальше от берега, отругав.

Эту историю Марека знала со слов сестер. Сама же она запомнила только как ухнула куда-то вниз, глаза залило водой, а потом словно что-то вытолкнуло ее наверх. Марека даже не успела испугаться. А после удержать ее на берегу стало просто невозможно. Как ни ругали ее сестры, как ни пугали глубиной и русалками - девочка, как юркая рыбка, каждый раз умудрялась ускользнуть от них в воду. Поняв, что так с ней не сладить, старшие махнули в конце-концов рукой, стараясь только не упускать ребенка из виду.

Когда Марека немного подросла и научилась говорить, вода для нее обрела голос.

Марека тихо хлюпала носом, неловкими пальчиками скручивая нить. От грубой льняной кудели на руках давно натерлись мозоли, нитка выходила неровной. Но перестать девочка не решалась: лазая за поздними яблоками, она зацепилась за сук и порвала юбку. От матери досталось и за дырку, и за яблоки. На посиделки Мареку тоже не пустили, и теперь она грустно сидела одна в темной избе - мать и сестры ушли, у отца и братьев работы невпроворот было на мельнице. Темный осенний вечер тянулся вязко, от скутанной печи шло тепло. Понемногу Марека начала клевать носом, веретено опустилось. От лучины по стенам потянулись странные тени, в ушах понемногу растекался тихий шуршащий звон. Марека хотела было протереть глаза, но рука оказалась такой слабой... Захотелось лечь. Девочка прислонилась к стене, почти засыпая.

— Марека...

Она не расслышала.

— Марека...

И словно эхо ее имя принялось отскакивать от стен избы.

— Марека, Марека, Марека, Марека, Марека, Марека, Марека...

— Кто... — голос сорвался, девочка сухо закашлялась, — кто здесь?

— Выйди ко мне, — прозвучало в ответ.

— Зачем? Не пойду... — тихо шепнула она, едва шевеля губами.

Но чужой странный голос внезапно обрел глубину и силу, заплясал по избе, не то прося, не то приказывая:

— Выйди! Выйди! Выйди! Выйди! Выйди! Выйди! Выйди!

Марека испугалась, встала. Изба поплыла у нее перед глазами, а голос все продолжал звучать. Запинаясь и спотыкаясь, девочка побрела в сени, гонимая страхом. Руки не слушались, дверь поддалась с огромным трудом. Марека не могла понять, отчего таким слабым сделалось тело, отчего пульсирует и стучит в висках, а голос все подгонял и подгонял ее.

Холодный воздух обдал разомлевшие от тепла щеки и показался сладким-сладким. Марека вдохнула его жадно, сделала пару нетвердых шагов да так и опустилась на ступени, бледная как сама смерть. В темном дворе не светило ни единого огонька, не было видно и луны со звездами. Голос смолк, но девочке стало еще страшнее. Она хотела подняться, вернуться в дом, но не смогла и шевельнуться, только тяжело и быстро дышала, словно не могла никак надышаться. Тихо стукнули по крыше первые капли дождя.

— Кто меня звал? Почему замолчал? — дрожащим голосом спросила у темноты Марека, смаргивая слезы.

— Я звал. Посиди здесь со мной. — прошелестело в ответ.

Голос этот шел словно отовсюду, сливался с шорохом дождя, стекал холодной водой с крыши, плескался в кадке.

— Кто ты? Я хочу в избу. Отпусти меня...

— Нельзя, — прошелестело в ответ. — Нельзя. Останься со мной.

— Где ты? Я не вижу, темно, — Марека вгляделась в ночь мутными глазами, но не рассмотрела ничего, кроме темноты.

— Рано. Придет время — увидишь, — отозвался голос.

Девочка наморщила лоб в раздумьях. Страх понемногу отпускал.

— Ты - дождь?

— Я - больше.

Что значит "больше", Марека не поняла. Прислонилась устало к перилам, силы ее совсем оставили. На безвольно повисшую руку упала холодная капля. Девочка погрузилась в оцепенение: краем уха слышала дождь, ощущала, как зябнут плечи от октябрьского ветра, чувствовала терпкий холодный запах подгнивших яблок, сваленных в кучу за оградой. Но все это словно было далеко. Сколько прошло времени, Марека тоже не знала. Но вот скрипнула калитка, послышались голоса и по крыльцу затопали ноги. Кто-то тронул ее за плечо, окликнул. Вокруг загомонили, хлопнула дверь - это вернулись с мельницы отец и братья. Крыльцо осветилось слабым огоньком лучины. Огонь выхватил из темноты бледное лицо и пустые глаза.

— Давай-ка, Ванько, бери ее и дуй к Марфе, — велел Аким старшему сыну.

А сам вошел в избу, оставив дверь открытой. За ним гуськом потянулись Гордей, Семен и Василь.

— Бать, а что с ней сталось? — не удержался любопытный Василь, которому шел восьмой только год, заглядывая в темную избу.

— Угорела, — отозвался Аким, открывая заслонку.

В черном зеве печи злобно посверкивали боками алые угли.

— Хорошо хоть на крыльцо вышла, — тихо добавил Гордей, он был вторым по старшинству и понимал больше Василя. — Дай бог, оклемается.

Приходила в себя Марека медленно. Знахарка, к которой отнес сестру Иван, устроила девочку в горнице. Несмотря на царившую здесь прохладу, щеки у Мареки горели. Марфа положила ей на лоб влажную ткань, пропитанную чем-то травянисто-пахучим и напоила отваром. Дышать стало немного легче, в голове слегка прояснилось. Внизу хлопнула дверь, и Марека узнала голос матери, но не пошевелилась, вслушиваясь в шаги. Ей показалось, что пришла не только мать, но и сестры. Открывать глаза не хотелось, горница наполнилась тихими перешептываниями и причитаниями, кто-то погладил Мареку по голове, отвел со лба волосы. Девочка провалилась в зыбкую дрему. В какой-то момент все вокруг стихло, погас огонек лучины. Но шорох дождя прогнал сонное наваждение, и Марека уставилась в темноту. Сон больше не шел. Она слушала, как стучат капли по наличникам, и этот тихий звук, казалось, складывался в слова. Мареке представилась Лагора, не мрачная и по-осеннему темная, а летняя, чуть присыпанная теплым июльским дождем, сквозь который просвечивало солнце. Прозрачные юркие капли звонко разбивались об округлые листья кубышек, собирались в чашечках цветов. Марека плавно вошла в теплую реку, но не поплыла, а оказалась под водой. Здесь было совсем не страшно. Ровное дно, полого уходящее в глубину, просматривалось почти до середины реки, дальше от берега песок сменялся мелкими камушками, среди которых лежали полураскрытые жемчужницы. Марека еще никогда не видела таких крупных раковин, те, что доставали из воды мальчишки, были куда меньше.

Вода ласково обнимала тело, делала его легким-легким. Девочка оттолкнулась обеими ногами от песчаного дна и понеслась вперед. Ловко затормозила у скопления жемчужниц, так что подол платья взметнулся словно причудливый рыбий хвост, и потянулась руками к раковине. От ее прикосновения та мгновенно захлопнулась, и Мареку это развеселило. Она принялась носиться по дну как юркий пескарик, дотрагиваясь до каждой жемчужницы, пока все они недовольно не попрятались в свои раковины. Заигравшись, девочка не заметила крупного сома, отдыхавшего на дне. Потревоженный, он лениво выплыл перед Марекой, шевеля усами. Она испуганно замерла. Сом был огромным и старым, крупнее самой девочки, на темной морде его виднелись давно зажившие шрамы от крючков и сетей. Марека вдруг почувствовала, что он ей не очень рад, но отчего-то она была уверена, что никто здесь не причинит ей вреда. Осмелев, она протянула руку и погладила скользкую морду. Сом благосклонно, на как бы нехотя качнулся, опускаясь ниже и подставляя спину. Недолго думая, девочка запрыгнула на него и уселась как на лошади. Вильнув хвостом, донный страж понес ее по реке. Мимо проплывали другие рыбы, причудливые нагромождения камней, остатки затонувших лодок, коряги, показался темный омут, и Марека узнала мельничное колесо.

Омут зарос мерно колыхающейся травой, сом не стал заплывать туда. Однако девочке показалось, что кто-то наблюдает за ней из зарослей. Присмотреться она не успела - провожатый уже уносил ее прочь. Вода вокруг посветлела и стала теплее. Только снова оказавшись у берега, Марека осознала, как холодно было в глубине. Сом стряхнул ее со своей спины и уплыл. Девочка уселась на песок. Рядом в стеблях элодеи кружились мальки. Марека наблюдала за ними, пока внезапно вынырнувшая из-под берега щучка не схватила пару рыбешек. Стайка мгновенно рассеялась. Щука плавно проплыла мимо девочки и вновь скрылась в своем убежище. Мареке стало не по себе, она поднялась, потянулась к поверхности и вдруг... проснулась.

За окном было уже светло, дождь перестал. В просторной горнице было прохладно и пахло яблоками и какими-то настойками. А перед глазами все еще стоял дивный сон, в котором Марека жила на дне Лагоры.