Коридоры пронзали своим холодом. Накидка не спасала, так как ноги в новеньких туфельках быстро стали мерзнуть.
«Только бы не заболеть… Ох… не хочется попасть в печальный список придворных дам отправившихся на кладбище от простуды… И дети дома…» - подумала Катерина.
они покинули комнаты для придворных и уже пришли в другие помещения, еще более холодные, более убогие. И шли все дальше и дальше. В итоге пришла в большую комнату, где уже ждали испуганные фрейлины, среди которых была и та, которую Катерина выгнала сегодня. Так же там уже был Агап Евсеевич.
- Полагаю, это место подойдет. Его и ранее использовали для подобных целей. – Сказал глава канцелярии. – И полагаю, подобные наказания были уместны.
- Не буду спорить с вами. И я рад, что слух о том, что тут произойдет пройдет среди придворных. Многих это заставит задуматься о своем поведении. – Сказала Степан Иванович. – Ничто не стимулирует так как наказание.
Катерина больше не улыбалась. Она смотрела на происходящее гадая, какую же роль ей отведена тут.
Степан Иванович подошел к ней и показал ключ.
- Вам знаком этот предмет? – Спросил он графиню.
- Да. Это ключ от комнаты в которой храниться украшения Ее Величества Императрицы. - Сказала Катерина. – И сегодня он пропал.
- Мог ли он пропадать и ранее?
Катерина побледнела от этого вопроса.
- Я не заметила этого… - Сказала она тихо.
- Почему вы не носили его с собой?
- Я полагала, что так надежнее. Надежнее хранить его в комнате, а не носить с собой. Часто случается так, что во время танцев теряются украшения, слетают с цепочек и ниток веера. Я боялась потерять его.
Сердце Катерины билось уже в районе пяток. она понимала, что не просто так задавал Шешковский задает ей такие вопросы.
«Я его разозлила. Сильно разозлила. И возможно даже обидела…», - подумала она.
- Данный ключ был найден в комнате, в которой проживали эти фрейлины. – Сказал Степан Иванович. – Так же из комнаты были изъяты все ценности, для дальнейшей сверки. Не помните же вы их все наизусть.
- Верно. Но это займет время.
- Полагаю, меньше чем вы думаете. Есть вещи, которые указывают на то, кому они принадлежат. Например, вензеля.
- О, Господи… - Катерина прижала руки к груди. – Неужели…
- А как вы думали? Зачем же тогда красть ключ? – Спросил Шешковский.
- Я… я надеялась, что просто кто-то на меня в обиде и спрятал ключ у себя, что бы подкинуть вновь. Уже и пожалела о том, что обратилась к вам… обвинение в воровстве тяжкое преступление… и… они же глупые совсем…
- Вы тоже когда-то были такой… глупой. Но не теперь. – Сказал Степан Иванович.
«Ох, не к добру это. Не нужно меня наказывать, Степан Иванович», - мысленно взмолилась Катерина.
- Принесли? – Спросил Агап Евсеевич.
В комнату зашли мужчины и несли в руках они веревки и пруты. Тонкие пруты, оставляющие тонкие красные полосы на теле.
Катерина невольно вздрогнула. Тут же стало очевидным, что дальше произойдет. Фрейлины начали плакать.
- Графиня Офольская, прошу вас присутствовать при дальнейшем допросе. Обещаю, вы не будете присутствовать при наказании. – Сказал Степан Иванович.
Катерина невольно сглотнула.
Мужики знали свое дело. Они связали руки плачущим фрейлинам и усадили ух на скамью. Ноги положили на другую скамью и сняли с их бледных уже одубиневших от холода ножек туфельки.
Ни одного вопроса. Свист прутов разрывал воздух, после удар, и вой девушек. Каждая получила по одному удару прутом.
- Кто украл ключ? – Спросил Степан Иванович.
- Господин Шешковский, богом клянусь, не крала я! – Взмолилась одна из фрейлин. – Гофмейстрина, не виновны мы! Оговорили нас!
Все взмолились твердя о невиновности.
Вновь свист разрезающий ноги. Мольбы. Свист.
Катерина смотрела на все это и словно не видела. Конечно же, она знала правду. Никто ничего не крал. Василек, ее ловкий казачок проделал все работу. И теперь тот мирно спал, закутавшись в ее шубу. А она смотрела на то, как наказывают тех, кто ни в чем не виноват.
«Конечно же, он знает, что они не причем», - подумала Катерина про Степана Ивановича. – «И это мое наказание, смотреть как страдают они… но я не могу сознаться… я не сознаюсь!»
Катерина сжала руки в кулаки. Слезы текли по ее щекам. Непрошеные, невольные, не дающие облегчения.
- Это все она! – Закричала одна из фрейлин.
Степан Иванович поднял руку и мужики отошли.
- Кто она? – Спросил он фрейлину, что прокричала.
- Новенькая! Фрейлина Котова! Та, кого сегодня гофмейстрина выгнала за незнание правил обращения к придворным господам! – Рыдала фрейлина. – Она сказала, что станет на ее место, что сама будет гофмейстриной и займет место графини Офольской!
- Да! Говорила она такое! – Подтвердили другие.
- Вруньи! – вскрикнула фрейлина Котова.
- Не вруньи! Ты говорила, что по истечении Рождества графиня покинет двор! – Сказала другая фрейлина. – Многие это подтвердят!
Девушки начали говорить и перебивать друг друга. Степан Иванович повернулся к Катерине и протянул ей ключ.
- Возвращайтесь к своим обязанностям и развлечениям. Императрице доложите о произошедшем по возвращении. Подробности я доложу ей после допроса. – Сказал мужчина.
- Я благодарю вас за вашу бдительность, Степан Иванович. – Сказала Катерина, забирая ключ. – Благодарю вас, Агап Евсеевич, что все вышло без лишнего шума, как мне того и хотелось.
Она сделала реверанс, хотя и гордо покинула комнату. Шла по коридору, холодному, но холода уже не чувствовала. Увидя дверь на улицу, вышла. И ее вырвало. От перенапряжения, от переживаний.
Быстро вернулась в свою комнату. Проверила, не испачкала ли рвотой платье. Посмотрела на свой макияж. Тушь стекла на щеки, образуя черные полосы.
- Ну уж нет! Не дам я вам повод для радости! – Сказала девушка и взялась за румяна и белила.
Смыв остатки косметики холодной водой, она сделала новый макияж. Нанесла ярко-красную помаду на губы. И отправилась к придворным с неизменной легкой и беззаботной улыбкой на губах.
Когда императрица отправилась опочивать, Катерина вернулась не в свои комнаты, а в домик, предоставленный ей на территории дворца. Там уже спали ее дети в своих кроватях, спали слуги. Казачок, сонный и уставший, отправился к себе в комнату, где его кровать стояла ближе к печке.
Сенная девка Анна, зевая, и извиняясь, помогла снять тяжелое платье, обтерла потное тело сухими простынями, помогла надеть сорочку. Кровать была прогрета, что бы юная сударыня не замерзла и не заболела.
Но Катерина, велела приготовить себе чай и отправила слуг спать. Устроилась в кресле в комнате, в которой стояла ель, под которой для детей лежали подарки. Настала Рождественская ночь, которая не изменила для Катерины ничего. Она вновь одна, вновь при дворе.
Она посмотрела в окно, за которым был белый снег и улыбнулась.
- Ты в порядке? – Услышала она голос графа Борха. Тот скинув шубу на пол, подошел к своей любимой сударыне, сел перед ней на колени и обнял за ноги.
- Я в порядке. – Улыбнулась и мягко сказала она. – Теперь в порядке. Просто на миг одолели грустные мысли.
- Прости меня, любимая. Моя звездочка. – Он поцеловал ее колени. И Катерина улыбнулась.
Она дотронулась до его лица.
- Знаешь, я думала о том, что ничего не изменилось. И мне на мгновение стало так грустно. Но… я была не права в своей грусти. Ведь… это славно, что ничего не изменилось и осталось как прежде. В это Рождество я дома, рядом дети и тот кого я люблю. И в этом доме нет ничего плохого, нет плохих воспоминаний, нет того, что напомнило бы мне о том, что было. Есть только любовь.
Граф поцеловал ее. это был нежный долгий поцелуй.
- Наши сердца связаны навсегда. Ничто и никто не изменит этого, любимая.
Катерина обняла своего любимого. И все тяготы дня растаяли, словно воск у горящей свечи.