— Давай только без сцен, — мама бросила на меня взгляд, полный усталости. Она положила сумку на табурет в бабушкиной кухне и тут же направилась в комнату, где её уже ждала знакомая кровать. Моя кровать.
Я молча стояла в дверях, наблюдая, как она аккуратно расправляет покрывало, будто ей принадлежало это место. Снова. Это был уже третий раз за этот месяц.
Бабушка сидела за столом в кухне и нарезала яблоки для своего фирменного пирога. Я знала, что стоит мне что-то сказать, и она тут же начнёт свои истории о том, как в молодости все делили место на раскладушке и никто не жаловался.
Но я устала. Устала от того, что мои слова будто растворяются в воздухе, от того, что моё удобство никто не учитывает.
— Лиза, ну перестань дуться, — бабушка позвала меня, оглядываясь через плечо. — Смотри, какой пирог делаю! Ты такой любишь, с корицей.
Она знала, как отвлечь меня. Или, по крайней мере, как сделать вид, что всё в порядке. Я молча подошла, но сесть за стол не смогла. В горле застрял ком, а в голове крутилась одна мысль: Почему я должна терпеть?.
Через полчаса зашёл дядя. Он поднял брови, увидев меня в углу кухни, но ничего не сказал. Он редко вмешивался в наши разговоры, но я чувствовала его поддержку в молчаливых взглядах. Вечер шёл своим чередом: обсуждали, кто как провёл день, бабушка напомнила мне, как хорошо, что Артём (мой двоюродный брат) наконец устроился на работу.
— Всё равно молодец парень, — повторяла она, словно это оправдывало всё. — А ты чего такая невесёлая? У тебя всё хорошо, ты молодая, здоровая, тебе бы радоваться.
— Радоваться чему? Что мне места не нашлось? — я наконец не выдержала.
Секунды повисли в воздухе. Бабушка отложила нож, мама замерла в дверях комнаты, а дядя сделал вид, что ему срочно нужно заглянуть в телефон. Только бабушка продолжила:
— Лиза, ну что за ерунда? Это временно. Вот Артём найдёт своё жильё, и всё наладится.
— А пока что? Мне терпеть? Спать на раскладушке, чтобы все были довольны?
Я ожидала ответов, но их не последовало. Вместо этого мама громко вздохнула и вернулась к своей кровати. Дядя вышел из кухни, оставив меня с бабушкой.
Она смотрела на меня мягким, но слегка укоризненным взглядом, словно я была маленьким ребёнком, капризничающим из-за игрушки.
— Ты не понимаешь, что мы все делаем для семьи, Лиза, — наконец сказала она. — Это важно. Мы всегда должны помогать друг другу, а не спорить из-за мелочей.
Я поняла, что разговор окончен. И снова — мне остаётся только молчать.
Когда я легла на раскладушку той ночью, я долго не могла уснуть. В комнате стояла тишина, только слышалось мягкое посапывание мамы на моей кровати. Спина ныла, но ещё больше болело другое — чувство несправедливости, которое с каждым днём только росло.
Утро началось с запаха свежеиспечённого пирога и гулких шагов по коридору. Бабушка была на ногах ещё до восхода солнца — её энергия, казалось, могла разбудить даже мёртвого. Я, напротив, чувствовала себя выжатой, как лимон. Раскладушка будто с каждым днём становилась всё уже и жёстче.
— Просыпайся, Лиза, завтрак готов! — донёсся её голос из кухни.
Мама уже сидела за столом с чашкой чая, а рядом, как король в своём дворце, расположился Артём. Он был в своих лучших спортивных штанах и улыбался так, будто выиграл в лотерею. Наверное, так и было — уютная кровать и горячий завтрак без усилий со своей стороны вполне могли считаться выигрышем.
— Доброе утро, — буркнула я, усаживаясь на краешек стула.
— Доброе, — отозвался он с неподдельным энтузиазмом. — Как раскладушка?
Это был не вопрос, а издёвка. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, но бабушка опередила меня.
— Лиза, ты знаешь, что тебе нужно быть терпимее, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Мы все стараемся, чтобы всем было хорошо.
— Всем, кроме меня, — огрызнулась я.
Мама закатила глаза.
— Ну началось… Лиза, ты уже взрослая. Ты правда хочешь спорить из-за кровати? Ты представляешь, как мне тяжело со спиной?
— А как насчёт моей спины? — я уже не могла сдержаться. — Или это никого не волнует?
— Лиза! — бабушка повысила голос. — Перестань говорить ерунду. Это временно!
— Временно, временно, временно! — выкрикнула я. — Всё временно, кроме того, что я всегда должна подстраиваться под всех!
Я резко встала и вышла из кухни, хлопнув дверью. Сердце колотилось так, что казалось, его услышат через стены. Слёзы подступали к глазам, но я их сдерживала. Я не могу больше терпеть. Не могу.
В комнате меня ждала моя «любимая» раскладушка, сложенная в угол. На её месте возвышалась моя кровать, аккуратно застеленная. Сначала я хотела собрать вещи и уйти, но потом решила, что это не выход. Уход — это отступление. А я больше не собиралась отступать.
Вечером, когда мама и бабушка уселись смотреть телевизор, я подошла к Артёму. Он сидел в комнате, уткнувшись в телефон.
— Слушай, — начала я, стараясь говорить спокойно. — Тебе не кажется, что всё это немного несправедливо?
Он оторвался от экрана и поднял бровь.
— Что несправедливо?
— Что ты живёшь на моей кровати, а я сплю на раскладушке.
— Так ведь это не твоя кровать, — усмехнулся он. — Ты тут не живёшь.
Я хотела ему ответить, но его тон будто выбил из меня весь воздух. Не живу? Может быть. Но это было моим местом, моей частью жизни. И теперь её просто забрали.
— Ладно, — пробормотала я. — Раз ты так считаешь…
Я ушла, но внутри кипела буря.
На следующий день я решилась на разговор с мамой. Не на кухне, не перед бабушкой и Артёмом — наедине. Мы сели в парке возле дома.
— Мам, я правда устала, — начала я. — Мне тяжело, понимаешь? Не только физически, но и морально.
— Лиза, я понимаю, но ты же знаешь, что у меня болит спина, — начала она свои привычные оправдания.
— Мам, ты когда-нибудь задумывалась, как мне? — перебила я её. — Ты даже не спрашиваешь. Ты просто считаешь, что так нормально.
Мама замолчала. Это было ново. Обычно она сразу находила что сказать, но сейчас просто смотрела на меня.
— Ты права, — наконец выдохнула она. — Я правда не думала, что тебе так тяжело.
Эти слова были первыми лучами надежды. Может быть, всё-таки что-то изменится?
После нашего разговора в парке я почувствовала, что лёд, наконец, начал трескаться. Но с мамой всё было не так просто. Она привыкла смотреть на вещи с позиции «старших». Она могла признать мои чувства, но изменить устоявшийся порядок? Это уже другая история.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — бабушка посмотрела на меня поверх очков, когда я вечером зашла на кухню.
— Лучше, спасибо, — сухо ответила я. Я решила не разжигать новый конфликт, но и делать вид, что всё в порядке, тоже не собиралась.
На этот раз я заняла место на кухне, а не в комнате, где Артём снова развалился на кровати с телефоном. Это стало для меня новым способом обозначить своё недовольство: тихий протест, выраженный отсутствием. Не скажу, что это что-то изменило для других, но для меня самой это стало важным шагом. Если меня не видят, я заставлю себя почувствовать.
На третий вечер я собрала всю семью в комнате. Без Артёма — это было моё условие.
— Нам нужно поговорить, — начала я, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок.
— Лиза, только не начинай, — мама сразу перешла в оборону, но я подняла руку, показывая, что не отступлю.
— Вы постоянно говорите о том, что всё это временно. Но это временно продолжается уже год. И я больше не могу это терпеть.
Бабушка бросила на меня взгляд, полный усталости, но на этот раз я не дала ей перебить.
— Я не прошу многого. Всего лишь чтобы моё место уважали так же, как ваше. Вы хотите, чтобы я ночевала у вас? Хорошо. Но мне нужно спать на своей кровати. Это не вопрос комфорта — это вопрос уважения.
Мама выглядела так, будто готовилась к буре. Бабушка нахмурилась, явно подбирая слова. Но вместо ответа наступила долгая пауза.
— И что ты предлагаешь? — наконец спросила мама.
— Я предлагаю график, — уверенно заявила я. — Когда мы ночуем, я сплю на кровати. Артём может уступить мне место на одну ночь. Это справедливо.
— Артём работает, ему нужно высыпаться, — начала бабушка, но я сразу парировала.
— А мне не нужно? Разве я не человек? Вы говорите, что мы семья. Так где ваше семейное отношение ко мне?
Мои слова будто пронзили тишину. Это был момент истины. Если они и сейчас не поймут, значит, не поймут никогда.
Мама согласилась первой. Она кивнула, будто наконец увидела меня по-настоящему.
— Хорошо, Лиза. Ты права. Мы что-нибудь придумаем.
Бабушка недовольно поджала губы, но ничего не сказала. Это был знак: она согласна, хоть и с неохотой.
На следующий вечер я пришла к ним с лёгким сердцем. Моя кровать ждала меня. Артём, ворча, переселился на раскладушку. Это было маленькой победой, но она значила для меня всё.
Ночь прошла тихо. Я наконец смогла выспаться, впервые за долгое время. А утром, когда бабушка принесла чай, она обняла меня так, как делала это в детстве.
— Ты умная девочка, Лиза, — прошептала она. — Но иногда ты слишком упрямая.
— Зато это помогает мне быть собой, — ответила я с улыбкой.
И в этом был весь смысл.