Лидия шла в красивом платье, по садовой дорожке, вымощенной разноцветной брусчаткой, слева и справа располагались стройные ряды ярких и разноцветных цветов. Глядя на них, она не могла сдержать себя и рвала их поочередно – то с одной, то с другой стороны. Вдалеке слышался заливистый детский смех, и ее с цветами тянуло именно туда. Она шла, любуясь на свое платье и природу вокруг.
По ощущениям она приближалась к цели. В этот момент она увидела странную веревку серого, неприятного цвета, лежащую беспорядочными кольцами и петлями прямо на тропинке. Веревка резко контрастировала с яркими красками сна, цветами, дорожкой и мелодичными звуками смеха, казалась чуждой, непонятно, по какой причине находящейся здесь. Лидия торопилась к детям и не хотела пачкать свои туфельки, обходя веревку по траве, и несмотря на то, что внутренний голос буквально кричал ей, что не стоит так делать, все же она не прислушалась и пошла прямо по ней. Переступив через петли, она начала сбиваться с пути. Сначала вроде бы до этого прямая тропинка начала забирать резко влево. Идя по ней, она слышала, как голоса детей затихают и вскоре пропали вовсе. Далее она вообще оказалась в темном тупике, заваленном кучей полугнилых веток и листьев и наполненном неясными тревожными шорохами и невнятным шепотом. В этот момент она проснулась.
На следующий день были преждевременные роды, врачи несколько часов пытались спасти их, ее спасли, а ребенок задохнулся, опутанный пуповиной.
Лидия сидела в пессимистическом настроении, перебирая факты из недалекого прошлого. Первую беременность им не удалось сохранить: ребенок родился мертвый. Накануне этого трагического события ей как раз и снился сон о цветах и веревке.
Уже спустя несколько месяцев, выйдя из депрессии, вспоминая этот сон и обсудив его с мамой и бабушкой, она поняла свою ошибку: нельзя было наступать на веревку и петли – это очень плохая примета, особенно для беременной.
С того времени она очень настороженно относилась к своим снам и дала себе слово внимательно слушать себя, внутренний голос и интуицию, однако все было хорошо, тревожных сновидений больше не было.
В течение следующих двух лет не получалось забеременеть, многочисленные врачи, препараты и терапия не приносили ожидаемого результата. Но вот наконец она на девятом месяце и скоро роды!
Сегодня, кстати, у них годовщина брака, ужин приготовлен и стоит, бережно укрытый полотенцем. Федор задерживался на работе, и она очень переживала из-за этого. Уже три года в браке, но пока из-за отсутствия детей у них не получилось стать полноценной семьей, однако она надеялась, что это совсем ненадолго.
Радость от предстоящего материнства омрачали сны, они снова появились, примерно на седьмом месяце, и далеко не все можно было расшифровать они к добру или к худу.
В основном ей снились хождения по фабрике, и непонятно было, что там производят – манекены, кукол или людей… К примеру, могла присниться почти готовая голова куклы с красивыми кудрявыми волосами, ожидающая, что вот-вот ей вклеят глаза, или практически готовое тело куклы с руками и ногами, но без головы, тут же и стопки сидящих и стоящих друг на друге манекенов, глядящих, казалось бы, в самую душу. Это пугало ее.
Она предполагала, что все это – собирательные образы относительно ее будущих родов, и чтобы не расстраиваться раньше времени, они договорились с мужем, что не будут определять пол ребенка, к тому же никаких определенных ожиданий не было, главное, чтобы все получилось.
Несмотря на то что ранее она не была особо набожной, после появления снов начала ходить в церковь, ставить свечки на алтарь и Николаю Чудотворцу и просить о сохранении ей ребенка живым и здоровым.
Срок подходил и за несколько дней до родов ее по медицинским показаниям положили в роддом на сохранение.
Сны на больничной кровати не были более спокойными или понятными.
Лидия шла по темному коридору. Старец со свечей шел быстрым шагом, и ей, чтобы не остаться в полной темноте, приходилось поторапливаться – она шла быстрым шагом, придерживая одной рукой живот. Высокий потолок терялся во тьме, а потертые растрескавшиеся бревна, из которых были сложены стены, навевали строгость и древность. Ей казалось, что так могли бы выглядеть коридоры-переходы в каком-нибудь княжьем дворце времен Киевской Руси или деревянном монастыре.
Пол, вначале состоящий целиком из утоптанной земли, перешел в дощатый, деревянный. Половые доски были нарезаны и уложены неровно, оставляя кривые зазоры, в три–пять сантиметров, непонятный легкий свет из подполья причудливо искривлял и создавал дополнительные страшные тени под ее ногами. Ей казалось, что эти тени тянутся, пытаются ухватить за пятки. Мириады звуков наполняли коридор – это и звенящая тишина, и легкий топот уходящего вдаль старца, скрип половиц, шепот и шорохи теней, охотящихся за ее ногами, скрип какого-то железа, дверей открываемых и закрываемых где-то вне пределов ее видимости. Ряса старика, стелющаяся по полу в след его движению, добавляла ирреальности происходящему.
Темный коридор закончился и пошел более светлый предбанник, на бревенчатых стенах были прибиты небольшие подсвечники с горящими тут и там восковыми свечами, в неровном свете которых блестели бусинки смолы на бревнах и витал мощный сосновый дух. Лидия помнила запах и вкус сосновой смолы еще из детства, проведенного большей частью у бабушки в сибирской деревне. В те годы ее и жевали и лихорадочно оттирали от одежды после лазанья по деревьям, чтобы не получить выволочку от родителей, но получали все равно: смола – очень клейкая, и если прилипнет – не ототрешь.
Они вошли в помещение. По сути, это тоже было лишь продолжение коридора, только чуть шире, на голову давило потолочными балками, расположенными, казалось, на расстоянии вытянутой руки от ее головы, однако проверить это предположение она боялась. Стало светлее.
По обе стороны от Лидии тянулись ряды грубо сколоченных полок. На полках было выставлено бессчетное количество детских фигурок, выструганных из дерева. Какие-то были сделаны нарочито небрежно, словно у мастера из инструментов имелся лишь топор. Какие-то, наоборот, сделаны были с великим тщанием очень аккуратно, с красивыми кукольными личиками и выразительными глазами.
Старик, который, казалось, вовсе пропал впереди, обернулся к ней, и поведя рукой в сторону полок, сказал хриплым голосом армейского генерала: «Хотела ребенка? Вот, выбирай!».
Лидия шла и смотрела на полки, вот красивый голубоглазый мальчишка, изящного сложения и копной волос цвета пакли, она даже представила, что такой может вырасти в самого настоящего русского витязя, такого, как показывают в сказках. Однако не было в нем какой-то искры, родственности или узнавания, и она шла дальше. Вот милая и курносая девчушка, по тельцу которой уже можно было предположить, что вырастет из нее крепкая коренастая барышня – настоящая хозяйка в деревенском доме, однако тоже не то.
Лица менялись, как и позы, стоящие, сидящие, а то и вовсе лежащие в самых непринужденных позах дети, все больше вызывали у нее отторжение своей искусственностью. «Да это же бездушные деревянные манекены», – думала она.
– Нет! Кукла мне ни к чему! – крикнула она в спину уходящего вперед старика. – Мне, нужен живой ребенок! Настоящий!
Дальше она бежала, преследуя старца, а лица и фигуры на полках все менялись, некоторые поворачивали головы и провожали ее взглядом, но она не обращала внимания.
Неожиданно помещение закончилось, старик стоял вполоборота к ней и смотрел, казалось бы, сквозь стену. Лидия подошла, в этом тупике сходились полки, ранее шедшие слева и справа. По центру, под полкой, стоял старый эмалированный таз бежево-желтого цвета, в котором сидел улыбающийся младенец, забавно дергавший ручками, взбивая пену. Пена взлетала вверх, ярко переливаясь в свете многочисленных свечей и иногда превращаясь в маленькие мыльные пузыри, глядя на них, малыш весело улыбался. Лидия стояла и не могла отвести взгляда от него, ей казалось, что когда-то в прошлом, а быть может, и в будущем она держала его на руках и называла сыночком Мишуткой.
– Вот он, мой сын! – почти крикнула она старику.
– Ну, раз твой, так чего стоишь пнем? Бери его, – ответил он и исчез.
Лидия кинулась к младенцу. Аккуратно вытащила и прижала к сердцу и пошла в обратную сторону.
Неожиданно вылетев из сна, она ощутила себя на кушетке в роддоме, медсестра как раз подняла вверх только что рожденного ребенка и сказала: «У вас мальчик, здоровенький, три пятьсот!».
#мистические рассказы, истории, фэнтези рассказы