Как же мама Люсина была права! И правда, ничего хорошего не вышло от того, что надумала Люся рожать. Рожать надо надежному мужику, который и мужем хорошим быть может, и хорошим отцом для детей станет, а не так, как Люся. Сама придумала, сама решила, сама родила, никого не спрашивая.
Начало тут
Люся ходила, гордо задрав голову. Еще маленький свой животик носила она как драгоценную ношу, свысока поглядывая на женщин без животов. Она молодец, она смогла, у нее получилось! Родит мужу сына, и все у них в семье наладится. Будут жить, воспитывать малыша, и никуда Юрка теперь от нее не денется. Вон как переживает за неё и малыша! И помогает во всём, и заботится о ней.
Юрка конечно обрадовался, когда узнал, что сын будет. Сын, пацан, наследник. На руках Люсю носил, горы золотые обещал, счастливый такой был! Ты, мол, Люська, давай, как следует там ходи, чтобы не как в прошлый раз. Витамины там лопай, на фрукты- овощи налегай. Что там вам, беременным, надо? Себя береги, смотри мне, случится что с сыном, я тебе устрою!
Гоголем ходил Юрка, героем. Что ты! И у него теперь пацан будет, как у всех нормальных мужиков. Только радость эта как- то быстро сошла на нет, и стало Юрке вроде как совсем безразлично. Может быть устал играть роль любящего и заботливого мужа, а может просто решил, что хорошего помаленьку, а то вдруг привыкнет Люся? Ну подумаешь, ходит Люська с пузом! Все бабы ходят, и что теперь? Памятник ей слепить да на главной площади городка поставить? Еще поглядеть надо, как выносить сможет. В тот раз тоже ходила, а толку?
И если поначалу Юрка рьяно взялся помогать Люсе, не позволял таскать ей тяжести, и даже пару раз пробежался с пылесосом по дому, то постепенно ему это надоело. Люська же беременная, а не больная! И сама прекрасно со всем справится. Ей двигаться больше надо, а то вон, уже жиром заплывать стала.
Другой бы мужик жену свою вниманием окутал да заботой обогрел, а этому хоть бы что. Как и в прошлый раз, едва на горизонте замаячили траты на беременный организм ,опять запел Юра свою песенку о том, что раньше и в поле рожали, и без больниц да витаминов обходились.
Хорошо, что хоть беременность у Люси хорошо проходила, спокойно. Без проблем, без осложнений, поэтому на все назначения врача махнула Люся рукой. Денег и так маловато, не хватает ни на что, ну их, витамины эти. Что толку их пить? Правильно Юрка говорит, лишняя трата денег.
Легко ходила Людочка, вся светилась, словно медный таз. Хоть и набрала в весе очень сильно, ее совсем это не портило, напротив, даже похорошела женщина.
Мишка родился вылитый Юрка. Одно лицо. Свекровь, впервые увидев внука расплылась в улыбке, мол, наша порода- то! Ну Юрка, ну художник! Это же надо так постараться! И чем ты его только срисовал- то? Уж явно не кистями малевал!
Надо отдать Юрке должное, с сыном новорожденным он хорошо помогал Люсе. И ночами вставал к мальчишке, и днем частенько возился с ним, пока Люся с делами домашними разбиралась. И, несмотря на то, что Мишутка родился не в браке, Юрка записал сына себя, мол, не хватало еще, чтобы мой пацан безотцовщиной рос! О том, чтобы расписаться с Люсей во второй раз Юрка даже не заикался, а когда Люся сама задала ему вопрос о том, пойдут ли они жениться, Юрка удивленно на нее глянул, вроде как тебе что, живется плохо? Зачем оно тебе надо?
Свекровь часто приходила нянчить внука, да и Лизавета в стороне не оставалась, тоже хорошо помогала матери, так что времени свободного у Люси было достаточно.
Так и жили. Вроде как муж и жена, а на деле сожители. Мишка подрос, Юрка опять запил, иной раз поколачивал Людочку, и не рада она была уже тому, что остался муж в семье. Сильно он ее обижал, и чаще всего словами хлестал похлеще, чем кулаками. Какими только словами не называл он ее, а уж за вес лишний пилил так, что хотелось заткнуть уши, и не слушать. Разъелась, мол, как колобок, хватит уже в рот все подряд пихать, худей уже, а то в дверь скоро не пролезешь, но даже мать Юркина заступалась за Люсю.
-Еще чего не хватало! Ты хоть головой своей маленько думаешь, Юрка? Худеть! Пока ребенка кормить будет, никаких худелок! И себя голодом морить станет, и Мишенька страдать будет от того, что голодным будет. У нее и так молоко жидкое, синее, что вода, орёт ребёнок от голода, а если худеть начнет, что там останется? На смеси разоритесь, да и желудок Мише испортите.
Люська после заступничества свекрови совсем расслабилась, и перестала за собой следить. И не сказать, что ела она много, но ненавистные килограммы налипали со страшной силой. Люся поправилась еще больше, чем за беременность, и к тому моменту, когда пришло время выходить на работу она не входила не то, что в додекретные вещи. Ей были малы даже те, что покупала она во время беременности.
Когда за прогулы и пьянство уволили Юрку с работы, схватилась Люся за голову. Сел Юрка дома, ручки сложил, и плевать, что на одну её зарплату сильно не разгуляешься. Хорошо хоть по статье не уволили, уговорила Люся начальника, чтобы по собственному, чтобы трудовую не портить.
Как белка в колесе крутилась Людочка. Еще бы! Двое детей на шее, да муж безработный. А денег не хватает ни на что. Вот тогда- то и вспомнила она слова соседки Ниночки о том, как хорошо жить одной. И на курево тратиться не надо, и на выпивку тоже, да и готовить столько не надо. Когда работал Юрка, еще не так заметны были его траты на вредные привычки, зато сейчас, когда все это пришлось покупать ей из своих денег ох как ощущалось.
С тоской вспоминала Люда то время, когда жили они вдвоем с дочкой. Ведь хорошо же было. И тихо, и спокойно, и денег хватало. И сладости у Лизы были, и игрушки новые покупались, и вещи. И кулаками никто не махал, и дома чистота была и порядок. И дочка спокойная была, не то, что сейчас.
Вспоминала Люда и слова Галины Тарасовны. Что и говорить, правильно она все говорила. О том, что не жизнь это, с таким мужиком, а так, народ смешить, да ребятишек своих пугать. Лиза под любым предлогом старается из дома уйти, лишь бы не слушать постоянные ссоры, а Мишутка папу настолько боится, что едва увидит его пьяного, так сразу за кресло прячется, и носа оттуда не высовывает. А ведь это только начало. Как там Галина Тарасовна говорила? Без таких отцов детям гораздо лучше...
И что не жилось ей одной, без Юрки? Тепла захотела? Заботы, ласки да любви? Плечо мужское и надежное рядом? Вот тебе, Людочка, и тепло, вот тебе и любовь, ласка да забота, тут же и плечо мужское да надежное. Получите, распишитесь, да не жалуйтесь.
Да, одной было жить куда лучше.
Когда Юрка собрался на вахту Люся мысленно перекрестилась. Господи, да уезжай ты уже хоть куда-то, только подальше отсюда! Можешь и совсем не возвращаться!
Без Юрки стало гораздо проще. И пусть первые деньги он прислал ей не скоро, жила Люда, да радовалась. А ему так понравилась эта жизнь вахтовая, что казалось, будто другой жизни и не видел он никогда. Отработает 3 месяца, приезжает домой, и потом целый месяц куролесит, живёт в своё удовольствие. Кинет Люсе 3 копейки, и как хочешь, так и тяни их, копейки эти, но чтобы на столе и мясо было, и овощи свежие, и ребятишкам ляльки купи. И отчитаться не забудь, куда потратила, а то вдруг что припрятала от него, добытчика?
Больше года продолжалась такая жизнь, и с каждой вахтой все меньше и меньше становилась сумма, что выделялась Юркой на хозяйство. И ведь как складно говорил, мол, то штраф схлопотал, то ставку урезали, то еще что. А потом, когда Юрка уехал на очередную вахту позвонила Люсе женщина, и сообщила, что они с Юрочкой любят друг друга, и собираются пожениться.
-Отпустите его, Люся. Вы ему не нужны, и дети ваши ему не нужны. Тем более, это еще посмотреть надо, чьих детей он воспитывает. Знаю я, что вы за птичка, гуляете направо и налево, пока мужа дома нет.
Как хохотала Люся! Нет, это надо же! Они любят друг друга! Отпустите, не держите! Это она значит гулящая, а он мальчик- одуванчик? Так и представила Люся картину, как держит она Юрку, веревками обмотала, и не отпускает.
Юрка отпираться не стал. Сказал, что да, уже полгода с другой живет, пока на работе находится, и что Люська ему даром не нужна, мол, даже глядеть противно, не то, что в койку ложиться.
-Разводиться нам с тобой не надо, мы и так разведенные. Вещи мои можешь матери увезти. И это, на алименты не подавай, Люська. Не позорься сама, и меня позорь, у меня зарплата официальная кот наплакал, минималка. Что там за алименты тебе будут? Я ребятишкам буду сам помогать, давай разойдемся мирно, как в море корабли. Что нам с тобой делить? Ну не получилось у нас семьи, не пожилось, что теперь? Может и на тебя кто ещё клюнет, всяко же бывает.
Поначалу и правда помогал Юра. И Лизе, и Мишутке каждый месяц по 5 тысяч скидывал, и даже отчетов с Люськи не требовал. Потом платежи эти стали поступать с задержками, а потом и вовсе прекратились, мол, туго сейчас деньгами, перебьетесь пока.
Люся высказывала свекрови, что ее ненаглядный сыночек плевать хотел на детей, и не волнует его, сыты ли они, одеты ли, обуты ли. Грозилась, что подаст на алименты, что узнает, сколько он получает на самом деле, и тогда взыщут с него по полной, мол, сам просил детей, а теперь что, в кусты?
Свекровь тоже за словом в карман не лезла, и ставила Люсю на место.
-Ты что ко мне привязалась, Люська? Я вас не сводила, я вас не разводила. Как с....лись, так и раз.......тесь, а ко мне не лезьте. Надо же так, а! Юрка ее рожать просил! Да он бы и каждый год с тебя по ребенку требовать взялся, тоже бы рожать поскакала? Ты баба, то ли не знаешь, какие они, мужики- то? Мягко стелят, да жестко спать приходится. Своей башкой думать надо было, прежде чем плодится по чем зря. Или ты не слыхала, что рожать надо столько, сколь сама, лично ,обеспечить да поднять сможешь? Вы почто такие есть- то? Почто на кого- то все надеетесь? Я что ли ваших детей кормить буду? У меня пенсия не резиновая, самой не хватает.
Мать Люсины жалобы даже слушать не стала, сказала, как отрезала:
- Ты мне тут не жалобься, Людка. Ты же умная, взрослая, сама решать умеешь, да сама знаешь, как поступать. Когда я тебе говорила, ты меня не слушала, так что ты сейчас тут ноешься? Пожалеть тебя надо? Ну пожалею я, а толку что от жалости? Легче жить тебе станет?
И подруга Люсю не стала слушать. Трубку взяла, сухо поздоровалась, да ответила, мол зачем звонишь мне, Люсь? Сама же отвернулась от меня, обвинила не пойми в чем, так что теперь хочешь?
А потом Юрка вернулся в город. С работы его снова нагнали, любви не случилось, видать, глянула та любовь, какой он есть, Юрка- то, да и попросила его с вещами на выход.
Вот тогда-то и поняла Люся, что все, что было раньше, было цветочками, первоцветами весенними, что робко из под первого снежка высовываются. А ягодки сейчас наступили.
Кто только надоумил Юрку дом делить? А может и сам додумался, кто его знает, что там в мозгу пропитом творится?
Поначалу долю свою требовать стал, мол, по закону мне положено, и документ имеется. Под капитал дом брали, а капитал ты только благодаря мне получила, потому как я один на тебя и позарился. Да если бы не я, по сей день жила бы в конуре съемной, и угла своего не имела. Выплачивай, и расходимся, как в море корабли.
Стал ходить к Люсе тогда, когда ему вздумается. Придет, сядет, и сидит, что попало собирает. Одно да потому, мол, все тут мое, а ты никто, и звать тебя никак.
Люся и полицию на него вызывала, думала, что приструнят они его, ведь муж- то он бывший, тоже по сути никто, а оно вон как оказалось. Доля есть? Есть. Значит собственник. А если собственник, то имеет право в доме находиться.
Юрка тогда Люсю вообще до истерики довел. Пол ночи спать ей не давал, стращал, что вообще в дом вернется, и будет тут жить, как ему угодно.
-А что, Люська. Вот возьму и вернусь к себе домой, а то не честно получается. Ты тут в моем доме живешь, на всем готовом, а я скитаюсь по чужим углам, у матери обитаю. Буду в зале жить, на диване. А может назад с тобой сойдемся, Люська? Ты вроде ничего такая стала, похудела. А может и женюсь я, Люська, да жену сюда приведу. А что, я молодой, холостой, да неженатый, и доля моя тут есть, так что имею право. Эх, заживём мы толпой- то, Люська!
Люся плакала, кусала губы от обиды, и уговаривала Юрку, чтобы он ушел.
-Юра, иди проспись. Ну пожалуйста, Юра! Мне на работу завтра, Лизе в школу, Мишутке в садик. Ладно я, ты ребятишек пожалей! Ведь отец ты им, родной. Ну сколько можно, Юра? Давай потом поговорим!
Потом уже трезвый приходил Юрка, только ничего не менялось. Все так же сидел, пил кофе, по хозяйски шарился в холодильнике, доставал оттуда то, что хотел, и откровенно издевался над Людой.
Поначалу Люда с ним ругалась, кричала на него, пыталась выгнать, пыталась запретить подходить к холодильнику, но потом поняла, что это его только раззадоривает.
Каждый день просил Юрка за свою долю разные суммы. Сегодня просит миллион, завтра пол миллиона, и так по кругу. Люся уже думала все бросить, да уехать, куда глаза глядят, да видать сжалился над ней Юрка.
-Ладно, Люська, я сегодня добрый. Вот тебе мое последнее слово. Отдавай мне 200 тысяч, что я вкладывал, да еще сотку накинь за моральный ущерб, ну и расходы все с тебя, и расходимся, как в море корабли. Я узнавал, лучше дарственную на сына сделать.
-Какой ущерб, Юра? Ладно, за кредит согласна, а ущерб- то какой? За что?
-Как это какой ущерб? Сколько лет с тобой жил, маялся. Ну сама посуди, разве жизнь это, с такой бабой, как ты жить? Я тебя столько лет кормил, поил, обеспечивал, в доме моем ты живешь, детей я тебе вон каких сделал. Да тут по хорошему не соточку накидывать надо, а весь лям, так что думай быстрее, Люська, пока я добрый. 2 недели тебе сроку, а потом я назад возвращаюсь, надоело материн визг слушать. И это, ты смотри мне, веди себя хорошо, не зли меня, а то я ведь и передумать могу.
В банк шла Люся на дрожащих, негнущихся ногах. Скрестив пальцы сидела она возле молоденькой, улыбчивой девушки в зеленом галстуке и мысленно молилась, хоть бы одобрили кредит! Хоть бы одобрили!
Наверное Господь Бог услышал молитвы этой непутевой женщины и решил дать ей еще один шанс на спокойную жизнь. Кредит Люсе одобрили. Даже чуть больше, чем она просила. Отказываться от этого чуть больше Люся не стала. Если все получится, если Юрка не откажется от своих слов, то сделает Люся ремонт в доме, переклеит обои, поменяет шторы и начнет жизнь с чистого листа. А если нет? Думать об этом не хотелось, но мысли всё равно лезли в голову, как наглые, усатые тараканы.
И снова мысленно молилась Люда. Только бы не передумал! Только бы не передумал!
Юрка не передумал, но в тот день, когда договаривались они о дате устроил ей такую головомойку, что чуть не сорвалась она, чуть не наговорила ему гадостей. Опять пол ночи сидел, да мусолил свои любимые темы о том, какой он молодец, а она- никчемушка, ни кожи, ни рожи.
На сделку Люда шла опять на дрожащих ногах и всё ждала какого-то подвоха. А вдруг всё было зря, и он просто над ней издевался? Вот возьмёт и не явится сейчас. И что потом делать? В ногах у него валяться?
Сама себя накрутила Люся до такой степени, что едва не заплакала, когда увидела Юрку. И все-таки не смогла сдержать слез, когда бывший муж проявил верх благородства, мол, давай 200 косарей, да расходы оплачивай, и расходимся, как в море корабли. Добрый я сегодня, так уж и быть, не буду с тебя за моральный ущерб брать. Ты только это, на алименты не подавай. На ноги встану, сам помогать буду.
Новость о том, что Юрка подарил родному сыну свою долю за 200 тысяч рублей быстро разлетелась по маленькому городку. Ох и удивлялись люди! Это надо же, какой благородный папаша! А уж щедрый какой, и словами не описать.
Кто- то крутил пальцем у виска, мол, ты что, Люська, совсем уже? Зачем платила- то? там столько вариантов было, он бы и так подарил.
Кто- то обсудил ситуацию, и забыл.
Нашлись и те, кто Юру поддержал, мол, ну а как? Кредит брал? Брал. Платил? Платил. Значит, все честно. А то, что большую часть того кредита платил Юра, пока в браке они были, и потом помирились, да снова вместе платили никого и не волнует. Ну их, эти дебри юридические. Не важно, как там по закону положено. Главное, что по совести все правильно, все честно. Долю- то отписал мужик, а то, что с бывшей деньги стряс, так это и не важно. А то жирно ей будет одной домом пользоваться.
Уже потом, когда страсти немного улеглись случайно встретились Люда с Юрой, и он сказал ей, мол, зря ты на меня гонишь, Людка. Зря винишь. Я ведь подарил сыну долю, и лишнего с тебя не взял.
Не стала Люда ничего говорить. Точнее не смогла и рот раскрыть, до того противно ей стало и от Юрки, и от себя самой. Ну да, долю- то подарил, молодец, папка. Только ей за этот подарок теперь 5 лет кредит платить, а это на минуточку целых 60 месяцев.
А поделом. Сама виновата. Знала ведь, какой он есть, и все равно наступила на те же грабли, причем добровольно, по собственному желанию. И столько лет колотил её черенок от тех граблей по головушке, что до сих пор болит, и вряд ли когда заживёт. А ведь говорили ей умные люди, советы давали, только кто бы их слушал, людей- то умных? Даром ли поговорку люди придумали о том, что умный учится на чужих ошибках, а дурак на своих. На всю жизнь теперь научена Люся, сама себе шишек набила.
Ну ничего, отольются еще кошке мышкины слезки. Нечего теперь бояться Людочке, а потому без зазрения совести подала она на алименты, пусть платит. А то, что без работы сидит Юрка, так кого это волнует? Это его проблемы, а Дети- то общие.
Ох и плевался Юрка, когда должником стал! Ведь по хорошему просил, не подавай на алименты, я так помогать буду! Вот ведь неблагодарная баба! Он ей значит на уступки пошел, целую сотку денег скостил, а она, подлая баба вон как поступила!
Он даже к Людке домой заявился, да опять ей головомойку учинил, мол мой это дом, хозяин я, с места не сдвинусь, пока лист исполнительный не заберешь, да только Лизавета, доченька любимая, кровиночка родная, пригрозила, мол, уходи, папа, иначе полицию я вызову. Не хозяин ты теперь тут, наш это дом. Мамин, мой, да Мишуткин.
Поскрипел Юрка зубами, а что делать? Права доченька, никто он в этом доме. Это же надо было так попасть, а? А Людка- то какова! Ты смотри- ка, осмелела, оперилась, да его, Юрку, в дураках оставила! Детей против него настроила, по любому она виновата. Не могла же Лизка сама до такого додуматься.
Ну ничего, Юрка тоже не лыком шит. Нашёл такую работу, где зарплата белая меньше меньшего. Дулю ей, а не алиментов. Пусть подавится.
Люська тоже умных людей слушать научилась. Копейками давиться не захотела, а захотела получать алименты в твёрдой денежной сумме.
Юра уверен, что ничего у Люська не выйдет, потому и названивает ей, да оскорбляет, а Люська смеётся, да Юрке под шкуру лезет, потому что в своей правоте уверена.
И живут они хоть и порознь, не вместе, но всё так же скандалят и ссорятся, и никак не могут прийти к общему мнению.
Наверное нравится им обоим так жить, и никак не хотят оставить они друг друга в покое, каждый норовит укусить побольнее, да обвинить другого, а страдают в итоге дети. Папа им говорит, что мама плохая, а мама твердит, что папа у них нехороший. И сколько всё это будет продолжаться, никто не знает. Наверное, пока кому-то из них не надоест. Что поделать, когда стоят они друг друга? Как говорится, два сапога пара, и оба левые.
Конец.
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.