Я сидела в своём старом кресле, подаренном ещё мамой на новоселье, и грела ладони о чашку с ромашковым чаем. После работы в школе так хотелось тишины – горло саднило от бесконечных объяснений шестиклассникам про деепричастные обороты. За окном моросил дождь, капли тихонько стучали по карнизу.
Тут зазвонил телефон. Славка... Вот ведь принесла нелёгкая.
– Ленка! – заорал он в трубку так, что я чуть чай не расплескала. – Че делаешь?
– Да вот, чай пью...
– Слушай, тут такое дело, – затараторил он. – Помнишь Витьку? Ну, который в Канаде был? Вернулся! Надо собраться, отметить!
Я промолчала. С моим Славкой это бесполезно – всё равно скажет, что задумал.
– У тебя квартира большая, – радостно выпалил он, – так что празднуем у тебя! Ты ж лучше всех организуешь! В субботу, часов в семь, я всех уже обзвонил.
Сердце ёкнуло. Вот так всегда – даже спросить забыл, хочу ли я этой встречи. А я ведь собиралась почитать, довязать шарф... Мама вон говорит: "В твоём возрасте пора уже научиться отказывать". Но я только пробормотала:
– Хорошо, Слав...
– Ну всё, договорились! – обрадовался он. – Ты не подведёшь, я знаю!
Отключился. А я сижу, смотрю на остывший чай, и так горько стало. Тридцать лет дружим, а он до сих пор не понимает – может, я сама хочу быть гостьей? Может, устала быть "той самой Ленкой с большой квартирой"?
За окном стемнело. В отражении я увидела свои морщинки у глаз – мама говорит, от доброты они. А может, от неумения сказать "нет"? Вздохнула, поставила чашку. Надо хоть белье с балкона снять, пока дождь не припустил. И список продуктов составить – зная Славку, придёт человек десять. Как всегда...
В субботу я металась по квартире как заведённая. Борщ уже томился на маленьком огне – Славка его обожает, вечно просит добавки. В духовке доходил пирог с капустой, на столе ждали своего часа нарезанные овощи для салатов.
Без пятнадцати семь в дверь позвонили. Ну конечно, Славка – всегда приходит раньше, чтобы "помочь". Стоит на пороге, улыбается во все тридцать два, в одной руке пакет с вином, в другой – огромный торт.
– Ленусь, я первый! – гордо объявил он, будто это какое-то достижение. – Давай помогу накрыть.
"Помощь" от Славки – это когда он ходит за тобой по пятам и командует: "А давай это сюда поставим... А тут лучше пересолить... А чего ты салфетки так сложила?"
– Слав, – не выдержала я, когда он в третий раз переставил салатницу, – иди лучше музыку включи.
В восемь квартира гудела как улей. Витька, весь такой "канадский", травил байки про жизнь за океаном. Танька с Мариной, как обычно, обсуждали свои похудения. Димка пристроился у подоконника и молча глушил пиво – он недавно развёлся и особо не разговаривал.
– Лена, а у тебя сок есть? – это Маринка.
– Лен, а хлеб можно другой? – Танька морщится.
– Леночка, а салфеточки где? – Славка командует парадом.
Я носилась между кухней и комнатой, подкладывала, уносила, приносила. В голове стучало: "Ты же лучше всех организуешь... У тебя квартира большая... Ты же всегда рада гостям..."
– Ленусь, – Славка подловил меня на кухне, – чайку бы твоего фирменного. С чабрецом который, помнишь?
Я замерла у плиты. В горле ком, руки дрожат. А он стоит, улыбается – уверенный, что я сейчас брошу всё и побегу заваривать его любимый чай.
– Вон чайник, – я кивнула на полку, – заварка в банке. Сам справишься.
У него брови поползли вверх – первый раз за тридцать лет я не кинулась выполнять его просьбу. А у самой внутри всё дрожит, но и легко как-то стало. Будто камень с души упал.
– Ты чего это? – Славка прищурился. – Устала?
Я молча принялась резать лимон. Нож стучал по доске в такт музыке из комнаты – туц-туц-туц. Как моё сердце.
– А давайте выпьем! – Славка поднял бокал. Глаза у него уже блестели. – За встречу, за дружбу! И за нашу Ленку – самую гостеприимную хозяйку. Кстати, – он обвёл всех довольным взглядом, – Новый год тоже здесь встречаем. Правда, Лен?
В комнате стало тихо. Все смотрели на меня, улыбались. Ждали, когда я, как обычно, радостно закиваю. А я смотрела на своё отражение в серванте – красные щёки, растрёпанные волосы, измученные глаза. Тридцать лет дружбы, и каждый праздник – в моей квартире. Потому что большая. Потому что "я лучше всех организую".
– Нет, – сказала я.
Славка поперхнулся вином:
– Чего?
– Нет, – повторила я спокойно. – Новый год будем встречать у тебя, Слава. У тебя тоже неплохая квартира.
– Да ладно тебе, – он попытался отшутиться. – Ты же любишь принимать гостей...
– Я люблю быть гостьей, – мой голос дрогнул. – Просто ты никогда об этом не спрашивал.
Тишина стала густой, как кисель. Танька замерла с вилкой у рта. Витька вдруг очень внимательно начал разглядывать потолок. А Димка... Димка вдруг улыбнулся – первый раз за вечер.
– А что, – сказал он, – у Славки правда хата что надо. И готовит он неплохо, я помню.
– Точно! – подхватила Маринка. – Помните, какой плов он делал?
Славка растерянно крутил в руках бокал. Я видела, как он хочет съязвить, настоять на своём. Но что-то его останавливало – может, мой взгляд, а может, воспоминание о том, как сам когда-то умел готовить и принимать гостей.
Утром я долго лежала в постели, разглядывая потолок. В квартире непривычно пахло вчерашним вечером – сигаретным дымом, недопитым вином и остывшим пирогом. Обычно я сразу всё убирала, проветривала, мыла... А тут вдруг захотелось просто полежать. Голова немного гудела – то ли от вина, то ли от собственной смелости.
Телефон зазвонил, когда я всё-таки заставила себя встать и поставить кофе. Славка. Сердце ёкнуло – вчера он ушёл какой-то потерянный, даже не глядя в глаза.
– Лен... – голос у него был хриплый, будто простыл. – Ты это... прости меня.
Я молчала, перебирая в памяти осколки вчерашнего вечера. Вот Витька рассказывает про канадские морозы, Танька в третий раз переставляет тарелки "чтобы красивее было", Маринка допытывается рецепт пирога. А потом – тишина после моего "нет". Звон вилки, выпавшей из Танькиных пальцев. Растерянный взгляд Славки...
– Я всю ночь не спал, думал, – продолжал он. – Ты права. Я... я обнаглел совсем. Знаешь, вспоминал, как раньше было. Помнишь, на первом курсе? Я тогда всех к себе звал, готовил...
– Твой плов с барбарисом, – улыбнулась я, садясь в кресло. То самое, мамино. – Ты его три дня готовил, специи какие-то особенные доставал.
– Ага, – в его голосе появились тёплые нотки. – Знаешь, а я все специи храню. Мама тогда купила, в жестяной банке такой... с узорами.
– В синей? С птицами?
– Ты помнишь? – он засмеялся, но как-то смущённо. – Слушай, а приходи сегодня ко мне? Я тут... этот самый плов хочу сделать. Получится или нет – не знаю, столько лет не готовил. Но хочу попробовать.
Я посмотрела в окно. По карнизу прыгали воробьи, мокрые после ночного дождя. Один взъерошенный, совсем как я вчера, когда носилась между гостями с салатами и чашками.
– Только мы вдвоём, – быстро добавил Славка. – Посидим, поговорим... Я столько всего понял за эту ночь, Лен. Про себя, про тебя... про нашу дружбу.
В его голосе была какая-то новая нотка. Неуверенность? Раскаяние? За тридцать лет я привыкла к другому Славке – бойкому, самоуверенному, всегда знающему, как надо.
– Во сколько? – спросила я.
– Часам к шести? Я ещё специи поищу... Может, в магазин схожу. Хочу как раньше сделать, правильно.
Положив трубку, я вдруг поняла, что улыбаюсь. В квартире пахло остывшим весельем, но впервые за много лет это был не тяжёлый запах обязательств и усталости. Просто запах прошедшего вечера.
Я не стала сразу убираться. Заварила кофе, достала мамины чашки – те самые, "гостевые", которые обычно не жалею для шумной компании. Села у окна. На карнизе всё ещё сидела взъерошенная птица, но теперь она казалась не замученной, а просто взлохмаченной ветром и полной жизни.
День прошёл в каком-то странном спокойствии. Я впервые за много лет просто читала книгу, не думая о том, что надо готовить, убирать, планировать чей-то праздник. Позвонила мама – она всегда чувствует, когда у меня что-то происходит.
– Доченька, – сказала она, выслушав мой рассказ о вчерашнем, – иногда самая большая любовь к людям – это научить их обходиться без тебя.
К шести я собралась и поехала к Славке. Странное чувство – быть гостьей у человека, который привык быть гостем у тебя. Он встретил меня в фартуке – мамином, с розочками по краю. Смущённый, какой-то непривычно домашний.
В его квартире пахло специями, рисом и чем-то неуловимо тёплым. На столе стояла та самая синяя банка с птицами – немного потускневшая, но всё такая же красивая. Славка суетился у плиты, то и дело поглядывая в старую тетрадь с рецептами.
– Знаешь, – сказал он, помешивая рис, – я ведь правда умею готовить. И квартиру свою люблю. Просто... проще было к тебе ходить. Удобно. Ты всегда такая... надёжная.
– Проще – не значит правильно, Слав.
Он кивнул, вытер руки о фартук, потом открыл старый буфет и достал фарфоровую тарелку. Белую, с золотым ободком и едва заметной трещинкой у края.
– Мамина, – пояснил он. – Говорила, для особых случаев беречь.
– А сегодня особый случай?
Он помолчал, разглаживая невидимые складки на скатерти.
– Знаешь... да. День, когда моя лучшая подруга научила меня быть не только гостем, но и хозяином. День, когда я понял, что дружба – это не когда тебе удобно, а когда вы оба равны. Даже в мелочах.
Плов получился невероятный. Мы сидели на его кухне, совсем небольшой, но уютной. За окном постепенно темнело, октябрьский вечер окрашивал небо в акварельные цвета. На столе грела руки любимая мамина тарелка Славки, в воздухе плавал аромат специй, и было так спокойно...
– Лен, – вдруг сказал он, – а давай на Новый год к тебе всё-таки? Но... я приготовлю. Всё сам. Ты только стол накроешь, и всё.
Я рассмеялась:
– Нет, Слава. На Новый год я еду к маме. А вот второго января можно и к тебе. И плов этот приготовишь.
Он улыбнулся – легко, без обиды. И я подумала: иногда один тихий вечер может изменить то, что копилось годами. Иногда так важно – просто сказать "нет". И сказать это не со злостью или обидой, а с любовью. К себе – и к другим.