Живешь себе тихо и мирно, никому не мешаешь, создаешь красоту для милых дам, и вдруг бац! Прилетает в бок холодная сталь от обезумевшего грабителя. И вроде жизнь твоя закончилась в самом расцвете лет, и впереди холодная вечность, но судьба подкидывает еще один шанс устроить другую жизнь по своему желанию и уразумению. При этом в новом мире ты оказываешься не один, а со своим любимым и преданным другом. Хотя новые-старые родственнички будут против твоей самостоятельной жизни. Они-то уже решили тебя выгодно выдать замуж, прикарманив твое наследство и приданное. Ну что же, хватаем то, что плохо лежит, и бежим в новую жизнь! Ловите новинку от Киры Страйк «Магазинчик "Дамская радость"». Лично мое мнение - роман интересный, захватывает, хочется надавать по голове любимым родственникам, грабителю и безумно жаль собаку и саму Люсьен. Книга выложена полностью.
Глава 1
Люся была блондинкой с большими голубыми глазами, пушистыми ресницами, тонкой талией и вызывающим лютую зависть или такое же яростное слюноотделение (в зависимости от пола) бюстом. Думаете, это великое счастье? Отнюдь. Проблема в том, что, кроме вышеперечисленных прелестей, девушка имела в совершенстве функционирующий головной мозг. Но большинство окружающих предпочитали этого категорически не замечать.
Более того, ситуацию усугубляло наличие у Люси дорогого друга, неизменного спутника жизни и преданного защитника – крысарика со звучной кличкой Люцифер.
- Повторите как?! – воскликнула девушка, выбирая себе щенка. И для верности сама ещё разок заглянула в родословную.
Да-да, именно так в ней и было написано.
- Вы просто пока плохо знаете эту выдающуюся собачью личность. – ответили ей. – Грозный зверь! Люцифер! Даром что мелкий.
Но Люся предпочла ласково называть своего детку Лютиком.
Теперь представьте себе эту милоту в полном комплекте: записная красотуля с пухлыми чувственными губами и хвостато-ушастой мелочью на тонких ножках под мышкой. Как заподозрить в этом воздушном очаровании наличие интеллекта?
Ну ведь разве она виновата, что уродилась такой вот… бахи-и-ней? Что Люся только не придумывала, чтобы смягчить… точнее, ужесточить, или как это… притушить собственную няшность! Наряжалась в строгие костюмы, почти не красилась. Но что поделать, если один взмах кисточкой для туши по ресницам – и всё! Всё-о, её родные пушистые опахала невозможно роскошным веером раскладывались вокруг первозданной синевы очей до самых бровей. И тоже совершенных.
Тени там, помады – о-ой-ёй, вообще не моги! Любая краска моментально превращала девчонку в пупсика. А она никак не хотела быть куклой. Кукла – совершенная, но однотипная штамповка без всяких признаков индивидуальности.
Она носила длинные волосы и была гением чистой красоты - Авророй. Она стриглась коротко – и превращалась в очаровательного Чижика, вызывавшего неодолимое желание окружающих протянуть руку и пожулькать, потрепать по стильно взъерошенным миленьким вихрам.
Суровое или хотя бы холодно-надменное выражение лица ей тоже не давалось. Вот вообще никак не получалось. Все попытки погримасничать перед зеркалом вызывали гомерический хохот даже у неё самой, настолько комично это выходило. Просто Люся была доброй от природы и светлой не только волосами девчонкой.
Комплексовать насчёт внешности какой-нибудь дурнушке – хоть как-то объяснимо. Но нервничать оттого, что ты писанная красотка – нонсенс. И тем не менее…
- Ну что… Осталось только пойти к пластическому хирургу и как-нибудь деликатно испортить, ну, например, нос. Или насильственно оттопырить уши. – состроив скептическую гримасу, заявила однажды Люся своей подружке Таньке.
- Шутишь?! – вскинулась тогда Танюша – тоже очень даже симпатичная девчонка, однако без приторного перебора.
- Шучу, конечно.
- Дурочка-а…
В двадцать три Люся ещё раздражалась по всякой подобной чепухе. А в нынешние тридцать пять, превратившись в роскошную обаятельную женщину, конечно, перестала. Научилась тонким юмором пресекать излишнее утомительное внимание сильного пола, не замечать завистливых взглядов и облачать неземную свою красоту в элегантную сдержанность.
Привлекательной внешностью Люся была обязана родителям.
- Ах, какая роскошная пара! – умилялись все, кто когда-либо встречался с ними.
Оба были персонажами с обложки. Хотя, почему это были? Они и сейчас прекрасно здравствовали. Правда, покрасовались рядом друг с другом совсем недолго. Ветреный, не склонный на почве своей неотразимости к постоянству отец улетучился из их с мамой жизни ещё во времена Люсиного младенчества. Как выглядит его лицо, дочка узнала только благодаря существованию фотографического искусства.
Мама огорчилась, погрустила, но несильно и недолго. Спустя буквально несколько месяцев одиночества, она организовала дочери нового папу.
Вот его Люся помнила очень хорошо. Он был самый удачный мамин супруг из всех. Дело в том, что на сей момент, Люсина родительница пребывала замужем уже в четвёртый раз. Это если считать только официальные попытки устроить семейное счастье.
С маминой эксцентричностью физическое здоровье, а главное, психологическая устойчивость спутников её жизни просто обязаны были иметь конский ресурс. Людмила бы даже устраивала претендентам тестирование по этой части перед тем, как пускать в загс.
Папа Серёжа, который по-настоящему любил и заботился о маленькой Людмиле, к сожалению, таковыми не отличался. Добрый и переживательный был человек со слабым сердцем.
После восьми лет относительно ладной совместной жизни он скончался от сердечного приступа. И понеслась карусель ухажёров в доме. Мама просто не умела быть одна. А отменные внешние данные позволяли женщине до самого зрелого возраста оставаться для мужчин магнитом.
Вот и сейчас, например, она находилась в счастливом (ну так, по крайней мере, надеялась Люся) браке с горячим итальянцем младше её на девять лет. Кстати, довольно приятный малый – этот Даниэле Франко. Импульсивный, конечно, сверх нормы эмоциональный. Это если мерить по нашему среднестатистическому русскому характеру. Однако же улыбчивый, весёлый, добрый и не жлоб. Никакого сравнения с предыдущим угрюмым нытиком-богатеем.
Такое мнение сложилось у Люси за то короткое время знакомства, что прошло до их с мамой молниеносной свадьбы. Проживала супружеская чета на родине мужа – в Италии. И в данный момент увлечённо занималась разведением винных сортов винограда.
Этот забавный пылкий мачо, кстати, продержался рядом с зажигательной моложавой Натальей ( Люсиной мамой) уже пять лет. После папы Серёжи – абсолютный рекорд. Глядишь, так и останутся парой до самых преклонных лет. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Насмотревшись в детстве на круговерть мужчин в отдельно взятой семье, Люда строила свою личную жизнь от обратного. Однако с первой попытки и ей не повезло. Вроде бы прочувствованный и даже продуманный брак закончился фиаско. Как в песне поётся: "Полюбила парня, да не угадала...".Больше она пока так и не рисковала приближать к себе мужчин до появления личной кофейной чашки и зубной щётки в доме.
Хорошо ли, плохо ли, но детей у них с бывшим мужем не сложилось. И теперь Людмила всерьёз задумывалось о том, чтобы срочно обзаводиться семьёй в лице малыша. И так уже затянула дальше некуда. Конечно, придётся в корне ломать рабочий режим, что-то придумывать поспокойнее.
Ребёнок – это, знаете ли, не Лютик, которого повсюду можно таскать с собой. Пёс совсем уже постарел, но за годы Люсиных командировок давно привык к их совместным путешествиям. Лишь бы не оставаться одному на попечении какой-нибудь соседки. Например, пухлощёкой Леночки, которая зачем-то звала его любимую хозяйку исключительно Люсьен или Люсильда. Бр-р-р… Наверняка из вредности или ревнивой досады на хозяйкину неувядающую привлекательность.
Нет. Кормила и баловала вкусняшками Леночка от души. По крайней мере, старалась со всем усердием. Однако эти её слащавые сюси-пуси Люцифера раздражали. Да и негоже преданному благородному псу принимать подачки, даже самые лакомые, плюс такое вот избыточно восторженное тисканье от совершенно постороннего человека. Лучше уж некоторое неудобство кочевой командировочной жизни, зато при родной душе. Что поделать – работа у его Люси такая.
А профессия у Людмилы была замечательная. Как говорится, при шике и блеске дамских радостей. Она являлась наёмной управляющей сети небольших ювелирных салонов. Не самых крупных, но очень уважаемых в среде ценителей эксклюзива. Основное направление её деятельности заключалось в том, чтобы вести контроль за ассортиментом.
Хозяин сего женского рая давно убедился, что Люсина интуиция работает в указанном вопросе совершенно безотказно. И лет уже, наверное, пять (да-да, как раз с момента отъезда мамы в Италию) полагался исключительно на её безупречный вкус.
Конечно, при нынешнем развитии технологий, можно было никуда не ездить. Изучать рынок в электронном формате, таким же образом анализировать данные по спросу, собирать персональные заявки и строить сотрудничество с мастерскими-компаньонами.
Однако Люсин успех в том и состоял, что она отбирала подходящие экземпляры в живом контакте.
Ей требовалось видеть камни, рыться в закромах, в том, что мастера даже не предполагали предложить какому-то другому, более консервативному в выборе ассортимента партнёру. Очень часто именно там, в несерьёзных игрушках, сделанных просто для души, крылись самые интересные находки, иногда даже не требующие доработки.
Просто сеть салонов «Trouvaille» (что в переводе так и означает – «находка») занималась продажей не самых обычных украшений. Это были реконструкции морально устаревших поделок прошлого или новые, довольно дорогие вещицы с использованием искусственно выращенных минералов. Так называемых гидротермальных изумрудов, синтетических рубинов, синтезированных алмазов, хромосодержащих хризобериллов (аналога александрита) и так далее.
Особую прелесть в глазах Люси им придавало то, что зачастую даже профессиональный геммолог не мог отличить такой вот рукотворный камень от природного без специальной аппаратуры.
Глава 2
Несмотря на достаточно высокий статус в компании, Люда нередко с удовольствием бралась за работу художника. Просто частенько ей удавалось подглядеть за творческим процессом в мастерских. С несказанным удовольствием она наблюдала, как из разобранных устаревших, незамысловатых бус из рук умельцев выходили потрясающие в своей красоте и элегантности вещи. Это доставляло особенный эстетический кайф.
Людмила вообще чутко улавливала особенности сочетания камней и металлов, со временем своих наблюдений научилась приёмам составления эффектных композиций. Для самых значимых постоянных клиентов она собственноручно рисовала эскизы будущих роскошных комплектов бижутерии.
Кто-то скажет, мол, бижутерия – фи, чепуха и дешёвка. Отнюдь…
Конечно, натуральный камень всегда в своей ценности остаётся натуральным камнем – истинным шиком, подтверждением подлинности всего, что окружает владельца, ну и капиталовложением. Однако даже завсегдатаи «красных дорожек» и пафосных приёмов нынче для повседневной носки всё больше предпочитают искусную бижутерию – недорогие копии украшений. Ну как, недорогие… Порою очень даже весомые по стоимости.
Например, Бейонсе. Её помолвочное кольцо с восемнадцатикаратным бриллиантом оценивается в пять миллионов долларов. На каждый день у певицы имеется копия этого украшения в тысячу раз дешевле оригинала – за пять тысяч долларов.
Также «альтернатива роскоши» вписывается в глобальный экотренд – заботу о сохранении окружающей среды, ведь месторождения некоторых драгоценных камней в наши дни близки к истощению.
И, наконец, у выращенного камня гораздо легче получить идеальные характеристики по весу в каратах, окраске, преломлению света, отсутствию каких-либо дефектов – вкраплений, микротрещин и прочего. В гонке за подобными показателями «заменители» частенько влёгкую обходят своих оригинальных собратьев.
На эти факторы и делал ставку владелец бренда «Trouvaille». Кстати, совсем не прогадал. Хорошее чутьё на «золотую жилку» было у Степана Анатольевича. Делец от бога, да и мужик неплохой. Жаль, вот только наследничек у него явно не в отца уродился.
- И кому Анатолич своё добро передавать будет?.. – порою размышляла Люся, глядя на этого не столь уже и юного гадёныша.
Других определений у Людмилы для хозяйского отпрыска не находилось. Великовозрастный хам, лентяй и бездельник Лёшенька был чистопородным маменькиным сынком. Притом в грош не ставил никого, включая саму маменьку. А та-а… с маниакальным упорством ревнивой квочки опекала своё драгоценное дитятко, превращая того в паразита-нахлебника с замашками царя Горы и святой верой в собственную безнаказанную вседозволенность.
В довесок ко всему, по наблюдениям Людмилы, Лёшенька, кажется, взялся баловаться нехорошими веществами. Не такая уж большая дока была Люся в данном вопросе, однако, по некоторым очевидным признакам подобное можно было предположить. Ну там лихорадочный блеск в глазах, чрезмерная даже для этого беспардонного нахала отвязность поведения, нервозность движений…
К шефу женщина со своими домыслами не лезла. Тому и без её проницательных выводов проблем хватало. Да и не слепой, чай, Степан Анатолич. Мужчина взрослый, тёртый, всякого повидавший. Ещё и жена по мозгам ездит: то одно им с чадушкой непутёвым надо, то другое подавай…
В какой-то момент Анатолич устал бороться с ними обоими и психанул. Весь офис слышал, как шеф в своём кабинете громогласно отлучал от «кормушки» Лёшеньку. Тот в аккурат явился в очередной раз потребовать денег – иных причин повидаться с отцом сынок в принципе не имел. Неуёмной в тратах истеричной супружнице тоже было клятвенно обещано урезанное содержание. Заочно, но твёрдо.
Вытурив обиженного папиной резкостью сына едва ли не пинками, шеф яростно хлопнул дверью кабинета и умчался зализывать душевные раны к любовнице Свете. Светлана, известная каждому служащему конторы, с кем-то даже лично знакомая (с Люсей, например), была женщиной терпеливой, уравновешенной и понятливой. В сердечных болях Анатолича серебряной вилочкой не ковырялась, идеальным маникюром против шерсти нервы не расчёсывала. Да ещё и на переженитьбе не настаивала, обладала редкой лёгкостью характера, а собеседников слушала ка-ак… - с изумительной чуткостью.
В общем, мечта, а не любовница. Вот к ней и рванул в растрёпанных чувствах наш шеф, на ходу восклицая раздражённое: «Всех, к чёртовой матери, наследства лишу!» Что-то вроде того. И куда ж его, то наследство, тогда девать?
Впрочем, вопрос по грамотному и перспективному пристрою хозяйского имущества, был явно не Люсиной заботой.
Больше её беспокоил тот факт, что к вечерней прогулке с Лютиком обнаружилась пропажа её сотового телефона. А с ним, как понятно многим, всей, или почти всей жизненно важной информации. Господь уже с самим аппаратом, но контакты-ы!.. А последние фотографии и ролики, которые не успела перекинуть на рабочий комп!
Как она могла не спохватиться раньше?! Ещё ведь и беспечно наслаждалась тишиной всю дорогу из салона на Крупской к дому.
В этот день пришлось до самого закрытия задержаться в крупнейшем филиале компании – принимали партию долгожданных комплектов. Особенно Людмиле будоражила сердце парюра из платины с гидротермальными изумрудами, сделанная под заказ по её собственному эскизу.
Честное слово, себе бы оставила – настолько эффектным получился гарнитур. Но… Пока что Люся на такое роскошество не заработала. Деньги-то у неё водились. Но чтобы запросто взять и облегчить свой кошелёк на столь серьёзную сумму всего лишь на украшения — нет. А трясти подобную трату с нынешнего ухажёра – увольте. Это, считай, по гроб жизни загнать себя перед ним в морально-этические долги.
Так, ладно, телефон. Оставалась одна надежда, что он по замороченности ума был забыт именно там – в салоне на Крупской. Долго не раздумывая, Людмила направилась к машине. Благо, что сумочку с ключами от всего рабочего хозяйства на полном автомате прихватила с собой на прогулку. Как была в спортивном костюме с Люцифером на шлейке – так и отправилась искать пропажу.
Быстро решив вопрос с сигнализацией, женщина вошла в помещение. Айфон нашёлся практически моментально – там, где и предположила Люда, старательно терзая память по пути к магазину.
Выдохнув с облегчением, она погасила свет и вышла в полумрак дежурного освещения торгового центра. Надо было справиться с замком, жалюзи, снова подключить объект к охране – и всё почти в темноте.
Неожиданно, откуда-то со стороны послышался шорох тихих приближающихся шагов.
- Ну вот, ещё с мальчишками из дозорной службы теперь объясняться. – с лёгким раздражением подумалось Люсе.
Лютик предостерегающе зарычал. Но женщине даже в голову не пришло насторожиться – пёс всегда достаточно ворчливо реагировал на появление посторонних в ближнем пространстве хозяйки.
- Спокойно, дорогой, всё в поря-адке. – привычно ласково попыталась угомонить своего защитника Людмила, тормоша ключ в заедающем замке. – Завтра же заставим Анатолича поменять здесь затвор. Как только девчонки каждый день с ним справляются? Это же мука какая-то!
Обычно пёс адекватно принимал приказы Люси, одной фразы хватало, чтобы утихомирить его ревнивое недовольство. Однако в этот раз Люцифер и не подумал слушаться.
Рык собаки перешёл в ожесточённый лай. Пёс рванул из ослабленного хвата Люсиной руки поводок, ощерил клыки и в остервенении бросился на незнакомца.
Дальше всё произошло молниеносно.
- Лютик! – возмущённо закричала на любимца Людмила.
В повороте головы она лишь успела заметить, как тяжёлый ботинок неизвестного в наглухо надвинутом на лицо капюшоне пинает её пса в живот… Как её преданный друг летит в противоположную стену, как падает плашмя на пол и замирает. Как останавливается его храброе сердце. Она почувствовала это сразу и наверняка.
В ту же секунду мужская фигура стремительно навалилась на неё сзади, холодная, пропахшая приторно-сладким табаком рука зажала ей рот, а в боку кольнула, взорвалась острая, смертоносная боль.
Человек чуть приподнял голову, и под полами капюшона в последний миг своей угасающей жизни Людмила различила лицо их с Люцифером убийцы. В стекле двери, в слабом мерцании света её прошило иглами наркотического безумия отражение Лёшенькиных глаз.
Глава 3
Искажённое помешательством лицо этого гадёныша преследовало Людмилу весь её нескончаемый жуткий «сон». Это ведь был сон? Или что-то другое? По крайней мере, любому живущему (про Люду теперь вернее будет сказать жившему) человеку вряд ли известно, как точно можно обозначить это место, состояние, достоверное подобие существования...
Люсе удобно было называть сие неизвестное пространство сном. Так показалось понятней для себя же.
А оно (лицо ненавистного Лёшеньки) зачем-то тоже витало здесь же. То приближалось, то удалялось, то снова налетало на женщину, растягиваясь изогнутой маской, хохотало и шипело, брызгая вязкой слюной. Люда в первый момент никак не могла понять, отчего исступлённая ярость хозяйского отпрыска обращена именно на неё? Они ведь почти не знали друг друга. Что он тут делал, чего добивался?
- Что тебе надо?! – закричала она.
- Ты сама позвала за собой.
- Да на кой ты мне сдался?!
- Но ведь я обидел твоего пёсика. – хохотала маска. – СМЕРТЕЛЬНО обидел…
Люда ничего такого не помнила. Ну про то, чтобы приглашать этого урода себе в компанию. Хотя да… в последние секунды жизни она с немыслимой яростью пожелала подонку сдохнуть. О себе как-то подумать-пожалеть не успела – в памяти застыл фрагмент смерти Люцифера. Глаза обожгло, ослепило жестокими слезами: да она собственными руками была готова придушить эту сволочь. Беда в том, что у сволочи совершенно отсутствовала шея. Плюс, ещё и у самой как-то абсолютно не наблюдалось рук. Впрочем, как и остальных частей тела. Не то, что придушить, шила крошечных зрачков уроду выцарапать - и то нечем.
Так что теперь? Долго это будет продолжаться? А Лёшенька всё щерился, кривил пересохший рот и скрипел своими идеальными зубами. (На стоматологии семейство шефа не экономило.)
- А чего ты, собственно, так веселишься? – Людмилу вдруг озарила очевидная догадка по поводу их совместного пребывания в этой пустоте. Дело в том, что женщина детально вспомнила, как умерла. И это означало одно: сей глумливый придурок тоже мёртв. Либо где-то на грани подобного.
- Ты такая смешная, когда вот так грозно морщишь бровки. – хохотнул Лёша и судорожно облизнул синюшные губы. – Ой-ой, как страшно, я почти испепелён! Хорошо, что я тебя первый укокошил.
- Идиот, так ведь и ты нынче покойник.
- С чего бы? – точки Лёшиных зрачков беспокойно забегали в белёсых блюдцах глаз.
- Ну… оглядись вокруг, напряги худосочные извилины. Чем ты сейчас отличаешься от меня? До сих пор полагаешь, что пришёл в мой сон пугать дурацкими обезьяньими ужимками?
Похоже, именно так Лёшенька и расценивал ситуацию своим разжиженным наркотой мозгом. И Люся не без злорадства продолжила:
- Спешу разочаровать: мертвецы не видят снов.
- Так это ты-ы… Ты явилась… А ну вали из моего сна! – по лицу гада пробежала судорога, а изо рта неожиданной ядовитой струйкой потекла пена. – Что?! Что это?!
- Расплата. – уверенно-ровно констатировала Люся, наблюдая, как меняется настроение и состояние её убийцы.
Сперва Лёшина образина капитально растерялась и окончательно передумала выделывать перед своим единственным зрителем устрашающе-издевательские па. В движениях появилась суетливость, выражение стало немного более осмысленным, в нём отчётливо обозначился испуг. Словно маска к чему-то настороженно прислушивалась, и её категорически не радовало то, что она слышала.
Люда тоже на всякий случай напрягла слух. Однако так и не уловила страшившие Алексея звуки. А «лицо» тем временем впадало в настоящую панику: оно металось по мрачному пространству, уже совершенно не обращая внимания на свою «жертву». Лёша стенал, плевался пеной и громко, изобретательно ругался. Он неистово жаждал вырваться отсюда, но выход не отыскивался. Его не было. Как ни странно звучит, однако темнота, окружавшая эту пару и казавшая бездонной, имела строго ограниченные пределы. И выпускать своих пленников не собиралась. Но гостей впускала.
Чёрные, темнее самой Тьмы тени просочились в «сон» Людмилы, опутывая Лёшино лицо туманными нитями боли и ужаса, разъедая в нём глубокие рытвины, поглощая, растворяя в себе. Заставляя Люсино сердце содрогнуться, раздался оглушительный рёв-стон. Безутешный, обречённый вой человека, осознавшего свой страшный конец, и…
Людмила проснулась.
А Алексей – нет. В ту же ночь его коченеющее в луже собственной рвоты тело нашли охранники на очередном обходе. Правда, Люда того уже не увидела. Для неё начиналась совсем другая история.
Очнулась Людмила, как в эпично-трагической сцене из дурного кино. Сердце стучало кульминационной барабанной дробью, в висках пульсировал огонь. Окружавшая её обстановка (как и недавний «сон») реалистичностью тоже не радовала: затёкшее тело сквозь тупое онемение ощутило под спиной жёсткую поверхность какого-то убогого ложа. Было жарко. Настолько, что захотелось содрать с себя всю одежду.
Сдёрнув тощее шерстяное одеяло «застиранного» цвета, Люся резко села в кровати. В голове поплыло-о, вокруг тошнотворно закружились изображения обшарпанных стен, немногочисленной допотопной мебели. Тут же добавился отвратительный запах неухоженной, запущенной старости.
Было довольно темно, однако некий слабый источник освещения имелся наверняка. Ведь женщина всё же различала отдельные предметы. Взгляд её обшарил потолок, пополз по полу, выцелил в карусели картинок прямоугольник тени окна… Тьфу ты, в смысле, не тени, а наоборот… и мутный разум толкнул женщину к спасительному просвету в стене.
Уронив по пути видавший виды табурет, Люся кукольно-механическими шагами доковыляла до оконного проёма и едва не расшибла лоб, со всей дури нырнув в это слабое, маняще-животворное прохладное лунное сияние. Хорошо ещё силы почти отсутствовали – не разбила ни голову, ни стекло, которое оказалось на редкость чистым. Настолько прозрачным, что она его своим размазанным зрением просто не различила.
Но грохоту наделала. Хотелось хохотать и рыдать одновременно.
Скрипнула дверь, и на пороге обозначился девичий силуэт. Очевидно, Люся кого-то всё-таки разбудила. Девушка в долгополой ночной рубашке почти бесшумно забежала в комнату на звуки падающей мебели и гул потревоженного ударом окна. И застала Люсю обессиленно повисшей на широком облезлом подоконнике.
- Мадемуазель Люсьен! Вы очнулись! – она торопливо поспешила к женщине, на ходу автоматически поднимая стул и бросая на кровать оброненное одеяло. – Зачем же вы встали?! Разве ж можно, в таком-то состоянии. Да вы вся горите! Сейчас… Сейчас я помогу вам прилечь, открою окно и принесу воды.
Людмиле было так плохо, что вся тирада девушки пролетела мимо её внимания, оставив в память о себе только жизненно важное: «прилечь», «открыть окно» и «вода».
Звуки доносились до Люсиного слуха гулко и растянуто, словно она находилась на дне неглубокого озера, а неизвестная девушка пыталась докричаться до неё с берега. Изображение тоже подёрнулось рябью. Как женщина перекочевала с подоконника на кровать, она бы вряд ли рассказала.
Растекаясь от накатившей слабости в горизонталь, из последних сил рассматривая над собой заспанное и деловитое девчачье лицо, Люся вздохнула с невыразимым облегчением: Лёшенька всё-таки испарился. На его месте материализовалась очень даже миловидная особа годов двадцати.
А ещё у Людмилы снова появились руки, ноги и ощущения – пусть даже безрадостные и весьма болезненные. И слух, хоть и слабый, ватный, но уже настоящий: не тот ментальный обмен мыслями, что происходил между нею и Алексеем при их последней «встрече».
Вот этим самым слухом женщина сумела уловить, что в комнате появился кто-то ещё. Разобрать конкретных слов уже не получалось, однако звучавшие интонации показались ей не очень-то радостными. Даже ворчливыми и недовольными. Ну и ладно, сейчас её это мало волновало.
Просто… вопреки нелепости обстоятельств её пробуждения, вопреки паршивости самочувствия, присутствию странных незнакомцев поблизости… да наперекор всему, внутри неё зародился и продолжал нарастать какой-то неповторимый душевный восторг.
Она была жива. Несомненно жива!
Смущала, правда, подозрительная нестыковка в симптоматике телесных повреждений. Должно было болеть в боку – туда шефский сынок ткнул её ножом. А ныла почему-то голова.
И Лютик! Что с ним?
- Где моя собака? – попыталась выговорить Люся, но её никто не понял.
Голову женщины приподняла тонкая рука, в рот, по подбородку, шее потекла сырая прохлада.
С последним напряжением сил Людмила совершила несколько глотков и отключилась.
Глава 4
Несколько раз за двое суток Люся просыпалась, чтобы только попить, доползти, повиснув на плече уже знакомой девушки, до туалета и с благодарностью принять из её рук жиденький супчик. Эту единственно подходящую еду та по ложечке осторожно вливала Людмиле в рот.
Вообще-то, и изнуряющими марш-бросками к туалету можно было не напрягаться. Под кроватью болящей был припасён горшок. Правда, один только вид этой дикой посудины вызвал в женщине активное неприятие. Людмила так яростно протестующе замотала головой, что девушка и уговаривать передумала. А от всплеска возмущения даже в мозгах Люсиных на время прояснилось. Да, температура зашкаливала так, что впору чайник наложением рук кипятить. Да, оторваться от кровати – на грани подвига. Но ведь она и не при смерти, чтобы совсем уж до такой степени раскиселиться, расписаться в полнейшей беспомощности.
Люсина нянька оказалась девушкой серьёзной и понятливой. Разговаривала мало и не требовала пространных ответов от своей подопечной. Внимательно и добросовестно отслеживая состояние больной, девушка навещала её часто и сама безошибочно определяла, чего той требуется.
- Попить? Умыться? – звучали сосредоточенные вопросы.
Люся в ответ лишь кивала или отрицательно мотала головой, послушно глотала микстуры и даже не пыталась пока разбираться в происходящем. Выяснять, где она оказалась, да кто такая эта симпатичная девчонка – морально-волевых не хватало. Вялым, однако же, взрослым рассудком приценившись к ситуации, женщина сознательно позволила себе абстрагироваться, пощадить нервы от немедленных тревожных переживаний. И пока только спала, да изредка собирала попадавшиеся на глаза детали. Угрозы жизни она не чувствовала, а за её расшатанным здоровьем ответственно следила бдительная и умелая помощница. Главным было то, что теперь у Людмилы вообще появилось время, чтобы разбираться со всем позднее.
Простые человеческие потребности заставляли Люсино тело подниматься, но сознание по-прежнему оставалось размытым и спутанным. Тем не менее кое-что Людмила всё же рассмотрела и к окончательному пробуждению не забыла.
Открывая глаза в этот раз, она почувствовала значительное улучшение в собственном состоянии. Болезнь, чем бы она ни была, отступала. Температура явно пошла на убыль: сорочку больше не хотелось содрать вместе с пылающей кожей, а по венам не пульсировала обжигающая лава. В голове перестало отдаваться прострелами боли и даже ныть. Мышцы стонали, однако уже не от лихорадочного жара, а от банальной длительной неподвижности. Да Люся себе все кости за эти дни отлежала. И, кстати, наконец-то неплохо выспалась.
Настроение пошло на подъём, в жизнеощущениях обозначился позитив. Однако вместе с тем приспел момент реально разобраться по части слагаемых из собственных перспектив. И трезво прикинуть, что у нас там намечалось по их сумме. Проще говоря, выяснять, каковы наши нынешние данности.
Итак, как выше было сказано, некоторое количество информации у Людмилы уже скопилось.
Например, то, что находилась она сейчас в каком-то доме, довольно ветхом. Судить о его размерах было сложно. Перемещаться в болезни далеко на своих трясущихся двоих женщина не могла. Да и нужды такой не было: домашний клозет располагался в нескольких метрах от двери её комнаты. Так что увидеть, каково это строение в подробностях, не вышло. Доступный обзор ограничивался пределами мрачного коридора. В нём: четыре запертые двери, очень старая одинокая картинка на стене с изображением лошади и открытый выход в… ну куда-то дальше, где из окон уже изливался дневной свет. Однако и эти несколько метров жилого пространства давали возможность сложить скудное, минимальное, но приблизительно достоверное представление об этом месте.
Освещение в доме обеспечивалось масляными лампами, которые коптили больше, чем давали света. Отопление – каминное. Зато имелся водопровод, правда, только с холодной водой.
Один раз Люся краем глаза успела заметить какого-то молодого человека, прошедшего по коридору из «светлой» части дома в одну из комнат. Попыталась сфокусироваться, разглядеть незнакомца получше, но не успела.
- Мари, зайдите ко мне. – на ходу бросил тот и слишком быстро исчез за дверью.
Приказ, очевидно, обращался к Люсиной няньке. На саму же Люсю этот невоспитанный субъект не обратил никакого внимания. Нет, ну, в конце концов, даже если торопишься – можно проявить хоть какие-то элементарные признаки дружелюбия? Пускай формальные. Стоило хотя бы поздороваться, между прочим. Культурные люди так и делают. Уж промолчим о простом человеческом участии в адрес больной женщины. В одном доме обитаем, а до её здоровья, похоже, здесь никому, кроме Мари, дела не было. Любопытный, однако, момент.
Ладно, что у нас там далее по списку...
Итак: она жива и идёт на поправку. Второе: всё вокруг неё неправильное. Всё чужое, неизвестное, а что ещё неприятнее - иное. Однако на фоне первого утверждения, этот факт значительно терял в своей ужасности и трагичности. Быть может, такая мысль кому-то покажется чересчур оптимистичной, самоуверенной, но после чуда собственного воскрешения Люся внутренне была готова принять что угодно.
Допотопные условия нового существования? Ну и что?! Сие - всего лишь некоторый недостаток удобства. От этого никто ещё не умирал. Незнакомые, местами недружелюбные люди? Тоже мне проблема: познакомимся, подружимся. Чужое тело? Ох, вот тут, конечно, так легко не отмахнёшься. Но и то переживём. Главное, что снова завелось, чего переживать. Точнее, проживать.
Кстати, Люся уже в полной мере осознала, что тело у неё теперь постороннее. В зеркале себя пока не видела, но что оно девчачье определить, сами понимаете, труда не составило. Как там обстоят дела с красотою лица – неизвестно. Сейчас Люда смирилась бы и с тем, чтобы для разнообразия побыть дурнушкой. В конце концов, и это при желании и определённом уровне умений исправимо. Зато оно точно молодое и складное. И ещё Люся не угодила в тушку какой-нибудь козы, вороны или, например, комара.
И всё же что теперь стало с Лютиком? Перебирая в голове детали своих кратковременных вылазок в коридор, Людмила вспоминала, как пыталась отыскать хоть какие-нибудь признаки присутствия собаки. Ей казалось справедливым, чтобы… Ну раз она за какие-то даже ей неизвестные заслуги удостоилась шанса на жизнь, то и Люцифер… Он ведь такой славный, и храбрый, и преданный. И погиб, защищая её – Люсю. Ну, вдруг и ему посчастливилось… как это… возродиться.
Однако пока никаких обнадёживающих намёков на такой исход не наблюдалось. По дощатому полу дома не цокали коготки собачьих лап, и даже с улицы не доносилось звуков лая. Похоже, собак в этом доме не держали. И это расстраивало.
Зато здесь, кажется, водилась кошка. Ну да: несколько раз осторожно шкрябнув когтями по углу неплотно прикрытой двери, трёхцветная пушистая красотка подцепила её и просочилась в комнату. На пару секунд застыла посреди помещения, осмотрелась и ловко, одним гибким прыжком оказалась на Люсиной подушке. Потопталась у головы, лизнула макушку, а зря. Пришлось долго мотать мордочкой, фыркая и широко разевая пасть, в попытках избавить свой шершавый наждачный язык от прилипших к нему длинных Люсиных волос. Перелезла на саму Люсю, улеглась носом к её лицу, включила «трактор» и принялась энергично жамкать подушечками лап одеяло на груди женщины.
И взгляд у коши был такой сочувственный, такой понимающий…
- Л-лютик? – не удержалась от несмелого вопроса Люся, с робкой надеждой заглядывая в глаза урчащей животинки.
Ну а что? А вдруг? Да мало ли?..
Кошка не среагировала. Зажмурила зелёные очи, отвернула голову и продолжила самозабвенно наминать потёртое одеяло.
- Что?.. Нет? Не Лютик? – с огорчённым вздохом Людмила протянула ладонь к кошачьей морде. – Жаль.
Ну, она должна была попробовать.
Продолжение читать на страницах Литнета здесь....
Автор Кира Страйк