1887 год
«Таганрог. Заговорив о Таганрогском порте и торговле Таганрога, кстати, скажу несколько слов о так называемых флаг-капитанах. Я думаю, весьма многим известно, что в наши южные порты, а в особенности в Таганрогский, приезжает масса греков. Явившись к нам, эти господа первым делом стараются кое-как выучиться русскому языку. Научившись объясняться по-русски с грехом пополам, они прибегают с просьбой к своим соотечественникам-капиталистам, уже успевшим набить карманы различными ухищрениями и торговыми «оборотами», а эти обороты, как известно, у греков в большом ходу. Соотечественник, конечно, примет новичка, который тут же и просит о назначении его на какое-нибудь из судов владельца капитаном. Такую просьбу стараются удовлетворить. Но тут является затруднение в том, что будущий капитан не имеет законных прав, чтобы командовать судном, которое плавает под русским флагом. Затруднение это, однако, скоро устраняется находчивыми потомками Эллады. Они отправляются в какую-нибудь кофейню, которая более всего посещается моряками, и находят там русского штурмана, окончившего курс в мореходном классе и имеющего право командовать судном. Штурман приглашается принять должность флаг-капитана. По судовым бумагам русский штурман, как человек имеющий право командовать судном, записывается в корабельной конторе капитаном судна, а пришелец в списке судового экипажа записывается матросом. На самом деле судном командует грек, получая оклад капитана, а русский штурман, который числится только по бумагам капитаном, исправляет на судне должность матроса и получает матросский оклад. Случится какое-нибудь несчастье с судном и перед законом ответственным лицом явится русский штурман, а грек, хотя бы и был виновником этого несчастья, умоет руки и, указавши на русского штурмана, скажет, что он здесь капитан. Конечно, нельзя оправдывать русских штурманов за то, что они решаются на подобные сделки, но, ведь, как говорится, голод не свой брат, и факт этот остается грустным фактом. Ф. Клунников».
1892 год
«Ростов-на-Дону. В городе замечается необыкновенно большой съезд с окрестных станиц, сел и деревень крестьян и казаков, которые производят в Ростове покупки разных товаров к предстоящим праздникам».
«Ростов-на-Дону. Вчера в городской управе состоялось собрание учителей и учительниц для обсуждения вопроса об устройстве елки для учеников и учениц. Решено устроить елку в зале городских общественных учреждений, на которой будут присутствовать более 1000 учащихся».
«Ростов-на-Дону. 25-го декабря в Александровском благотворительном обществе будет устроена елка для призреваемых обществом детей, потерявших родителей в холерную эпидемию».
«Ростов-на-Дону. Обряд развода у евреев в редких случаях не сопровождается судебными процессами. Предоставляя супругам развестись, духовное правление не дает никаких указаний относительно раздела имущества. Исаак Штернфельд, житель посада Азова, сумел воспользоваться этим упущением. Женившись в первый раз на урожденной Г. и взяв за нею приличное приданное, Штернфельд через некоторое время, разведясь с первой женой, не менее выгодно женился на урожденной Б. и затем, нашедши благовидный предлог, расстался и со второй женой, но… как после первого, так и после второго случаев развода оставил у себя на память о брачной жизни некоторые вещицы из туалетов жен: брошки, серьги, кольца, браслеты и т. д.
Обиженные жены потребовали судом возврата украшений. Вчера дело по иску второй жены Б. с Штернфельда разных вещей на сумму 500 рублей назначено было к слушанию съездом мировых судей и отложено по просьбе Штернфельда, обещавшего в следующую сессию съезда предоставить оправдательные факты».
«Ростов-на-Дону. В городской управе предпраздничная суета и давка: происходит усиленная выборка торговых документов, в особенности суетятся трактиросодержатели, которым в этом году пришлось очень круто относительно разрешений открытие трактиров.
- Помилуйте, Павел Иванович, - вопит молодой высокий парень с рыжими усами, - я 600 рублей на ремонт затратил, а вы не разрешаете – да, у меня порядок, как в первоклассной гостинице.
- Не могу, если бы можно было, наверно бы разрешили, это не от меня зависит.
- Как не от вас, полиция говорит, что это дело Павла Ивановича.
- Мое дела я выполняю…
- Ради Бога, пожалейте, что ж это такое, ведь, у меня жена, дети…
Подходит другой, тоже, по-видимому, трактирщик.
- Пал-Иваныч, по какой такой этакой притче «номеров» мне не разрешается открывать?
- Пожалуйте, говорю вам, в полицию, это нас не касается, я уж вам говорил несколько раз…
- Павел Иванович, а Павел Иванович, - говорит какая-то медвежья шуба, - так прикажите, значит, заднюю дверь забить и тогда хоть ренсковой погреб открывай?
И такие разговоры продолжаются в управе в течение целого дня».
«Ростовский округ. Вчерашний ветер натворил не мало бед нашим рыбакам, которым посносило снасти и «закатывало» лошадей с санями с прямой дороги». (Приазовский край. 335 от 24.12.1892 г.).
1893 год
«Ростов-на-Дону. Ростову в недалеком будущем суждено обогатиться еще одной фабрикой, предназначенной для выделки обоев, как простых, так и дорогих сортов. Предпринимателями на этот раз, как мы слышали, являются несколько харьковских коммерсантов, вступающих в товарищество».
«Ростовский округ. В заседании съезда рассмотрено было вчера бытовое дело, иллюстрирующее нравы сельских обитателей. Мировой судья 7-го участка приговорил крестьянина села Самарского, Александра Половинкина, к тюремному заключению на 1 год за растрату имущества, опекуном которого он состоял.
В заседании съезда дело представилось в таком виде. У обвиняемого, молодого парня, умерла жена после первых родов, оставив мужу ребенка, для кормления которого он нанял мамку. Родители же покойной рассудили обобрать убитого горем молодого вдовца и из дома его произвольно забрали почти все вещи, принесенные в приданное покойной дочери. Боясь, чтобы старики также не забрали пару волов и корову, оставленную покойницей в наследство ребенку, Половинкин заявил, что продал их, не сделав этого на самом деле. Опекунами этого наследства состояли обвиняемый и его тесть. Последний и возбудил против Половинкина уголовное преследование за растрату опекаемого имущества. Съезд не нашел в действия Половинкина признаков растраты, почему и отменил приговор мирового судьи, оправдав обвиняемого».
«Ростов-на-Дону. Обвиняется в краже и товара у своего хозяина из бакалейной лавки 14-летний мальчик Строганов, приговоренный мировым судьей к 1 ½ - месячному тюремному заключению. Так как в заседании съезда потерпевший хозяин обвиняемого мальчика заявил, что не желает его преследовать, в виду прежней честной службы, то съезд приговор мирового судьи отменил, освободив Строгонова от наказания». (Приазовский край. 327 от 24.12.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. На этих днях на большом котке, вблизи наплавного моста, будет устроен конкурс конькобежцев».
«Ростовский округ. На днях сильными ветрами было занесено в открытое море несколько саней с рыбаками. В течение 28 часов несчастные мучались, пока их не прибило к берегу; к счастью, все обошлось благополучно».
«Таганрогский округ. Интересное заявление поступило на днях в юзовское полицейское управление. Назвавшийся крестьянином Харьковской губернии, Изюмского уезда, Николаевской волости, деревни Райгород, Емельян Никифоров Величко, явившись в означенное управление, заявил, что, проживая на руднике Древицкого, Макеевской волости, он, Величко, занимался выделкой фальшивой монеты 20-копеечного достоинства, причем, в доказательство своего заявления, представил принадлежавшие ему напилок, машинку и кусок олова. Величко был препровожден к судебному следователю. Причины, побудившие его к такому признанию, пока неизвестны». (Приазовский край. 332 от 24.12.1894 г.).
1897 год
«Таганрог. Крестьянин Рогоза, оказавшийся по возвращению на родину, в Полтавскую губернию, больным проказой, проживал не в Таганроге, как о том сообщила Гадячская уездная земская управа местной городской полиции, а в поселке Петрушина Коса, отстоящем от Таганрога в 6 – 7 верстах. Окружной распорядительный по земским делам комитет, получивший от Гадячской уездной земской управы такое же сообщение, обратился к таганрогскому окружному врачу с просьбой лично поехать в поселок Петрушина Коса и произвести там самую тщательную дезинфекцию, подвергнув при этом медицинскому осмотру всех жителей поселка. Заседателям 2-го и 8-го участков предложено оказать окружному врачу полное содействие».
«Новочеркасск. В последнее время часто стали повторяться кражи верхней одежды из приемных в камерах мировых судей. У одного из посетителей камеры съезда мировых судей в прошлом месяце была украдена бобровая шапка. Затем, на днях у частного поверенного Пантелеева, в то время как он находился в камере мирового судьи 1-го участка, украдено было пальто. Наконец 16-го декабря из приемной мирового съезда украдена была шуба некоего Месеврина. На этот раз удалось обнаружить кражу. Замечено было, кто взял шубу, надел и вышел на улицу. Сейчас же погнались за этим человеком и задержали его на Платовском проспекте возле аптеки Фертиг. Оказалось, что похититель дворянин Дынский. Последний чистосердечно сознался в краже, заявив, что доведен был до этого своим крайне бедственным положением, полной неспособностью к труду. За кражу Дынский, как дворянин, должен занять скамью подсудимых в окружном, а не в мировом суде. Его ждет суровое наказание в том случае, если присяжные заседатели скажут ему страшное слово: «Виновен». Всего этого не мог не знать господин Дынский, и, если он все же решился на преступление, значит, действительно, его положение безнадежное. Не имеем ли мы в данном случае дело с большим несчастьем, и не следует ли общественной благотворительности прийти на помощь этому человеку? Разобраться в этих вопросах должны, конечно, прежде всего попечители общества пособия бедным». (Приазовский край. 338 от 24.12.1897 г.).
1899 год
«Станица Мариинская. Зима в станице, как известно, самое мертвое время. С началом ее обыватель засыпает самым крепким, беспробудным сном и просыпаются только с наступлением теплых весенних дней. Сон его ничем не нарушается в течение всей зимы. Разве в станице произойдет какой-нибудь экстраординарный случай в роде убийства, грабежа или пожара, тогда обыватель раскроет свои отяжелевшие от долгого сна глаза, буркнет что-то спросонья и опять погрузится в спячку. Ни события в Трансваале, ни суд над Гереном, ни голодающие в России – ничто его не интересует. Спит таким же крепким сном и станичная интеллигенция. Последняя, кажется, еще глубже погружена в летаргию. По крайней мере, ничем она до сих пор не заявила о своем существовании – точно ее нет в станице. А ведь у нас, слава Богу, далеко не безлюдно. Судите сами. В станице есть два священника, дьякон, псаломщик, два учителя, учительница, надзирательница, два почтово-телеграфных чиновника, четыре офицера, да и еще найдется человек 5 – 6 интеллигентных людей. Кажется, при таком контингенте более или менее образованных можно было что-нибудь сделать и для себя, и для меньшего брата. Почему бы, например, не устроить народные чтения, спектакли, беседы? Ведь, все это не потребует и больших денежных затрат, и особенного труда. Вот теперь Рождественские праздники. Отчего бы не сделать для детей елку или какой-нибудь детский вечер? Ведь, люди есть, деньги найдутся; но ничего этого, мы уверены, не будет». (Приазовский край. 337 от 24.12.1899 г.).