Великий художник Левицкий знал толк в женской красоте. Он писал первых красавиц империи – фрейлин, графинь, княгинь. Но даже среди этого блестящего собрания одна модель поразила его особо. С полотна смотрит юное создание с точеным лицом, тонкими чертами и загадочным взглядом из-под соболиных бровей. Глаза прикрыты, словно красавица не хочет выдать все свои тайны.
Кто же она? Знатная дама? Столичная львица? Как бы не так! Перед нами провинциальная помещица Агафоклея Полторацкая, та самая, что превратит захолустное имение в настоящую империю и войдет в историю как "царица Тверской губернии".
Впрочем, до царского статуса было еще далеко. А началось все с куклы, которую отняла нянька у четырнадцатилетней девочки:
— Поди, Феклуша, жених приехал!
— Какой еще жених? Я играть хочу!
— Играть потом будешь. А сейчас марш косу заплетать!
Женихом оказался Марк Полторацкий, сын соборного протоиерея из Черниговской губернии, певец придворной капеллы и любимец императрицы Елизаветы. Судьба забросила его далеко – от церковного хора в Киеве до итальянской оперы в Петербурге. А теперь вот занесла в тверскую глушь на смотрины невесты.
Феклушу, конечно, никто не спрашивал. Родители рассудили здраво: дочка хороша собой, но бесприданница, а тут целый статский советник, дворянин, при дворе служит. Такой шанс упускать нельзя!
— А что, господин Полторацкий, — осторожно поинтересовался отец невесты, — в столице-то жить будете?
— Да как супруга пожелает, — ответил жених с учтивым поклоном. — Мне по службе часто в разъездах бывать придется.
И тут случилось неожиданное. Молодая жена наотрез отказалась ехать в Петербург! Муж пытался уговорить, но куда там! Агафоклея Александровна (теперь ее величали уже по имени-отчеству) решила обосноваться в своем имении Грузины.
Что за блажь? Променять блеск столицы на глухомань, где из достопримечательностей только икона Грузинской Божьей Матери в местной церкви? Девять покосившихся изб, мост из гнилых бревен, тощие коровы в полуразвалившихся сарайках...
Но у новоиспеченной хозяйки были свои планы. В конце концов, даже самая длинная дорога начинается с первого шага. А уж куда заведет эта дорога юную красавицу с портрета Левицкого, об этом никто и подумать не мог...
Дело мастера боится
Марк Полторацкий, наведываясь в Грузины между гастролями, только диву давался. Его тихая красавица-жена развернула бурную деятельность. Не прошло и года, как имение стало неузнаваемым.
Для начала она взялась за старосту – поймала на воровстве и собственноручно отходила палкой. Челядь ахнула: барыня-то с норовом! А она уже командовала дальше – одни чистили пруды, другие латали крыши, третьи вывозили годами копившийся мусор.
— Матушка-барыня, да как же мы управимся? — причитали крестьяне.
— А не управитесь – пеняйте на себя! — отрезала Агафоклея Александровна.
У соседей она заняла крупную сумму. Муж, прослышав об этом, схватился за голову:
— Дорогая! Ты нас разоришь!
— Не беспокойся, душа моя. Занимаю деньги – значит, знаю, как отдать.
И ведь знала! Вместо прежних развалюх в центре усадьбы вырос настоящий дворец в три этажа. Сто двадцать комнат, отделка розовым мрамором, паркеты из редких пород дерева. Поговаривали даже, что проект делал сам Растрелли.
Перед домом раскинулись роскошные цветники. За ними парк с прудами, островками, мостиками и беседками. А вокруг хозяйственные постройки из жженого кирпича под черепичной крышей. В конюшнях 250 породистых лошадей, в хлевах 600 голов скота.
Но главное чудо крылось не в размахе, а в системе управления. Агафоклея Александровна придумала хитрый способ борьбы с воровством: старост в деревнях регулярно переводила с места на место. Не успеет человек обжиться и завести "свои" схемы, как его бац! – и в другое имение. А на его место новый староста, да еще под бдительным оком хозяйки.
— Ох, и лиса ты, матушка! — восхищались соседи-помещики.
— Не лиса, господа, а хозяйка, — поправляла она. — Разница большая.
От рассвета до заката носилась она по имению, то верхом, то в коляске, а то и пешком. К вечеру еле живая возвращалась. Нянька парила ей ноги, мазала медом, обертывала лопухами:
— Лежи, красотуля. До завтрева отдохни.
— Какой отдых! Завтра на конный завод надо...
Муж, наезжая в Грузины, только руками разводил. Его певучий баритон, покоривший саму императрицу, здесь звучал вполсилы. Все знали, что настоящий хозяин в усадьбе, помещица Полторацкая.
А она уже присматривалась к соседним имениям. Покупала земли, открывала винокуренные заводы, брала винные откупы. Капиталы росли.
Лишь одно темное пятно омрачало её триумф. Как-то раз она попалась на подделке завещания. Грозила каторга! Но хитрая барыня как-то вывернулась. Правда, после этого случая дала зарок не брать в руки пера, и сдержала его. До конца жизни все считали её неграмотной. А она тем временем держала в голове тысячи цифр и фактов, руководя огромным хозяйством через доверенных секретарей.
Впрочем, это было только начало её удивительной истории. Впереди ждали двадцать два ребёнка, внук-картёжник, проигравший за раз 700 тысяч рублей, дружба с Пушкиным, визит императрицы и громкая публичная исповедь перед смертью..
22 причины для гордости, или Как воспитать полк детей
Говорят, если Бог дает детей, то дает и на детей. У Агафоклеи Александровны этих "подарков" набралось аж двадцать два! Целый полк наследников, каждого из которых нужно выучить, воспитать, вывести в люди. А главное, не перепутать по именам.
В отличие от собственного детства, проведенного без учителей и гувернеров, детям она дала блестящее образование. Французский, немецкий, музыка, танцы – всё как в лучших столичных домах. Деньги на учителей не жалела. Правда, и спрос был соответствующий.
— Мама, я не хочу учить латынь! — канючил очередной отпрыск.
— Не хочешь латынь – будешь горох на кухне перебирать. Выбирай!
— Ну... Может, всё-таки латынь?
— То-то же!
Её педагогические методы были своеобразны. Дмитрия она отправила учиться в Штутгартский университет. Петра пристроила в русское посольство в Швеции. Один из сыновей возглавил Монетный двор, другой – оружейный завод в Петрозаводске. А кто-то даже стал предводителем тверского дворянства.
В гости к Полторацким приезжали Державин, Карамзин, Пушкин. Их дом стал настоящим культурным центром губернии. Правда, иногда случались конфузы:
— Гавриил Романович, голубчик! — встречала Державина хозяйка. — Как я рада! А где же ваша новая ода?
— Помилуйте, сударыня. Вы же вроде неграмотная?
— Ах, это... — хитро улыбалась Агафоклея Александровна. — Мне дети вслух читают.
С дочерьми тоже всё было непросто. Каждой хотелось выйти замуж по любви, но матушка имела свои планы. Впрочем, барышни научились с ней бороться. Присмотрев жениха, начинали его нещадно критиковать:
— Ох уж этот Петров! Ни манер, ни разговора. Медведь медведем!
— А по мне – славный молодой человек, — неожиданно возражала мать. — И хозяйство крепкое, и нрав спокойный...
— Да кому он такой нужен!
— Тебе и нужен. Чтоб не промотал приданое за картами!
И ведь как в воду глядела! Её внук Сергей однажды проиграл 700 тысяч рублей за один вечер – сумму, за которую можно было купить семь роскошных особняков в центре Москвы.
А ещё была внучка Анна, та самая Керн, которой Пушкин посвятил "Я помню чудное мгновенье". В детстве бабушка спросила её:
— Что хочешь, куколку или деревню?
— Куколку! — гордо ответила девочка.
— Экая дура! — вздохнула Агафоклея Александровна. — Я бы и вправду деревню дала...
А особая гордость матери – сын Константин. В 1812 году он попал в плен, и Наполеон захотел лично допросить русского офицера. Разговор вышел что надо:
— Вы командовали целой армией! — кипятился император французов.
— Всего лишь небольшим отрядом, ваше величество.
— Не лгите! Мои маршалы докладывают о десятках тысяч солдат!
— Нас было меньше четырех тысяч. Но каждый стоил десятерых.
Наполеон только крякнул от такой дерзости. А портрет Константина Полторацкого позже украсил Военную галерею Зимнего дворца, там, где собраны изображения лучших русских генералов. Агафоклея Александровна, говорят, прослезилась, узнав об этом.
А вот другой внук, Оленин, погиб при Бородино совсем молодым. Агафоклею Александровну приносили в церковь на носилках – она уже не могла ходить. Не плакала, только чернела лицом и молчала сутками.
Впрочем, главные испытания были ещё впереди. Судьба готовила "тверской царице" последний, самый драматичный акт...
Театр одной актрисы, или Как уйти красиво
Судьба любит иронию. Женщина, которая всю жизнь носилась по имению как ураган, оказалась прикована к постели после нелепой случайности. Карета опрокинулась на ухабе, и кости барыни не выдержали.
Другая бы сдалась. Но не Агофоклея! Кровать Полторацкой превратилась в походный штаб. Её выносили в поле во время жатвы, катили к строящимся амбарам, возили по деревням. Приказы раздавались прямо из-под балдахина:
— Что это за рожь такая? Колос жидкий!
— Виноваты, матушка-барыня...
— К осени чтоб все поля как золото блестели! Не то шкуру спущу!
И ведь спустила бы, характер не изменился ни на йоту. Особенно доставалось сыновьям. Когда очередной отпрыск проматывал деньги, мать осыпала его проклятьями и называла Пугачёвым. Впрочем, потом всегда прощала и давала ещё.
В спальне у неё висели только два портрета: Спасителя и Екатерины II. Спасителя она называла "мой друг и винокур", видимо, намекая на евангельское превращение воды в вино. А императрицу просто боготворила. Когда Екатерина умерла, Полторацкая послала в столицу гонца с приказом:
— Хоть чулок её величества, хоть платочек, а привези!
Гонец расстарался: привёз целый гардероб. И Агафоклея Александровна стала носить екатерининские наряды, словно пытаясь перенять частицу величия своего кумира.
Но годы брали своё. Когда смерть подступила совсем близко, Полторацкая решила превратить свой уход в грандиозный спектакль. Велела перенести кровать в большой зал и созвать всю округу от мала до велика.
— Православные! — гремел её голос под сводами. — Каюсь перед вами в грехах своих!
И начала публичную исповедь. Признавалась в жестокости к крепостным, в супружеских изменах, в подделке завещания... Народ рыдал. А она всё говорила и говорила, словно торопясь выплеснуть всё, что копилось годами.
— Простите меня, грешную! — воскликнула она наконец.
— Бог простит! — грянула толпа в ответ.
На этой высокой ноте занавес и опустился. Агафоклею Александровну похоронили в усадебной церкви.
Дети и внуки быстро промотали огромное состояние. Одни проигрались в карты, другие увлеклись революционными идеями, третьи просто не сумели удержать наследство. От былой империи остались только воспоминания да портрет кисти Левицкого, тот самый, где юная красавица загадочно прикрывает глаза, словно знает какую-то тайну.
А может, и правда знала? Знала, что проживёт жизнь так, как хочет, не по правилам, не по чужим советам. Построит свою империю, воспитает двадцать два ребёнка, заставит говорить о себе всю губернию. И даже смерть превратит в театр, где она – главная актриса.
Вот такой была "царица Тверской губернии" – красавица с железным характером, деспот и созидатель, грешница и праведница. Одна из тех удивительных женщин, которые творили русскую историю не в столичных салонах, а в провинциальной глуши. И делали это с таким размахом, что память о них живёт столетия спустя.