― Давай как следует порадуем маму на день рождения, ― сказал Ване папа, ― она устает на работе, убирает, стирает, готовит… Она заслужила праздничный отдых. Устроим ей сюрприз, а? Вычистим квартиру до блеска, накроем стол, выстираем все белье… Здо́рово, правда?
Ваня кивнул. Ему не терпелось посмотреть, как папа будет мести пол, вытирать пыль, заправлять стиральную машинку и стряпать на кухне.
― Но я один не справлюсь: мне нужен помощник, ― продолжал папа и, строго подняв палец, в упор посмотрел на сына поверх очков. ― Ты согласен?
Ваня снова кивнул и почувствовал себя героем: никогда раньше он не занимался уборкой с папой, который вечно пропадал то на работе, то на рыбалке, то в бане с друзьями. Ему не хватало отцовского внимания и заботы, поэтому ради папы он был готов на все.
― С чего начнем? ― бодро сказал папа. ― Пожалуй, сперва замесим тесто и поставим в духовку пирог. А пока он будет печься, наведем порядок в комнатах.
И папа решительными шагами направился на кухню. Ваня вприпрыжку побежал за ним.
― Давненько я не кулинарничал, ― приговаривал папа, надевая фартук. ― Придется воспользоваться книгой рецептов. Подай-ка мне ее, сынок.
Ваня проворно взобрался на табуретку и достал с верхней полки буфета толстую книжку, на обложке которой позировала сногсшибательная красотка-блондинка с жареной курицей в одной руке и салатом ― в другой.
― Мама всегда готовит без книжки, ― сказал он. ― А ты что, не умеешь?
Папа слегка покраснел.
― Конечно, умею! Просто я решил сделать что-то экстраординарное, поэтому мне нужна подсказка.
Слово «экстраординарное» звучало так впечатляюще, что все вопросы мгновенно отпали. Тем временем папа начал месить тесто. Ваня подавал ему то муку, то сахар, то ваниль, то изюм…
― Ты только погляди, какое нежное, вкусное, мягкое тесто! ― приговаривал папа, погрузив руки в кастрюлю по самый локоть. ― Оно такое пахучее, что у меня слюнки текут.
Ваня поморщился, потому что папино месиво получилось какое-то темненькое, мятое, скомканное и не очень аппетитное на вид. Однако папа был доволен, и мальчик промолчал.
Прошел час. Папа испачкался в муке и устроил страшный беспорядок на столе. Он просыпал сахар, соль и ваниль, уронил на пол два яйца, разбил блюдечко и потерял несколько ложек. Что касается теста, то оно походило то ли на жевательную резинку, то ли на просроченный желатин.
― Пап, а почему тесто так странно пахнет? ― наконец, робко спросил Ваня.
― Оно благоухает, как положено пирогу высшего качества, ― с апломбом заявил папа и вытер грязные руки о белоснежное полотенце. ― Вот увидишь, как обрадуется мама! И ты пальчики оближешь, сынок. Уж я-то знаю, что делаю.
И папа с энтузиазмом загрузил свое творение в духовку. Ваня проводил тесто тоскливым взглядом. Он ничего не понимал в кулинарии, однако почему-то был уверен, что пирог обречен на провал.
― Ну а теперь, пока печется пирог, загрузим белье в машинку, ― скомандовал папа и решительно направился в ванную.
Ваня на минутку задержался на кухне: боялся оставлять пирог в одиночестве. Он присел на корточки и посмотрел в стекло духовки. Там было темно, но Ване вдруг показалось, что бедное тесто скрючилось и вздыбилось. Он испугался и побежал в ванную ― звать на помощь папу.
― Твой пирог испортился! Вытащи его скорее, пока он весь не выгорел!
― Пустяки, малыш, ― преспокойно отвечал папа, насильно запихивая последний пододеяльник в машинку. ― У меня все схвачено. Все пироги так пекутся, уж я-то знаю…
Но Ваня его не слушал. Широко раскрыв глаза от изумления, он смотрел, как папа, навалившись всем телом на дверцу стиральной машинки, пытался ее закрыть.
― Помоги, сынок, ― просипел он, и Ваня послушался.
Не меньше десяти минут оба корячились, пытаясь закрыть стиралку над бельем, которое, словно живое существо, упорно вылезало наружу. Наконец, папа напрягся, изловчился и каким-то хитроумным движением захлопнул дверцу. Он успел вовремя. Ваня, весь красный и потный от напряжения и волнения, сел, вернее, сполз на пол в полном изнеможении. Папа тоже выдохся. По всему было видно, что подобные упражнения ему в новинку. Несколько минут он тяжело дышал, потом кое-как встал и, пошатываясь, вышел из ванной. Ваня тоже встал.
― Что теперь? Будем мыть полы?
― Вот именно, ― уже не очень уверенным голосом отвечал папа. ― Нужно успеть до прихода мамы… Возьми-ка веник, сынок, да подмети как следует. А я пока посижу, немного отдохну. Что-то я уморился хозяйничать.
Ваня сбегал на кухню и вернулся в комнату, таща в одной руке лохматый веник, а в другой ― большой совок. Пока он ходил, папа задремал. Подойдя к дивану, где он развалился, Ваня услышал тихий храп. А тем временем на кухне раздавался нехороший треск, доказывающий, что терпение пирога на исходе. Что касается стиральной машинки, то она кряхтела, как курица на насесте, и явно не справлялась с нагрузкой. Прислушиваясь к этим звукам, Ваня чувствовал, как в его душу закрадывается страх.
― Пап, а как же пирог? Кажется, он пригорел…
В ответ папа пробормотал что-то невразумительное и захрапел громче.
― Машинка трещит по швам…
Ответа не последовало. Должно быть, в эту минуту папа смотрел какой-то необычайный сон, потому что его широкое, полное лицо вдруг расплылось в добродушной улыбке.
Что было делать? Ваня тяжело вздохнул и принялся мести пол. При первых же взмахах веника пыль поднялась столбом и ударила папе в нос. В то же мгновенье он подскочил, как ошпаренный, и быстро-быстро захлопал глазами. На его щеках и лбу выступили багровые пятна, как у человека, хватившего лишние сто грамм. И вдруг он чихнул ― раз, другой, третий... Ваня уронил веник и уставился на него в страшном испуге. Он совершенно забыл, что у папы на пыль дикая аллергия! Не такая сильная, чтобы сходить с ума от одной пылинки, но если пыль совсем уж в нос залетала ― реагировал папа на это куда сильнее обычного человека. Ваня открыл балконную дверь и распахнул все форточки, но было уже поздно. Папа чихал и чихал, не переставая, пока из его глаз не брызнули слезы. Ваня сбегал на кухню и вернулся в комнату с пульверизатором. Он принялся усердно пшикать воздух и папу, который уже не чихал, а гортанно, вернее, утробно хрипел.
Это помогло. Водная процедура благотворно подействовала на больной нос папы: он перестал чихать и затих.
― Я-йа сам под-ме-ду, сы-ног, ― глухо промычал он, как только почувствовал себя в состоянии говорить.
― А пирог?..
Папа, который в изнеможении откинулся на спинку дивана, опять подскочил, как ошпаренный.
― Я-йа сов-сем про него за-быль, ― промычал он сквозь забитый нос и бросился на кухню.
Ваня побежал за ним в восторженном предвкушении необычайной развязки. Папа открыл духовку, и оттуда сразу вырвался черный сноп дыма, который едва не сбил его с ног.
― Ой! ― вскричал Ваня и с любопытством заглянул внутрь плиты.
На решетке возвышалась аккуратная черная кучка, похожая на обуглившуюся пирамиду Хеопса в миниатюре. Папа тоже заглянул внутрь и, ахнув, схватился за голову.
― Пла-галь наш пирог, ― загудел он в нос совсем как ядреный француз с Монпарнаса.
― Пап, ты забыл про белье, ― напомнил Ваня.
Папа молча на него посмотрел, как будто что-то соображая. Потом дружески похлопал сына по плечу и спокойным, размеренным шагом направился в ванную. Ваня следовал за ним по пятам. Здесь их ждало необыкновенное зрелище: стиральная машинка скрючилась в три погибели, медленно, ровно шипела и, словно кит, выпускала из всех щелей тонкие, высокие струйки мутной воды. Папа молча выключил ее и открыл дверцу. Белье устало сползло на пол и распласталось на коврике. Оно все съежилось и прожевалось и теперь походило на старое, усталое, косматое чудовище, которое выползло из берлоги доживать последние денечки на свежем воздухе. Папа и Ваня переглянулись и опустили головы, как бы признавая поражение.
Тут в дверь раздался звонок. Папа побледнел и задрожал; его ноги, казалось, приросли к полу. Тогда Ваня пошел открывать. Это вернулась мама.
― Что у вас тут случилось? ― воскликнула она, потянув носом вонючий воздух.
― Мам, ты только не пугайся, ― заговорщическим шепотом заговорил Ваня. ― Мы готовимся к твоему дню рождения…
― Ага, понятно, ― протянула мама и заглянула в ванную. ― А где папа?
Ваня тоже заглянул в ванную. Папа как сквозь землю провалился.
― Н-не знаю…
― Давай приберемся к его возвращению, ― весело сказала мама и проворно собрала белье. ― И испечем его любимый пирог с яблоком.
Когда она это сказала, из кладовки раздался облегченный вздох. Но мама и Ваня сделали вид, будто ничего не услышали.
Автор: Людмила Пашова
Не там судьбу искала...
Таня отправилась в город «поступать». Не поступила – не прошла по баллам. Зареванная, вернулась домой. Мать, ее сопровождавшая, и не удивилась даже:
- Чего реветь-то теперь? Выучишься в техникуме, благо, под носом стоит. Там теперь на новую профессию девок набирают. И дома будешь – у меня хоть душа за тебя спокойна!
Ну, Таня, и правда, маху дала. Не куда-нибудь, а в Питере решила учиться. Можно подумать, там Таню, прям, ждали с распростертыми объятьями. В престижный институт и с золотой медалью хрен пролезешь, а эта дурочка со своим троешным аттестатом решила обосноваться! Дурочка и есть.
В поселке, где Таня жила, еще в советское время выстроили целый корпус для будущих механизаторов: и само училище на пять этажей, и общежитие из бетона и стекла, и ремонтную базу, и целый полигон для занятий. Это – чтобы трактористы будущие своими тракторами кого-нить не зашибли, от греха. На трактодроме танки можно гонять – все живы останутся.
И девушкам занятие нашлось – для операторов машинного доения – целое отделение. Учись – не хочу. И на практику можно в соседний животноводческий комплекс устроиться. Все по последнему слову техники – даже сауна с бассейном имелась для доярок. И зарплата – ого-го!
Только в последнее время комплекс прихрамывал на обе ноги – девяностые, так их растак! И спрос на операторов упал в разы, если не вообще рухнул. Так педагогический состав подсуетился, и скумекал: надо набирать особенный курс, и название манкое придумать. И придумали: «хозяйка усадьбы». А что? Выучится девка три года – на все руки от скуки. И коров доить, и коз выращивать, и варенья соленья в банки закатывать, и корма заготавливать, и… В общем, настоящая крестьянка. Да еще – бесплатно! Надо понимать!
Ну что делать, Таня сопли утерла и отправилась в техникум, обучаться новой профессии. Одноклассницы ее практически все по городам разлетелись. Кто в пед, кто в мед, Иванова Светка на филфак умудрилась поступить. Ивановой хорошо – у нее мама – учитель литературы, поднатаскала. А у Тани мама – учительница телят. Вот так.
Единственная, кто в деревне остался, это Ирка Брежнева. Ну там совсем – здравствуй, дерево, как говорится. Ирка даже читать толком не умела. В восьмом классе букварь еле-еле осилила. Но за себя Тане было обидно. Она-то деревом не была!
Я вам больше скажу: Таня представляла собой нечто невероятное! Про таких говорят: писаная красавица, бриллиант чистой воды! Ну вот как умудрилась Катерина Васильевна такую прынцессу родить от Андрея Степановича, потомственного водителя (кобылы, ЗИЛа, и камаза), народ ума не приложит!
Ведь ни Катя, ни Степан ничего такого собой не представляли – обыкновенные. . . . ДОЧИТАТЬ>
