Это тысячелетняя история исландского народа, спрессованная в личную историю одного мальчика и его родного фьорда.
На истории отдельных людей автор нанизывает историю страны. Отсылки к тому, как тысячу лет назад норвежцы прибыли сюда, перекличка между сагами и тем, как один из героев собирает народные песни. Очень много рассуждений о характере исландского народа, и некоторые зарисовки похожи на деревенские исландские байки, которые насобирал уже сам автор. Есть даже какое-то сходство с Войной и миром Толстого, но только без войны. Сцена с песней Солнышка про матушку в хлеву почти дословно цитирует сцену с Ростовыми, гостившими в крестьянской избе, где Наташа начала плясать. То есть Хельгассон использует некоторые приемы большой литературы 19 века.
Однако, его книга всё-таки дитя века нынешнего, и это чувствуется в полифоничности, мозаичности повествования и смеси иронии с пафосом. Интересно, что друзья, с которыми я читала эту книгу прошлой зимой, обратили мое внимание на то, что мы не слышим внутренний голос героев. Я думаю, это одна из примет современного стиля, когда литераторы часто стараются не рассказывать, а показывать. Писатель описывает мир вокруг героя, заполняет его, а получившиеся очертания, по сути недоступные нам для непосредственного восприятия, и есть герой. Его обстоятельства, то, что он говорит и делает. А мысли. Ну мы же не слышим чужие мысли на самом деле. Все герои Толстого это разные ипостаси Толстого. У них его мысли, откуда он может знать чужие. Человек это черный ящик. Чужая душа потёмки. Голова предмет темный и исследованию не подлежит. Но мы все равно стараемся дешифровать человека, чтобы взаимодействовать с ним. Правда иногда вкладываем в свое представление о другом человеке слишком много себя. В общем, в этом кажущемся отсутствии психологизма у Хельгассона есть что-то очень естественное, документальное.
Ещё эта книга для меня стала очень интересным исследованием того, как география влияет на человека. Как говорил Вайль в своем Гении места, география главная наука о человеке. Наши условия жизни определяют то, как мы живём и на что надеемся. Исландия была не то чтобы богата лесами и тысячу лет назад, но, когда приплыли викинги, и этому скромному достатку был положен конец. Исландцам приходилось импортировать древесину для строительства судов, поскольку тех берёзок, что росли на острове, не хватало. Все это повышало стоимость содержания кораблей и в итоге привело к зависимости островитян от норвежских торговцев, которые имели исключительное право назначения цен на привезенные товары. Эйлив испытывает лобовое столкновение с этой системой в первой части романа. Исландия оказалась изолирована от современного мира не только географически, но и экономически. Не было доступа к новым технологиям хозяйствования из-за изоляции и бедности населения. В итоге изоляция, бедность и плохая экология образовали замкнутый круг. В бедных странах, как правило, нет времени и ресурсов, чтобы думать о сохранении окружающей среды, ее используют до истощения, что самовоспроизводит бедность, потому что ресурсов становится все меньше. Мы встречаем Исландию в романе на рубеже двадцатого века, но порой кажется, что эти люди, спящие в землянках со своими коровами, это те самые первопоселенцы тысячелетней давности.
Поэтому я для себя назвала этот роман Тысяча лет одиночества) Только здесь Макондо настоящий. Но, хотя в целом повествование реалистично, фольклорные мотивы, сны Геста и мечты/прозрения пастора придают оттенок магического реализма происходящему. Впрочем, впервые я подумала о Маркесе уже ближе к концу, читая красивую историю про Грандвёр.
Как бы я ни хотела в полной мере проникнуться атмосферой книги, мне почему-то не захотелось пить бреннивин и есть кашу из мха, поэтому эту тысячу лет одиночества в исландском фьорде я сопроводила коктейлем Кранберрини, который рифмуется у меня с суровой природой и суровой судьбой:
30 мл лондонского сухого джина, 15 мл розового вермута, 5 мл гренадина, 10 мл лаймового сока, 15 г клюквы, много льда, снежные обвалы, брошенные дети, несбывшиеся планы, охота на большую рыбу, пренебрежение малой, три отца, один рапсод, один комнатный цветок, 60 кг солнечного света. Повторить.
Если пытаться резюмировать эту в общем-то очень горькую, но в чем-то светлую, в чем-то смешную историю, то мне приходят на ум строки Уильяма Блейка (которые, помните, Никто читает Джонни Деппу?):
В час вечерний, в час дневной
Люди входят в мир земной.
Кто рожден для горькой доли,
Кто для радости одной;
Кто для радости беспечной,
Кто для ночи бесконечной…
И иногда ты сам виноват, что поселился в месте под названием До следующего обвала, а иногда - твои слишком далёкие предки, которые привезли тебя на затерянный в океане остров без деревьев, так что вроде и некого винить.
В этом смысле люди тоже стихия.
Можно неудачно выйти помочиться утром, спрятаться не в той лодке, а можно удачно остаться запертым под снежным завалом с коровой и выжить. Можно родиться удбурдом, но кто-то тебя пожалеет. Может быть, это про рок и случайности, а может про то, что справедливости в этом мире нет, есть только милосердие.