— Этот суп как помои! — резко бросила внучка, оттолкнув тарелку так, что суп расплескался по краю стола. Жёлтые брызги упали на скатерть, оставляя липкие пятна. Запах подгоревшего масла и кислого лука наполнил кухню, раздражая ещё больше. — Ты издеваешься надо мной?
Бабушка стояла у плиты, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в руках. Её тонкие пальцы, похожие на высохшие веточки, сжимали старую тряпку, пропахшую мылом и чем-то едва сладковатым — духом её детства. Она смотрела на плиту, словно надеясь найти там ответы, которые могли бы вернуть тишину в её дом.
— Алина, — наконец произнесла она, голос её дрогнул, как старая струна. — Если тебе не нравится, иди домой. Здесь тебе никто ничего не должен.
— Домой? — усмехнулась девица, её губы сжались в тонкую линию, а взгляд стал таким холодным, что, казалось, мог заморозить воздух. — Это не твой дом, бабушка. Он уже почти мой.
Бабушка Варвара напряглась. В голове мелькнул образ этого дома много лет назад — новый забор, запах краски, смех её мужа, ещё молодого, сильного. Всё это словно растворилось в словах внучки, разлетелось как пыль.
В кухне было слишком тихо, только из комнаты доносилось тиканье старых часов над дверью. Звук крана, из которого капала вода, эхом отзывался в груди Варвары, будто это её сердце с каждым ударом теряло силу.
— Ты никогда не знала, что значит отдавать, — наконец сказала она, не глядя на внучку. — Всю жизнь только берёшь, и это не изменится.
Тряпка, которую Варвара держала в руках, упала на пол. Она не подняла её. Вместо этого она отвернулась и посмотрела в окно. За окном был блёклый зимний пейзаж. Деревья дрожали от ветра, словно кто-то невидимый шептал им те же слова, что она слышала от Алины.
Алина резко поднялась из-за стола, так что стул громко скрипнул по полу. Она с силой отбросила ложку в тарелку, и та звякнула, ударившись о край. Её руки дрожали, но не от страха, а от едва сдерживаемой ярости.
— Ты всегда была жадной! — выкрикнула она, обернувшись к Варваре. — Даже после смерти матери ты оставила мне одни долги! Где её украшения? Где деньги? Всё у тебя, да?
Варвара не отвечала. Она застыла, и только глаза выдавали слабый блеск от слёз. Бабушка посмотрела на внучку.
— Я ничего не должна тебе объяснять, — сказала она тихо, но твёрдо.
Внезапно Алину накрыла волна воспоминаний. Её мысли были хаотичными, как шуршание старых бумаг. Золотые серьги матери, которые она когда-то видела в старом сейфе, холодный блеск их поверхности... Она помнила, как Варвара закрывала тот сейф, резко повернув ключ, и в комнате появлялся запах старого железа и пыли.
— Ты всегда была такой! — выкрикнула Алина, едва, дыша. — Прячась за своим бедствием, ты делала так, чтобы другие страдали.
Запах старых документов снова всплыл в её памяти. Она вспомнила, как много лет назад стояла в этой же кухне, когда мать и Варвара спорили о деньгах. Звон бьющегося стекла раздался у неё в голове, словно кто-то швырнул что-то прямо сейчас. Слёзы матери текли, как капли дождя, падающие на пол.
— Я ничего не прятала! — наконец резко ответила Варвара, нарушая тишину, которая давила. Её голос дрогнул, но в нём чувствовалась та же боль, что и в Алине. — Ты думаешь, мне легко было? Думаешь, я хотела всего этого?
Алина отшатнулась, её руки опустились. Она вспомнила, как отец говорил, что бабушка оставит всё себе. Эти слова разрывали её, как острые ножи.
— А что мне думать? — тихо произнесла она, голос стал хриплым. — Я пыталась понять тебя, бабушка. Но ты сама выбрала это.
Воспоминания Алины снова ворвались в её сознание. Ей было девять, когда Варвара протянула ей кусок засохшего хлеба, сказав, что в доме больше ничего нет. Запах затхлости той комнаты до сих пор будто висел в её ноздрях.
— Всю жизнь ты говорила одно и то же, — добавила она, опуская взгляд. — Ты даже не пытаешься понять, что ты рушишь.
Варвара тяжело опустилась на стул. Тряпка, которую она ранее сжимала, всё ещё лежала на полу. Она не собиралась её поднимать.
— Я просто хотела защитить себя, Алина, — сказала она тихо, устремив взгляд на старый настенный календарь. — Ты этого не понимаешь. И не поймёшь.
Алина отвернулась, её взгляд упал на старый буфет, где лежали посуда и те самые серьги.
Внезапно в памяти всплыло лицо матери, её тёплая улыбка, разбивающаяся о крики и слёзы. Она почувствовала, как грудь сжалась от этой картины.
— Ты никогда не любила нас, — прошептала она.
На кухне снова повисла тяжёлая тишина. Варвара встала и посмотрела на внучку.
— Любила... — сказала она, и в её голосе слышалась боль. — Но по-своему.
Эти слова не смогли заглушить эхо прошлого. Для Алины они прозвучали слишком поздно.
****
— Не умела и не научилась готовить за 80 лет! Безрукая! — плевалась наглая девица.
— Слушай, убирайся из моего дома! — разозлилась бабка. Её голос был хриплым, натянутым, словно верёвка, вот-вот готовая порваться. Она поднялась с места, её худенькие плечи дрожали, но взгляд был твёрдым, почти ледяным. — Хватит! Я всё это терпела, всё молчала... Но больше не буду!
Алина замерла. Она не ожидала такого ответа. Варвара, хрупкая, ссутулившаяся, с волосами, собранными в тугой пучок, вдруг превратилась в сильного, несгибаемого человека.
— Ты только и делаешь, что кричишь, требуешь, обвиняешь! — Варвара шагнула к Алине, указывая на неё дрожащим пальцем. — Всё тебе мало, всё тебе не так! Но что ты сделала для меня? Что ты сделала для кого-то, кроме себя?
Эти слова попали в цель. Алина чувствовала, как внутри её что-то сломалось. Её воспоминания, как рваная плёнка, мелькали перед глазами. Она видела маму — измученную, с красными глазами, после бесконечных споров с бабушкой. Видела, как та сжимала в руках бумаги с долгами.
Видела себя, девочку, которая пряталась за дверью и слушала, как кто-то швыряет что-то об пол.
— Ты хочешь обвинить меня? — прошептала Варвара, но в её голосе была сталь. — Ты думаешь, я не видела, как ты росла без матери? Как тебе приходилось быть сильной, когда я уже не могла?
Алина открыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Она видела бабушку — её старческие руки, покрытые морщинами, которые некогда держали её за руку, когда ей было страшно. Видела, как эта женщина поднималась рано утром, готовила ей кашу, даже когда в доме почти не оставалось еды.
— Я... — начала, было, она, но слова застряли в горле.
Осознание накрыло её, как холодный душ. Она вспомнила не только боль, но и добрые моменты, которые теперь казались призраками. Запах пирожков, которые бабушка пекла в дни её детства. Шероховатые ладони, которыми она укрывала её пледом. Варвара не была идеальной, но она старалась. Она отдавала всё, что могла, как умела.
— Прости, — выдохнула Алина, голос был почти неслышным.
Варвара посмотрела на неё. В её глазах было столько боли, что Алине стало стыдно за каждое своё слово, каждый жест.
— Ты хоть раз подумала обо мне? — тихо спросила Варвара. — Нет. Ты только обвиняла.
Алина опустила голову. Она вдруг поняла, что всё это время бежала не от бабушки, а от себя. От своей боли, своей вины, своей беспомощности.
Комната снова наполнилась тишиной. Только часы продолжали свой равнодушный тик-так.
— Бабушка, я... — начала она снова, чувствуя, как слёзы подкатывают к горлу.
Но Варвара махнула рукой, словно отрезая её слова.
— Если хочешь извиниться — делай это поступками, не словами, — сказала она.
Эти слова остались висеть в воздухе. Алина осознала, что оправданий у неё нет. Только горечь и пустота.
****
В кухне было тихо. Алина сидела за столом, не глядя на бабушку. В груди всё сжалось от ощущения вины, как будто каждое слово, сказанное ею раньше, оставило на душе царапины.
Дверной звонок прервал тишину. Бабушка пошла открывать. Через минуту в комнату вошёл мужчина.
В руках он держал чёрную папку, а лицо его было непроницаемым, будто он привык приносить новости, которые меняли жизни.
— Варвара Сергеевна? — обратился он к бабушке. Она кивнула. — Меня зовут Пётр Андреевич, я ваш адвокат.
Алина напряглась. Адвокат?
— Что это значит? — резко спросила она.
Пётр Андреевич взглянул на неё, но обратился к Варваре:
— Я здесь по поводу завещания.
Алина застыла, её сердце застучало быстрее.
Адвокат положил на стол папку и достал из неё конверт, сложенный с особой тщательностью.
— Согласно последней воле Варвары Сергеевны, всё её имущество переходит благотворительному фонду «Помощь пожилым людям», — объявил он.
Варвара лишь кивнула, не удостоив внучку взглядом. Алина, казалось, потеряла дар речи от изумления.
— Что?! — воскликнула она, её голос сорвался на крик. — Ты... ты всё отдала чужим?
— Это мой дом. Моя жизнь, — тихо сказала Варвара, наконец, поднимая взгляд.
— Ты это сделала назло мне, да? — прошептала внучка с отчаяньем.
Варвара покачала головой.
— Нет. Я это сделала, потому что поняла: нельзя оставить что-то, что становится причиной вражды. Это разрушит тебя, Алина. И меня тоже.
Эти слова ударили её сильнее, чем новость о завещании. Она увидела себя со стороны — жёсткую, требовательную, злую. Её гнев больше не казался оправданным, он превратился в обузу, которая душила её саму.
— Я... ничего не просила, — выдавила она, пытаясь найти хоть какую-то опору.
— Но и не давала, — ответила Варвара. — Ты привыкла брать. А жизнь учит, что иногда важнее отдать.
Адвокат аккуратно закрыл папку и, коротко кивнув, направился к двери.
Алина осталась стоять посреди кухни, окружённая запахом старого дома, звуком часов и тяжёлой тишиной. Варвара отвернулась к окну, наблюдая за зимними деревьями, которые качались на ветру.
— Бабушка, — вдруг произнесла Алина, но её голос был слабым.
Варвара не обернулась, но она слышала всё.
— Прости, — сказала Алина, и это слово стало единственным, что она могла вымолвить.
На улице поднялся ветер, снося остатки сугробов. Тишина в доме больше не давила, а наполняла пространство горькой тяжестью.
****
Алина устроилась на ступеньках крыльца бабушкиного дома. От морозного воздуха её пальцы подрагивали, а глаза неотрывно следили за тропинкой, что покрылась инеем. Девушка никак не решалась уйти. Внутри, за окном, мелькала фигура Варвары.
Снежинки падали на плечи Алины, таяли, оставляя мокрые пятна на пальто.
Она вспомнила детство, когда бегала, поэтому же двору, кричала, смеялась. Тогда Варвара казалась ей огромной, почти всесильной. А теперь всё перевернулось.
Дверь скрипнула, и Варвара вышла на крыльцо. В руках у неё был старый шерстяной платок.
— Надень, замёрзнешь, — сказала она тихо, протягивая платок внучке.
Алина взяла его, но не сразу накинула. Девушка взглянула на бабушку, силясь выразить свои чувства словами. Но все, что она хотела сказать, будто застряло в её горле комом.
— Я... — только и смогла вымолвить она.
— Знаю, — ответила Варвара, отводя взгляд. Тишина между ними была тяжёлой, но уже не такой гнетущей. Это была тишина, в которой рождалось понимание.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила Варвара, опираясь на деревянный поручень.
Алина пожала плечами. Она не знала, что будет дальше. Мир и её планы рухнули, когда адвокат зачитал завещание. Но что-то внутри неё всё-таки изменилось.
— Попробую... разобраться, — тихо ответила она, сжимая в руках платок.
Варвара кивнула, как будто именно этот ответ и ожидала услышать.
— Ладно. Начни с себя, внучка, — сказала бабушка, её голос был мягким, но в нём чувствовалась твёрдость.
Она медленно возвратилась в дом. На секунду девушке показалось, что бабушка хотела, что-то ей сказать. Но Варвара вошла в дом, не обернувшись, плотно прикрыв за собой дверь.
Вдалеке раздался крик ворона. Алина посмотрела в сторону леса. Извилистая тропинка звала её вперёд, но что ждёт в конце этого пути — она не знала.
Что вы думаете, сможет ли Алина найти свой путь и исправить ошибки прошлого, или всё уже потеряно?Подписывайтесь на канал
Читайте интересные рассказы: