Коридор больницы гудел как растревоженный улей. Галина Петровна, старшая медсестра, прошелестела мимо ординаторской, остановилась у двери и выглянула наружу. Её седые волосы, собранные в тугой пучок, казались нимбом в ярком свете больничных ламп.
— Маришка! — окликнула она молодую медсестру, спешащую с капельницей. — Тебя Виктор Анатольевич вызывает.
Марина замерла. Сердце пропустило удар, а в голове пронеслось: "Неужели узнали?"
— Прямо сейчас? — голос предательски дрогнул.
— А когда же ещё? — Галина Петровна поджала губы. — Татьяна Сергеевна только что от него вышла. Сама не своя.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Татьяна — гинеколог с третьего этажа. Всё, теперь точно знают. Но как? Она же никому... Стоп. Спокойно. Может, это совпадение?
— Галина Петровна, возьмите, пожалуйста, — Марина протянула капельницу. — В седьмую палату, Петрову.
Старшая медсестра взяла систему, покачала головой:
— Иди уже, не заставляй начальство ждать.
Каждый шаг по коридору отдавался гулким эхом в ушах. Ноги стали ватными, а в голове крутился водоворот мыслей. Два дня. Всего два дня прошло с тех пор, как Андрей должен был поговорить с родителями. И вдруг — как сквозь землю провалился. Телефон недоступен, в отделении сказали — командировка. Какая командировка? Он бы предупредил...
Месяц назад
— Представляешь, я не могу без тебя жить, — Андрей улыбался, глядя на неё своими невозможными карими глазами. — Ты как наваждение какое-то.
Они сидели в его машине возле общежития. Дождь барабанил по крыше, создавая уютный кокон, отделяющий их от всего мира.
— Скажи честно, ты специально тогда в процедурном задержался? — Марина повернулась к нему, подтянув колени к груди.
— А то! — он рассмеялся. — Думаешь, я случайно истории болезни три часа перебирал?
— А я-то думала... — она шутливо толкнула его в плечо.
— А ты думала, я такой рассеянный? — Андрей поймал её руку и поцеловал ладонь. — Нет, солнце моё. Я с первого дня, как тебя увидел, всё решил.
— Что решил?
— Что ты — моя судьба.
Она фыркнула, пряча смущение:
— Ну конечно! Сын главврача и девчонка из общаги. Прям сказка!
— А вот это, — он вдруг стал серьёзным, — давай без этого. Какая разница, чей я сын? Я, между прочим, тоже в общаге жил, когда учился.
— Да, но...
— Никаких "но"! — он притянул её к себе. — Я тебя люблю. И точка.
Сейчас
Марина остановилась перед дверью кабинета главного врача. На тёмной табличке золотом горело: "Виктор Анатольевич Савельев". Костяшки пальцев побелели, когда она постучала.
— Войдите.
Виктор Анатольевич сидел за массивным столом, перебирая какие-то бумаги. Он даже не поднял глаза, когда она вошла. Просто указал на стул:
— Присаживайтесь, Марина... — он сделал паузу, глядя в лежащую перед ним папку, — Сергеевна.
Она опустилась на краешек стула. В кабинете было душно, кондиционер работал вполсилы, создавая лишь видимость прохлады.
— Я давно хотел с вами поговорить, — главврач наконец поднял взгляд. Его глаза, такие же карие, как у сына, смотрели холодно и оценивающе. — О вашей... ситуации.
Марина сглотнула. В горле пересохло.
— О какой ситуации, Виктор Анатольевич?
Он усмехнулся, откинувшись в кресле:
— Не будем играть в кошки-мышки, Марина. Вы же умная девушка. — Он выдержал паузу. — Мы с женой... позволили этому недоразумению случиться.
— Недоразумению? — слово обожгло горло.
— Именно. — Он постучал пальцами по столу. — Мы решили, что вы быстро наскучите Андрею. Все эти... романтические порывы обычно быстро проходят. Но вы, похоже, решили зайти дальше?
Она молчала, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. От волнения? От беременности? От омерзения к этому разговору?
— Татьяна Сергеевна сообщила мне интересные новости, — он говорил размеренно, словно читал лекцию. — И я хочу предложить вам... решение.
— Решение? — эхом отозвалась Марина.
— Да. Простое и элегантное. — Он достал из ящика стола конверт. — Здесь достаточная сумма для... медицинских услуг. И ещё немного сверху. Вы молоды, красивы. Найдёте себе хорошего мужа. Из своего... круга.
Марина смотрела на конверт, не веря своим ушам. Внутри что-то оборвалось, заледенело.
— А если я откажусь?
Виктор Анатольевич поджал губы:
— Ну зачем же усложнять? Андрей уже в Москве. Перспективная клиника, отличные возможности. Вы же не хотите испортить ему карьеру? — Он подвинул конверт ближе. — Подумайте. У вас есть время до завтра. А потом... — он развёл руками, — потом будет сложнее. Знаете, бывают разные осложнения. Особенно у молодых медсестёр, которые не справляются со своими обязанностями.
Она встала. Ноги дрожали, но спина была прямой:
— Вы мне угрожаете?
— Упаси боже! — он улыбнулся той самой улыбкой, которую она столько раз видела у Андрея. Только у отца она была холодной, как змеиная кожа. — Я забочусь о вас. О сыне. О репутации больницы, в конце концов.
— Спасибо за заботу, — она развернулась к двери. — Но я справлюсь сама.
— Марина! — окликнул он. — Вы делаете ошибку.
Она не ответила. Вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. И только в туалете, запершись в кабинке, дала волю слезам. Беззвучным, злым, отчаянным.
Дорога до деревни заняла три дня. Сначала автобус до райцентра, потом — на попутках. Последние пять километров шла пешком, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух. Тошнота накатывала волнами, но Марина упрямо шла вперёд.
Дедов дом встретил её заросшим палисадником и скрипучей калиткой. Два года не была здесь — с похорон деда. Все соседи тогда уговаривали продать дом, но она не смогла. Что-то держало, будто дед шептал: "Храни, внучка. Пригодится."
Пригодился. Вот только...
— Господи! — она застыла на пороге веранды.
На старой скамейке сидел Андрей. Небритый, в мятой рубашке, но живой и настоящий. Он поднял голову, и его глаза расширились:
— Марин... — он встал, шагнул к ней. — Я знал, что ты придёшь.
Она отшатнулась:
— Знал? ЗНАЛ?! — голос сорвался на крик. — А предупредить не мог? Телефон не работает? Москва далеко?
— Какая Москва? — он нахмурился. — А, отец наплёл... — Андрей покачал головой. — Я здесь уже два дня. Ждал тебя.
— Ждал? — она почувствовала, как подкашиваются ноги.
Он подхватил её, усадил на скамейку:
— Тише, тише... Сейчас всё объясню.
Марина смотрела на него, не понимая — плакать или смеяться. Живой. Здесь. Не бросил.
— Отец вызвал меня в тот день, — Андрей говорил тихо, глядя куда-то поверх её головы. — Сказал про беременность. Угрожал. Требовал, чтобы я "одумался". — Он горько усмехнулся. — Знаешь, я никогда не видел его таким... мелким. Всегда казалось — он глыба. Несокрушимый авторитет. А тут...
Он замолчал, сжав кулаки:
— Я психанул. Наговорил ему... всякого. Ушёл, хлопнув дверью. А потом понял — он же до тебя доберётся. И... — Андрей посмотрел ей в глаза, — я знал, куда ты побежишь. Ты же рассказывала про этот дом. Про деда. Я просто... опередил.
Марина молчала, переваривая услышанное. Потом спросила:
— И что теперь?
— Теперь? — он улыбнулся. — Теперь всё будет хорошо. Я тут узнал — в соседнем селе открывается какой-то агрохолдинг. Большой проект, с китайцами. Им нужен медпункт. Новый, современный. Я уже говорил с директором...
— Стоп! — она подняла руку. — Ты что, собрался здесь остаться? В деревне?
— А почему нет? — он пожал плечами. — Жильё есть. Работа будет. Нормальная зарплата...
— Андрей! — она встала, уперев руки в боки. — Ты с ума сошёл? Какая деревня? Ты — хирург! Талантливый хирург! У тебя операции, которые другие боятся брать! И ты хочешь всё это променять на медпункт?
— Но...
— Никаких "но"! — она почти повторила его слова той ночью в машине. — Мы не будем прятаться. Не будем бежать. Мы вернёмся и покажем твоему отцу, что он неправ.
Андрей смотрел на неё с изумлением:
— Ты... правда готова вернуться? После всего?
— А ты правда готов всё бросить ради меня?
Они замолчали, глядя друг на друга. Потом он рассмеялся:
— Знаешь, а дед твой был прав.
— В чём?
— Говорил же тебе — храни дом, пригодится. Вот и пригодился. Чтобы мы тут встретились и... поняли кое-что.
Она подошла к нему, обняла:
— И что же мы поняли?
— Что трусов из нас не выйдет, — он поцеловал её в макушку. — Когда возвращаемся?
— Завтра, — твёрдо сказала Марина.
— Только сначала заедем в ЗАГС.
Они вернулись через неделю — уже женатыми. Андрей устроился в областную больницу, где его имя значило больше, чем фамилия отца. Марина перешла работать туда же. Жизнь постепенно налаживалась, хотя первое время было нелегко.
Виктор Анатольевич пытался "насолить" сыну через свои связи, но репутация Андрея как хирурга уже говорила сама за себя. Коллеги уважали его не за громкую фамилию, а за золотые руки и светлую голову. А когда он успешно провёл операцию, от которой отказались светила из столицы, его назначили заведующим отделением.
Их маленькая Анечка родилась весенним утром, таким же солнечным, как её улыбка. Андрей места себе не находил в родильном отделении, чуть не довёл до истерики молоденькую акушерку своими расспросами. А потом плакал, держа дочку на руках.
— Гены, — шутила Марина, глядя, как муж часами может сидеть над кроваткой, разговаривая с малышкой. — Все Савельевы — упёртые.
Время летело незаметно. Анечке исполнился год, когда это случилось. Они гуляли в парке — Марина катила коляску, Андрей нёс огромного плюшевого зайца, купленного по дороге. Был тёплый сентябрьский день, листья только начинали желтеть.
— Андрей...
Они обернулись одновременно. На дорожке стоял Виктор Анатольевич. Постаревший, ссутулившийся, с глубокими морщинами вокруг глаз. Совсем не похожий на того властного главврача, который год назад угрожал Марине.
— Что тебе нужно? — Андрей шагнул вперёд, загораживая жену и дочь.
— Поговорить, — голос старшего Савельева дрогнул. — Просто поговорить.
Марина положила руку на плечо мужа:
— Давай послушаем.
Они сели на скамейку. Виктор Анатольевич остался стоять, нервно комкая в руках шляпу:
— Я... — он запнулся, — я был неправ. Знаю, что непростительно неправ.
Андрей молчал. Марина заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих плюшевого зайца.
— Лена... ваша мама... — Виктор Анатольевич сглотнул, — она очень больна. Рак. Четвёртая стадия.
Андрей вздрогнул:
— Давно?
— Три месяца назад диагностировали. — Он посмотрел на внучку, мирно спящую в коляске. — Она очень хочет увидеть... её. Вас всех.
Повисла тишина, нарушаемая только шелестом листьев и далёким детским смехом с площадки. Марина почувствовала, как муж напрягся, готовый взорваться. И вдруг поняла — нет. Нельзя.
— Как её зовут? — спросила она, вставая.
Мужчины посмотрели на неё с недоумением.
— Кого? — растерялся свёкор.
— Вашу внучку, — Марина подкатила коляску ближе. — Её зовут Анна. Аня. В честь моей мамы.
Виктор Анатольевич наклонился над коляской. Его рука дрожала, когда он осторожно коснулся пухлой щёчки:
— Анечка... — прошептал он. — Красавица...
Андрей встал:
— Пап, — он впервые за год назвал его так, — давай завтра? Часам к пяти? Мы приедем... к маме.
Старший Савельев выпрямился. В его глазах блестели слёзы:
— Спасибо.
Он ушёл, часто оглядываясь. Марина обняла мужа:
— Ты правильно сделал.
— Думаешь? — он всё ещё смотрел вслед отцу.
— Уверена, — она улыбнулась. — Знаешь, дед всегда говорил: "Злость — она как камень. Пока несёшь — тяжело, а как отпустишь — легче становится."
Андрей притянул её к себе:
— Мудрый был у тебя дед.
— Ага, — она потёрлась носом о его плечо. — А ещё он говорил, что нет ничего сильнее прощения. Оно и обиду лечит, и душу греет.
— И сердце?
— И сердце тоже.
Они долго стояли так — обнявшись над коляской, где посапывала их дочка. А вокруг кружились жёлтые листья, словно солнечные зайчики, играющие в догонялки с ветром.
Потом Марина часто думала — может, это и правда было предначертано? Может, тот старый дом в деревне потому и не дал себя продать, что знал — придёт время, и он соединит два любящих сердца, научит их верить друг в друга и бороться за своё счастье? А может, просто так сложились звёзды, и тот дождливый вечер в машине у общежития был не случайной встречей, а первой страницей их общей истории?
Как знать... Ведь счастье — оно разное бывает. Иногда приходит сразу, а иногда его нужно выстрадать, выносить под сердцем, как ребёнка, защитить от чужой злобы и предрассудков. Но если оно настоящее — никакие преграды его не сломят. Потому что настоящая любовь сильнее любых предрассудков, а прощение способно исцелить даже самые глубокие раны.
Интересный рассказ: