– Это что такое? – Антонина Семёновна молча ткнула пальцем в записку на двери холодильника. На листке яркими красными буквами было выведено: «Торт не трогать! Он для гостей!»
– Мам, ну ты же в курсе, завтра Димина сестра с мужем приедут, – ответила Аня, не отрываясь от экрана телефона. – На день рождения Арсюши. Ты вообще знала?
– А я кто, по-твоему, если не гость? – подняла бровь женщина, сцепив руки на груди.
Дима, явно чуя приближение беды, попытался ретироваться в зал:
– Всё, всё, я пошёл почту проверить.
Но спасения не было. Антонина Семёновна прошлась по кухне, с укоризной разглядывая торт, завёрнутый в плёнку. Потом повернулась к невестке:
– Знаешь, что я думаю, Анечка? Вы забыли одно важное слово в этой записке: «в моём доме».
Дмитрий Иванович год назад перевёз родителей из деревни в город. Дом оставался в наследство от бабушки, а старая разваливающаяся хата давно нуждалась в капремонте, на который не было ни времени, ни денег.
– Мам, вам тут будет лучше, – заверил он тогда, показывая светлую двушку в центре.
Но через месяц квартира словно перевернулась с ног на голову. Сначала с полок исчезли фотографии родителей. Потом на кухне поменялись занавески. А в какой-то момент Дима понял, что ключи от дома давно не висят на привычном крючке у входа.
Теперь квартиру, по сути, контролировала его жена.
– Мам, это ведь для вашего удобства, – оправдывался он раз за разом. – Зачем вам напрягаться?
– Удобства? – вздыхала Антонина Семёновна. – У нас даже утка в деревне чувствовала себя хозяйкой двора, а тут, сынок, ни вдохнуть, ни выдохнуть нельзя!
Конфликт начался внезапно, как всегда: с пустяка, который тут же вырос до размеров планетарной катастрофы. Всё завязалось на торте – обычном, но уж слишком желанном предмете на кухонной полке.
Антонина Семёновна открыла холодильник, нарезала тонкий кусочек – ровно так, чтобы никто и не заметил – и присела с тарелкой за стол. Аня, влетев в кухню с кастрюлей макарон, заметила лишь обёртку. Её лицо вытянулось.
– Это что за «самообслуживание»? – начала она, поставив кастрюлю так, что вода через край попала на плиту. – Торт, между прочим, на завтра.
– Ещё один кусочек, Аня, не разорит твоё застолье, – буднично ответила свекровь, аккуратно раскладывая крошки на тарелке.
– У нас гости, между прочим, – голос Ани зазвенел, как натянутая струна. – Или у вас в деревне куски прямо от гостей отрезали?
Антонина Семёновна напряглась, но внешне осталась спокойной.
– Дорогуша, я вообще-то из хозяев, а не из гостей, – произнесла она. – Так что можешь не беспокоиться, холодильник пока не ушёл из моей юрисдикции.
Аня залепила крышкой кастрюлю, так громко, что звук эхом разнёсся по всей кухне.
– Это моя кухня! – воскликнула она, с каждым словом усиливая интонацию. – Может, вам просто съездить в санаторий?
Антонина Семёновна засмеялась – хрипло и с вызовом.
– Да и поехала бы, – отрезала она, едва повернув голову. – Только вот этот "санаторий" мне уже пятьдесят лет обходится, Аня. Сколько я терплю...
Аня не ожидала такого напора. Она замерла с полотенцем в руках и вдруг с возмущением выпалила:
– Кто терпит? Да вы же из спальни телевизор почти не выключаете, Антонина Семёновна! Даже шкаф новый, который мы купили, только вам достался...
Разговор стремительно перерастал из холодной пикировки в открытое противостояние, когда с дивана в зале донёсся сонный голос Дмитрия:
– Ну что опять делим?
Обе женщины синхронно повернулись в его сторону. Он сидел с планшетом, не отрывая глаз от новостной ленты, но явно искал способ как можно скорее выйти из конфликта.
– Ты лучше скажи, – прищурилась Антонина Семёновна, отложив тарелку, – какая запись стоит на счёте вашей семьи? Уж не о том ли, что домик за мой счёт и ремонтировался?
– Мам, ну это же для нас всех… – попытался он вставить, но голос предательски дрогнул.
– Вот и иди под ремонт для всех, – жестко парировала она. – Ладно, раз уж помог, помог. А за подарок внуку тебе кто спасибо должен сказать? Это ведь я своим подарила, из своего, между прочим! А за этот год со мной никто лишнего слова доброго не сказал.
Аня резко поставила чашку на стол.
– Ты зря, конечно, маму под это подтягиваешь, – ехидно вставила она. – Если бы вы тогда не уговорили Диму подарить квартиру Арсюше, всё было бы куда проще. Всё из-за вас!
Дмитрий нервно хохотнул.
– Смешно же! Вот бы я решил не уговорить. Кто-нибудь бы сейчас спорил из своих хором?!
Смех был краток, натянут. И тут стало ясно, что каждая сторона оставалась убеждённой в своей правоте.
Гнев, копившийся у Антонины Семёновны целый год, наконец вырвался наружу.
– Да я каждый день хочу уехать! – закричала она, хлопая кулаком по столу так, что стоявший рядом стакан подскочил. – Вы с Димой за этот год превратили мою жизнь в сплошное унижение! Я что тут – чужая? Лишняя? Вы, значит, «ничего плохого не делаете»? Ну спасибо, Анечка. Боюсь представить, что в вашем понимании плохо!
– Мам, ну ты чего начинаешь? – попытался встрять Дмитрий, делая шаг к матери, но она остановила его выразительным взглядом.
– Стоять! Сейчас говорю я. Мне почти шестьдесят лет, – продолжила она, снова хлопая по столу. – И шестьдесят раз за этот год я пожалела, что согласилась переехать сюда! Я что – музейная ваза? Убери, не трогай, в торт не лезь... Серьёзно? Так, может, ещё подписку на холодильник оформить: доступ для одобренных пользователей?
Аня отодвинулась на шаг, прижав руки к груди, её голос прозвучал неуверенно:
– Мы тебе ничего плохого не делаем...
– Ничего плохого?! Да за этот год от вас кроме запретов что-то слышно было? Мои подруги звонят – при них неудобно громко говорить. В свои тапочки зайду – почему ты их поставила к ванной, я же только пол помыла... Зато как удобно прописать человека в квартире, отобрать ключи и делать вид, что «всё нормально».
Антонина Семёновна покраснела до корней волос, взяла тряпку со стола и начала яростно тереть воображаемое пятно на столешнице.
– Завтра после дня рождения мы съедем, – заявила она, глядя куда-то в сторону.
– Куда? – ахнул Дмитрий, теряя контроль над голосом.
– Куда? Да хоть в сарай за баней, – с горькой усмешкой произнесла она. – Там, по крайней мере, никто не будет говорить мне, как резать лук и куда ставить тарелки. Дом в деревне, к счастью, пока не сгорел! Зато там, представляешь, можно спокойно ходить в любую комнату. И, о чудо, даже взять торт, не ставя при этом на ноги всю администрацию!
Антонина Семёновна с такой силой хлопнула тряпкой о раковину, что брызги воды разлетелись по кафелю.
– Мам, ну зачем ты сейчас так всё выставляешь? Мы ведь одна семья! – промямлил Дмитрий, снова делая робкий шаг.
– Вот это «одна семья» вы дома храните – только когда у вас выгода, – огрызнулась она, не глядя в его сторону. – Семья должна поддерживать, заботиться, делиться... А вы? Вы мне что? Кровь пьёте каждый день, как комары!
В кухне повисло напряжённое молчание. Дмитрий с трудом переваривал услышанное. Аня выглядела так, будто только что проглотила лимон. Антонина Семёновна продолжала яростно тереть раковину, словно намереваясь стереть её до блеска.
– Я вас спрашивать не стану, – твёрдо добавила она, не оборачиваясь. – На вокзал довезёте – хорошо. Не довезёте – сама такси вызову. И про домик свой деревенский вспомню, раз уж в городе для меня места больше нет.
Она выпрямилась, вытерла руки о фартук и, махнув рукой, вышла из кухни, не добавив больше ни слова.
После скандала в доме будто осела пыль. Дмитрий сидел в гостиной с отрешённым видом, медленно перематывая телевизионный канал. Экран мерцал новогодними огоньками, ведущие накрашенными улыбками рассказывали о праздниках, но в душе у Дмитрия шумели совсем не праздничные мысли.
Аня, напротив, словно сама себе не давала покоя. Из кухни раздавались раздражённые удары ножа по разделочной доске, но в паузах становилось слышно, как она вздыхает, пытаясь справиться с внутренним напряжением. Иногда она выходила проверить детскую, поправляла игрушки, ставила тёплые носки Арсению, но в её действиях чувствовалась растерянность.
– Ты можешь пойти и с мамой поговорить? – неожиданно бросила она, столкнувшись с Димой в коридоре.
– А ты почему не можешь? – ответил он устало.
– Она злая! Да и на меня кричит всегда, не на тебя же!
Дмитрий только тяжело выдохнул, отворачиваясь. Антонина Семёновна давно закрылась у себя в комнате, и дверь её, кажется, не собиралась распахиваться ни за кем.
Утро было хмурым. Зима словно забыла посыпать улицы снежным покровом, натянув вместо этого серый туман. Но на кухне царило другое настроение: запах кофе и румяных сырников наполнил пространство, создавая обманчивую иллюзию тепла и уюта. Антонина Семёновна, как ни в чём не бывало, раскладывала завтрак по тарелкам.
Дима молча присел за стол, пододвинул ей чашку чая.
– Мам, ты точно уверена? – тихо спросил он, ловя её взгляд.
– Я уверена только в одном, – ответила она, разглядывая ложечку, которой медленно помешивала чай. – Лучше плохо стоять на своей земле, чем быть гостьей у родственников.
Сказано это было ровно и спокойно, но в словах чувствовался резонанс ушедших эмоций.
Её взгляд вдруг остановился на маленьком Арсении, который упрямо возился со шнурками в углу.
– Только в гости, Дима, мы всё равно будем приходить, – добавила Антонина Семёновна, чуть помягче улыбнувшись. – Но уже как и положено в Новый год: с подарками, тортиками и без твоей жены в качестве «администратора».
На этом месте её голос звучал почти лукаво.
Маленький Арсений, сообразив, что это сказано частично про маму, залился смехом и начал подпрыгивать, как будто кто-то сказал слово «мороженое».
Дмитрий застыл. Он смотрел на сына, слушал маму, но где-то внутри его начинали шевелиться вопросы, которых он раньше не задавал себе: что он пропустил? Что пошло не так?
– Мам, ну а как же Арсюша... – неуверенно пробормотал он.
Антонина Семёновна, сложив руки на столе, выпрямилась и вдруг добавила, будто в эту минуту обо всём, что накопилось за ночь, расставляя точки:
– Знаешь, сынок, я не упрекаю тебя. Ты хотел как лучше. Хотел, чтобы всем было удобно. Но в том-то и дело: чтобы всем стало удобно, кто-то в этом "удобстве" должен уступать. Вот я уступила. А теперь пришло время подумать о себе.
На кухне на мгновение повисло молчание, только чайник тихо выпускал пар. Дмитрий смотрел на своего ребёнка, потом на маму. В голове звучали слова: всем удобно, но кто-то должен уступать.
Его собственный смех прозвучал неожиданно для всех.
– Торт принести? – наконец спросил он, чтобы заглушить своё смущение.
– Только если с помадкой, – отмахнулась Антонина Семёновна.
И хотя напряжение в воздухе не исчезло, оно уже не казалось таким неподъёмным.
На Новый год двери дома уже стояли нараспашку. Настоящий торт – от Антонины, настоящий подарок – от Димы: мир в семье хоть и дорог, но всё же бесценен.
Вот так бывает: однажды общий дом превращается в арену споров, где каждый старается отстоять своё место. Но правда ли это – жить вместе? Или жить ради того, чтобы все почувствовали себя как дома?