По-прежнему очень жарко. Июльское солнце, перетянув ленивое время за полдень, полыхает в ясном прозрачном небе беспощадным огненным глазом, будто око Саурона, шарящее по долине в поисках хоббитов. Мы сидим на длинных лавках под навесами. В Гомельском областном военкомате мы уже несколько часов. Сотни парней, собранных вместе одной причиной, название которой «летний призыв», гудят и негромко переговариваются. Публика здесь самая разношерстная. Кто-то подавлен, кто-то шумит целыми компаниями. Наш поезд на Слоним поздно вечером. Это хорошо, служба уже идёт, а это почти день отсрочки. Я прокручиваю в памяти сегодняшний день.
Утро вырвало меня из сна стремительно, и в груди тут же стукнуло, повернулось, появился ком. Сегодня! Как сегодня!? Ведь, казалось, столько времени ещё впереди. Все-таки не нагулялись, как ни старались.
- Вставай, сынок, - мама тихо открыла дверь и как-то жалобно и сочувственно стала меня будить.
- Не сплю уже, - я лениво откинул одеяло и, не одеваясь, в одних трусах, вышел из комнаты. На кухне висел густой казённый аромат кофе. Меня вдруг накрыло ощущением большой столовой, звяканьем приборов и гремящий посудой. В чашке светло-коричневым водоворотом вращалось кофе с молоком, а я сидел и зачарованно смотрел, как молоко быстро растворяется в чёрной терпкой массе.
- Есть будешь?
- Нет, не хочу, с собой что-нибудь положи, в военкомате съем.
- Пей кофе, Дима скоро приедет, - мама подошла ко мне и погладила по бритой макушке. Папа сидел напротив, сонный и задумчивый. Не успел я допить, как в дверь раздался короткий одиночный звонок.
- Здрасьте, - в дверях стоял Виталëк. Увидев меня он невесело улыбнулся и развёл руки в стороны, - эгегей, - добавил он. Я в ответ изобразил чечётку, но никто не засмеялся.
В шесть утра ещё прохладно и свежо, вместо кондиционера мы приоткрыли окна и по салону потянул свежей нитью приятный ветерок. Виталëк занял переднее сиденье и смотрел в окно, я вместился на заднее между провожающими нас матерями и наблюдал за дорогой впереди. Дима вёл машину мягко и уверенно, плавно повторяя знакомые повороты исхоженной вдоль и поперёк родной деревни. На трассе стрелка спидометра ускорила свой ход и вскоре подрагивала на отметке сто семьдесят.
- Дима, тебе не кажется, что мы слишком быстро едем? -строго, по-учительски спросила моя мама.
- Да, Димка, давай помедленнее, - поддержала и мама Виталька.
Дима недовольно повëл плечами и нехотя отпустил педаль, скорость упала до ста тридцати и, вроде как, всех устроила. По дороге в основном молчали, состояние было странное. Мысли тужились в растерянном мозгу. Скоро привычная жизнь закончится, начнётся что-то новое, неведомое и страшное. Страшное, потому, что неведомое. Раннее летнее утро, конечно, предпочтительнее для встречи нового вызова, чем непроглядные зимние сумерки. Хорошо, все-таки, что летом в армию идём.
- Одно хорошо, что летом в армию идём, - озвучил я свою мысль.
- Угу, -промычал с переднего сиденья Виталëк. Повисло молчание. По очереди вздохнули мамы.
Припарковались возле военкомата. Дима как обычно улыбался и шутил, пытаясь разрядить обстановку. Не получалось. Автобус уже возле входа. Времени на долгие прощания не было, мы обнялись с матерями и зашли в автобус. Ну вот и всё, дверь- гармошка с металлическим лязганьем отделила нас от вчерашней жизни. «Вот твой билет, вот твой вагон…» Все начали махать провожающим из окон, водитель дал два коротких сигнала, и автобус, выстрелив пару раз выхлопными газами, «салют кибальчишу», задрожал и покатился, набирая ход, увозя нас навстречу неизвестности.
Уже в автобусе мы встретились с Сидоркиным. Он был совсем плох. Мы с Витальком благоразумно справили проводы по очереди два и три дня назад и были свежие и бодрые. Он отмечал вчера, и сегодня ему было плохо: болела голова, мутило и сушило.
- Здорово, крокодил, - хлопнул я его по плечу.
- Блина, Витëк, потише, башка болит.
- Закусывать надо, - посоветовал Виталëк. Сидоркин в ответ что-то промычал и отвернулся к окну.
- А мне вчера Якубович звонил, - вспомнил я, - он уже три дня сапоги топчет.
- Что сказал? – оживился Виталëк.
- Ну что сказал? – я несколько замялся, - ломай ноги, сказал, что хочешь делай, только сюда не попадай.
- Зашибись, подбодрил, - ухмыльнулся друг.
- Якубович в ВДВ попал, - многозначительно протянул Сидоркин, - там по жести всë, у нас так не будет, - мы согласно покивали и задумались каждый о своём.
Дорога до Гомеля получилась очень быстрой. Намного быстрее, чем нам хотелось бы. На скучные пейзажи за окном хотелось смотреть хоть целый день, изучать поля до горизонта, внезапные кладбища, ощетинившиеся соснами и дубами, и непонятно к каким сёлам относившиеся. На сердце было тревожно и тяжело, будто гирю подвесили. Моё сердце не свободно, и от этого ещё тяжелее.
Алесю я увидел сквозь сотню посторонних лиц в неверном моргающем свете ядовитых софитов ночного заведения. Увидел и тут же узнал. Это была она! Банальное и заведомо мимолётное знакомство в ночном клубе стало моей точкой сборки, точкой поворота. Помноженные в трое и четверо ночными фонарями наши тени гуляли вместе с нами по ночному Минску, засыпанному январским снегом. Мы держались за руки, а ближе к рассвету уже целовались. С тех пор мы вместе, вот уже полгода. Но это так мало. Я хочу быть с Алесей каждый день, каждую минуту, но мы расстаёмся на год, на год! Говорят, в армию лучше идти без отношений, я же ухожу влюблённый по уши. Эта мысль точит как мышь, скребущая под одеждой. Как можно в наше время поддерживать отношения на расстоянии только с помощью писем? Сколько раз получится встретится за год? Приходилось уже видеть верность солдатских девушек, некоторые и месяц не выдерживают. Алеся была у меня на проводах, у нас всё хорошо. Что будет через год?... Что будет через день!? – перебиваю сам свои мысли. Вот о чем сейчас думать нужно.
- Санёк, а что у вас с Оксанкой? – спросил я Сидоркина.
- Ну, я ей сказал: можешь меня не ждать, но если дождёшься – женюсь.
- Дед посоветовал? – вмешался Виталëк.
- Э! Вы моего деда не трожьте! – тут же начал заводиться Санёк.
- Ну тихо-тихо, - примирительно зачастил товарищ, - завёлся сразу, поняли мы.
И вот мы на лавках. Периодически кого-то вызывают по громкоговорителю, мы вслушиваемся в фамилии. «Наконечный»… - звучит из динамика. Мы сдавленно смеемся и крутим головами, чтобы рассмотреть обладателя такой оригинальной фамилии. Встаёт высокий худой парень с длинными волосами. Неловко пробираясь вдоль скамеек, держа одной рукой пакет с вещами на уровне головы, он идёт ко входу в здание.
- Действительно наконечный! – громко говорит Сидоркин. Мы смеемся, тут и там раздаётся жидкий смех.
- Ну так вот, - продолжаю я недосказанную историю, - ему говорят: «хочешь в элите послужить?» «Хочу», - говорит. Так и попал в ВДВ.
Сидоркин медленно пьёт минералку и долго смотрит на меня мутным взглядом:
- Не, ну блина, давайте, если кому-то из нас что-то такое предложат, не соглашаемся.
- Конечно нет, - поддерживаю я, - вместе едем, нам оно надо?
- Так с ним же мой брат Олег служил, - спохватывается Сидоркин, - да, их там поднатаскали. Олег до сих пор, когда ему нож в руки попадает, хочет метнуть его или в сердце кому-нибудь засадить. ВДВ – есть ВДВ…
Многозначительно переглядываемся с Витальком, вспоминая рассказ Витька про руки в мазуте.
Одежда на нас вытертая и нелепая. Самое ненужное и поношенное, что было дома, мы напялили на себя. Судьба одежды после прибытия в часть представляется туманной. Благо летом её много и не надо: шорты, майка, тапки, вот и всё.
- Витëк, а чего ты джинсы те не надел, что о забор порвал? – улыбается Виталëк.
- Ты даже не представляешь, - хмыкаю я, - как мне сложно было доказать родителям, что я их трезвый случайно порвал.
- Доказал?
- Не-а, - пожимаю плечами я и криво улыбаюсь, - я же пьяный вернулся, ситуация недоказуемая.
У кого-то звенит мобильный. Стандартная мелодия для Нокиа под конец будто зажëвывается магнитофоном, замедляется и комкается.
- Прикольный рингтон, - замечаю я, - вот только интересно, как он телефон собирается…
- Гурченко Виктор, пройдите к центральному входу, - прерывает меня громкоговоритель, - Гурченко Виктор, подойдите к центральному входу, - повторяет он ещё раз, а мы в недоумении смотрим друг на друга.
- Иди, Витëк, домой наверно отпустят, - смеётся Сидоркин.
Неуверенно встаю и иду к двери военкомата. Из мрака коридора мне навстречу выходит наш районный военком Белецкий. Вид у него уставший, на лбу крупные капли пота. Рукава рубашки цвета хаки закатаны до локтей.
- Гурченко? – торопясь спрашивает он, и я коротко киваю в ответ. Он порывисто машет рукой в призывном жесте и, развернувшись, торопиться назад, - давай за мной, с тобой поговорить хотят.
Захожу вслед за ним в небольшой кабинет. За столом сидит человек в военной камуфляжной форме. Ещё один, помоложе, стоит рядом. Окно раскрыто настежь. На массивном черном сейфе надрывно гудит маленький вентилятор, разгоняя горячий воздух по помещению. На столе лежит две кипы личных дел по обе руки военного. Посередине стола замечаю свою папку. Вверху титульного листа замечаю надпись «годность», а рядом, поверх затëртой надписи, стоит цифра 1. В погонах я ничего не понимаю. Кто он? Майор? Капитан? На плече замечаю шеврон с изображением оскаленной рыси. Человек бодрым движением открывает моё личное дело.
- Гурченко Виктор Николаевич, - он отрывает взгляд от папки и смотрит мне в глаза, - у вас есть возможность послужить во внутренних войсках, здесь в Гомеле, в элите, так сказать. Что скажете?
Меня будто водой окатили. Это шутка какая-то? Что за совпадение? Ведь только обсуждали. Но ответ я знаю чётко, никакой элиты, мы едем в Слоним. Вместе. Я не выдерживаю его взгляд, смотрю на вентилятор, потом в окно за его спиной и, стушевавшись, отвечаю:
- Да я с друзьями в одну часть… Вместе едем… В Слоним…
- У тебя будет много новых друзей, не переживай, - он откидывается на стуле и продолжает сверлить меня взглядом, - ну так что, решай, у нас лучше, чем в Слониме.
- Да нет, я, наверное, откажусь, мы с друзьями…
Белецкий подходит ко мне вплотную и мягко подталкивает к выходу.
- Мы на минутку выйдем, - поворачивается он к человеку за столом, и тот понимающе кивает. Мы выходим на улицу.
- Ты кем работаешь? – резко и нетерпеливо спрашивает военком.
- Преподавателем в колледже.
- После службы планируешь продолжать?
- Да… как-то не планировал возвращаться.
- Так что ты вы*бываешься? Я тебе билет в жизнь даю, ты после внутренних войск куда угодно устроишься. Иди и говори, что согласен!
Я на ватных ногах возвращаюсь в кабинет. Там ровным счётом ничего не изменилось. Человек в камуфляже также сидит за столом и смотрит мне в глаза, его помощник листает какую-то папку у окна. На какое-то мгновение гул старенького вентилятора заполняет собой всё пространство и всё моё сознание. В висках стучит. Состояние цейтнота перемещает гул из головы в горло и тугим комком начинает проваливаться дальше в желудок и в кишки, скручивая их в жгут и заворачивая в морской узел. Здесь и сейчас нужно решать.
- Хорошо, я согласен, - выпаливаю я и ощущаю, что почва уходит из-под ног. Во рту резко пересыхает и появляется ощущение чудовищной ошибки. Но жребий уже брошен.
- Поздравляю с правильным выбором, - человек встаёт из-за стола и протягивает мне руку, - послужим. Пожимаю протянутую ладонь и ощущаю, что моя рука влажная от пота, становится неловко.
- Иди пока к друзьям, - уже куда более мягко говорит Белецкий, - тебя вызовут.
Едва не волоча ноги по земле иду к пацанам. В голове каша. Я только что получил свою судьбу в руки и сделал выбор. Выбор – всегда ответственность. Почему сейчас так тошно? Проще быть щепкой в водовороте? Проще переложить все последствия но кого-то другого? А что, если я ошибся? Как всë обернётся? Покажет только время. Но время сейчас неумолимо замедляется, останавливается и я, кажется, навечно застываю в этом моменте. В голове глухим набатом ударяет чугуном пудовый колокол, и в такт колыхающейся перед глазами картинке звучит откуда-то из глубины черепной коробки песня «Whom the bell tolls» группы Metallica. Наконец добираюсь до лавки.
- Ну, что, - спрашивает Виталëк, - Наконечного видел?
- Не поверите, - мрачно улыбаюсь я, - предложили в элите послужить, как Бамбавэячуне.
Повисает пауза.
- И-и-и, - вопросительно протягивает Виталëк.
- Я согласился, - выдыхаю я.
- Ну ты и козёл! – громко кричит Сидоркин с нотками истеричного смеха.
- Так а что, Санёк, - заступается за меня Виталëк, - тебе предложили бы, так и ты бы согласился. И к дому ближе, и войска получше.
С минуту молчим.
- Будешь в красном берете ходить, парады разгонять, - говорит Виталëк.
- Да я уже сам не рад, что согласился…
Громкоговоритель на столбе по очереди выплёвывает с десяток фамилий, и мою в том числе. Все названные встают с лавок и выходят из-под тени навесов под палящее солнце. Виталëк с Саньком встают вместе со мной. Мы пожимаем друг другу руки, хлопаем по плечам.
- Давай, Витëк, удачи, - говорит Санёк.
- Вам тоже, пацаны, давайте, - грустно прощаюсь я и иду к остальным.
Во двор заезжает КамАЗ с тентом. В небольшом дворе военкомата он похож на кита, выбросившегося на берег. Шипя пневматикой тормозов он разворачивается и сдаёт задом к нашим лавкам. В кузове сидят двое военных в оливковых беретах.
- Залазьте, - кивает головой в глубину кузова один из них.
Водитель тем временем выпрыгивает из кабины и открывает задний борт. По очереди взбираемся и рассаживаемся по лавкам. Борт закрывается. Лёгкий рывок, и мы тронулись. Поворачиваю голову. На плацу стоят мои друзья и медленно машут мне. Виталëк полностью серьёзен, а Санёк улыбается глупой похмельной улыбкой. В проёме тента их фигуры постепенно уменьшаются, пространство заполняется синим прозрачным небом и летним пейзажем, затем мы поворачиваем, и они скрываются из виду, уступая место придорожным аллеям летнего Гомеля. Служба началась…
Продолжение следует...
Автор: Капитан
Источник: https://litclubbs.ru/articles/59003-armeiskie-rasskazy-glava-2-voenkomat.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: