– Опять каша пересолена… – Маргарита Михайловна изящно постучала ложкой по краю тарелки, словно давая сигнал слугам вынести её на свалку. – Скажи честно, Олесечка, ты вообще пробуешь еду, прежде чем на стол подаёшь?
Олеся подняла взгляд, но сразу опустила его обратно. Спорить – себе дороже.
– Ну, я спрашиваю! Ты пробуешь?
– Да, мама…
– Да, мама! – передразнила свекровь, словно произнося это с оглушительным эхом. – Потрясающе! Это какой-то новый способ: «даже не думать о вкусе и всё равно варить»? Что же будет, если я не буду контролировать ваши ужины? Ой, а Нового года я прям боюсь – гости придут, а им каша пересоленная вместо оливье…
Она аккуратно двинула тарелку ближе к краю стола, как будто боялась обжечь пальцы. Олеся выдохнула. Сегодня она точно не проглотит эту кашу.
– Дети ели? – риторически спросила свекровь, обмахиваясь чистым полотенцем, словно в этом доме хотя бы раз застревала пыль. – Ты их этим кормила?
– Они едят нормально, – пробормотала Олеся.
– А-а-а! Тогда всё ясно: почему младший кашлял вчера! От соли? От стресса? Или просто я виновата, что не уследила? Олеся, да ты героиня, правда, раз сама управляешь! Хотела бы я так же не волноваться ни о чём.
Сердце Олеси предательски дрогнуло, но она молчала.
Пока женщина молча доедала свой тост, свекровь уже вычищала и без того сверкающий стол, отодвигая на лету чашки, ложки и даже книгу.
– Значит, на корпоративе вы были, – вздохнула Маргарита Михайловна. – И детей просто бросили.
– Мама, дети спали, – вкрадчиво вставила Олеся.
– Спали? Серьёзно? Ты уверена? Они всегда говорят, что ничего не надо. Но в жизни же по-другому! Ты пришла домой в половине ночи, разнесла шуму на весь дом – это, поверь, точно скажу соседка. Она мне утром звонила. Ей не спалось.
Олеся только стиснула зубы и молча размазала кусочек масла по свежему тосту.
– Конечно, – вдруг перешла в наступление свекровь, – что уж я! Может, тебе ещё совет дать?
Слова комментатора прямо прокладывались дорожкой.
– Громче у гостей в другой раз пой песни. Прямо здесь – добавь больше «разрыва», пригласи их жить над детьми! Я до сих пор не понимаю… только вспомню – и всё: нигде больше, кроме вас, ничего радостного нет?!
Маргарита Михайловна шумно сдвинула стул назад и встала, как будто ей вот-вот придётся спасать мир, и двинулась к чайнику:
– Чай опять стоял всю ночь? Олеся, ты когда воду в последний раз меняла? Или теперь у нас в доме правила экологии такие – бережем ресурсы? Только на кухне воду не бережём, льём налево и направо!
– Вода свежая… – выдохнула Олеся.
– А, свежая! Подумаешь, чайник об этом знает? Ты его чистила? Нет? А я вчера заглянула внутрь – целый слоёный пирог из накипи. Не удивительно, что каша пересолена – наверно, эту накипь ты и вылила в кастрюлю.
Она открыла крышку чайника и воскликнула, как будто наткнулась на сокровище.
– Вот-вот, смотри! А ты мне говоришь, свежая вода! Здесь можно археологические раскопки проводить, Олеся. Игорю дай выпить из этого, он меня потом ещё благодарить будет за замечание!
Олеся стиснула зубы, не зная, то ли швырнуть чайник на пол, то ли уйти из кухни, просто чтобы не сойти с ума.
– Вы поздно с Игорем пришли вчера, – вдруг переменила тему свекровь, поднимая глаза с искусственно-удивлённым выражением.
– Мы были на корпоративе… – попыталась спокойно объяснить Олеся, но её голос дрогнул.
– Корпоратив! – воскликнула Маргарита, закатив глаза, как будто узнала о преступлении. – Новый тренд – разве нет? Все бегают, празднуют, потом разбивают телефоны, забывают дома ключи, а вот про детей кто-то думает? Кто ночами тут не спит, если они проснутся? Конечно, я! И кто захлопывает дверь комнаты, чтобы не видеть этот беспорядок? Конечно, снова я.
– Дети спали… – повторила Олеся, чувствуя, что слова вылетали в пустоту.
– Спали? А ты уверена? Я всегда говорю: хорошо-то как! Думаю, их волновали бы более серьёзные ужины, чем шум соседских праздников!»
Пока Олеся собиралась с мыслями, Маргарита Михайловна уже шла по кругу на кухне, то двигая стопки тарелок, то перехватывая салфетницы, говоря в тон кого-то.
Маргарита Михайловна ловко скинула с края стола случайно оставленную коробку с игрушками и смерила всё вокруг критическим взглядом.
– Это у вас гости такие корпоративные, что принесли с собой весь бардак? Сначала песни поют, потом мусорят. Ты, наверное, не видела, я вчера нашла фантик за диваном. И чем пахло, интересно? Это что-то сладкое, да? Наверное, конфеты детям чужим раздавали.
– Мама… – попыталась вставить Олеся, но Маргарита лишь покачала головой.
– Нет, нет. Я знаю, ты скажешь, что это ерунда, но. Ерунда накапливается, как эти пылинки на вашем шкафу. Ой, я туда даже заглядывать боюсь! Что там у вас, мыши уже свадьбу играют?
Олеся молча провела рукой по лбу. «Только бы дождаться вечера. Всё закончится», – уговаривала она себя.
– А Новый год, – продолжала свекровь, наполняя кухню ворчанием, – мы, видимо, будем праздновать в компании твоей кастрюли, если она снова такая грязная будет.
– Мама, кастрюли чистые… – Олеся чувствовала, как внутри неё нарастает горячий комок ярости.
– Чистые, ага. Знаешь, кто так говорит? Люди, у которых нет зеркала. Смотри, я покажу, – Маргарита зашла вглубь кухни и вернулась с какой-то миской. – Видишь здесь отпечаток? Это ещё с позапрошлого борща осталось. Наверное, ты мне вчера его на завтрак приготовила? Или уже приготовишь мне что-то сегодня?
Игорь как раз вошёл в кухню, ещё полуодетый и с явно сонным лицом.
– Мам, только не с утра… – пробормотал он, потянувшись за чашкой чая.
– С утра? С утра, говоришь? А кто? – теперь её голос дрожал в профессиональной интонации обвинителя в суде. – Кто эту кашу пересолил? Кто вообще так может оставить всех с плохим утренним настроением? Да ещё – ха – корпоратив! Вашу ночь мы тоже… –
– Мам, перестань! – Игорь неожиданно рявкнул. Его голос, хотя и поднялся слегка выше обычного
Маргарита Михайловна мгновенно сделала вид, что её вовсе не задел резкий тон сына. Она только пожала плечами и достала полотенце, словно ничто её не беспокоило.
– Ах, Игорюшенька, что ты такой нервный? Не выспался? Может, чаю тебе свеженького налить? А то Олеся вечно оставляет вчерашний...
Игорь закатил глаза и повернулся к жене:
– Оля, оставь маму. Я сам всё сейчас улажу, – сказал он тихо, а затем громче добавил: – Мам, ты можешь хотя бы раз просто отдохнуть и не пытаться нас перевоспитывать?
Маргарита вздохнула, словно терпит вселенскую несправедливость:
– Ах, перевоспитывать? Вот всегда я крайняя. Всё, что я хочу, это порядок в доме и… немного уважения. Хотя какое там уважение! У вас всё в хаосе, а я ещё и виновата.
Она с величественным видом начала двигаться к выходу, но в дверях вдруг обернулась:
– Но вы не удивляйтесь потом, если гости за новогодним столом к каше солёной и ложку пластиковой найдут. А про борщ вообще молчу.
После этой фразы Олеся сделала глубокий вдох, готовясь возразить, но Игорь схватил её за руку и прошептал:
– Дай ей выпарить весь пар. Не поддавайся.
Но терпение Олеси уже было на исходе. Она нахмурилась:
– Нет, Игорь, извини, но я больше молчать не могу.
– Что ты там сказала, дорогуша? – тут же повернула голову Маргарита.
– Я сказала, что достаточно! Довольно ваших "полезных советов". Если вы хотите «чистоты и порядка», пожалуйста, но делайте это без оскорблений. Не нравится моя еда – готовьте себе сами. Не нравится порядок – наведите, но вещи больше не трогайте. И новогодний стол я сама накрою. Без ваших замечаний.
Свекровь моргнула, не веря своим ушам. Она явно не ожидала такого отпора от Олеси. Молчание повисло в воздухе на добрых три секунды, прежде чем она хлопнула дверцей шкафа и прошипела:
– Понятно. Совсем язык распустила. Ну-ну, посмотрим, что скажет Игорь.
Но Игорь вдруг холодно произнёс:
– Оля права, мам. Ты перешла черту.
Маргарита Михайловна вышла из кухни, гулко хлопнув дверью. Казалось, что воздух дрогнул от её негодования. В доме стало неестественно тихо. Только детский смех из комнаты пробивался через толстые стены, да чайник сонно булькал на плите.
Олеся всё ещё держала в руках ложку, как меч, опущенный после долгой битвы. Её пальцы дрожали, но она не выпустила столовый прибор, словно та незначительная деталь была единственным, что помогало ей удержаться на ногах.
– Ты правда так думаешь? – прошептала она, не глядя на Игоря, стараясь сохранить равновесие на волне эмоций.
Игорь тяжело выдохнул и подошёл к ней ближе:
– Конечно, думаю. Давно пора было ей это сказать. Прости, что не сделал этого раньше.
Эти слова звучали просто, но для Олеси они означали победу в войне, которую она уже почти отчаялась выиграть.
– Ты уверен? Она же теперь неделю будет ходить с этим своим "оскорблённым" видом. Как будто её личная планета пошатнулась…
Игорь скривился, подперев бедро рукой, и ответил:
– Пусть. Слушай, я тоже не хочу всё это терпеть. Но ведь терпел – годами! Ты всегда была рядом, но я… – Он замолчал, запнувшись. – Просто, наверное, я думал, что это её способ заботы.
– Это контроль, Игорь. Забота – это поддержка, это когда рядом чувствуешь уют, тепло. А её комментарии – сплошное осуждение. Ты знаешь, как тяжело быть… как ты говоришь? В её формате?
Игорь помолчал, словно собирая ответы.
– Да… знаю. С детства. Просто, наверное, я привык.
Он сделал паузу, потом слегка улыбнулся, чтобы разрядить напряжение:
– Она ведь всегда хотела, чтобы и в школе был порядок, и на работе – чистая чашка на столе. Но ты права, здесь ведь наш дом. Не её.
Олеся вытерла руки о полотенце и выпрямилась. Её голос стал твёрже, спокойнее:
– Спасибо, что встал на мою сторону, Игорь. Теперь нужно найти решение, чтобы всё-таки поставить границы.
– Думаешь, она примет? – бросил Игорь с видимой ноткой сомнения.
– А другого варианта нет, – улыбнулась Олеся. – Она должна.
На душе стало легче, как будто камень сдвинули. Олеся подошла к плите и осторожно сняла чайник, наполняя две чашки. Пар поднимался в воздухе, оседая тёплой росой на окнах.
Но где-то на заднем фоне всё ещё глухо постукивала тревога. Она знала, что Маргарита Михайловна просто так это не оставит. Тишина, в которой свекровь скрылась за дверью, пугала гораздо больше, чем её громогласное возмущение.
Она молча подала Игорю чай. В его взгляде светилась уверенность, но Олеся чувствовала, что буря ещё не окончена.
– Наверное, завтра всё станет ясно, – пробормотал он, чуть улыбнувшись.
– Да, завтра. – Её голос звучал напряжённо, но с ноткой надежды. Она знала одно: назад она уже не вернётся.
На следующий день Маргарита Михайловна неожиданно вышла из своей комнаты с букетом домашних гиацинтов и коробкой с печеньем. Олеся с удивлением посмотрела на свекровь, но ничего не сказала.
– Олеся, Игорь, – начала Маргарита осторожно, будто ей самой было непривычно, – вчера я, наверное, переборщила. Вы мой дом, мои дети… хоть и взрослые. Просто боюсь, что если не буду полезной, окажусь не нужной.
Олеся сглотнула, ощущая, как обида уходит. Игорь положил руку на плечо жены, поддерживая её, словно говоря: «Вот твой шанс».
– Мама, – мягко начала Олеся, – вы не должны быть полезной, чтобы быть важной для нас. Просто будьте с нами. Вместе. И без сольной партии, ладно?
Маргарита кивнула, слегка смущённо улыбаясь. И, впервые за долгое время, за столом был не конфликт, а смех и тихая, душевная теплота. Новый год пришёл в примирении.