- Машка, я первая, я, а не ты, понятно? – Аллочка, кривляясь, делала рожки на своей голове и с удовольствием показывала язык, успевая при этом громко хохотать. Она сделала вид, что не заметила маневра подружки на дистанции, когда та, увидев, как Аллочка захромала, отстала намеренно.
- Она ничего и не потеряет, - подумала девочка с огромными карими глазами. Просто приняла жертву подружки, как всегда, даже не подумав о словах благодарности. Ведь та всегда и во всем была первой. Аллочка жутко злилась на нее из-за этого. Ведь, как ни пыжилась, а угнаться за отличницей было просто невозможно.
Что еще злило ее, так это то, что Маша, легко одержав любую победу, никогда не радовалась. Хуже того, она специально делала вид, что расстроена. Даже на глазах слезы могли выступить. Малохольная она, ненормальная какая-то. Ну, вот, почему бы не порадоваться, когда победила! Так нет, расстраивается, слюни пускает.
- Дурочка, и всё тут, - каждый раз про себя думала Аллочка, когда подружка побеждать помогала. Никогда не защищала ее, когда над ней смеялись с подружкиной подачи. Вот и сейчас, на уроке физкультуры, Машка, худенькая, юркая девчонка, обогнала всех, но, увидев, как Алла отстала из-за боли в ноге, подождала и, подталкивая вперед, плелась сзади.
… Они с детсада неразлучные подружки. У них там даже кроватки рядом стояли. На горшке рядом сидели. И за столиком - рядышком. Да и в сад ходили за ручки, потому что их квартиры были не просто в одном доме и подъезде. Их квартиры были напротив. А еще… их родители семьями дружили.
Они родились в один день. Но первой, на час раньше, родилась Маша. И она, как только подружилась с Аллочкой, машинально обрела комплекс старшей сестры. Заботилась о той, подсказывая, помогая, поддерживая во всем, защищая от мальчишек.
Так было всегда с того момента, как они с первого взгляда стали подружками. Но их мамы замечали таки разницу в девочках. Если Маша делилась всем с Аллой, то та никогда ничего не давала подружке. Если играли, то одна уступала, а вторая похохатывала, если подружка проигрывала.
Маша не особо страдала. Ведь чувствовала ответственность за Аллу и прощала многое, понимала, оправдывала. Собственно, поступала так, как с ней поступала ее мама. Маша, правда, чувствовала, что ей на шею садятся. Но перед глазами был пример их с Аллой мам, у которых был примерно такой расклад сил, как у девочек. Машина мама всегда уступала напористой Аллочкиной маме.
Когда им было уже по шесть лет, в их дружбе появился третий - мальчик Вова. Новенький, когда его привели в группу, привлек общее внимание. Голубоглазый, приветливый, но задиристый, он тут же поселился и в сердце Маши. Алла даже в его сторону не смотрела. Но, заметив интерес подружки, стала строить глазки новичку.
В школе они оказались в одном классе. И соревноваться Маше с Аллой стало сложнее. Она и тут уступила. А когда девочки подросли, оказалось, что по-настоящему влюбились-то в Вову они обе. Только Аллочка была понаглее, и стала переходить подружке дорогу, критиковать.
- Зачем ты платье это надела!
- Эй, а у Вовки под ногтями грязно, ты не видишь?
- Фу, как ты надушилась, невкусно же!
Поддевая так подружку, Аллочка совсем лишала ее надежды. Но даже сейчас, несмотря на мимолетные ревности, дружба оставалась прочной. Этому способствовала уступчивая Маша. Ведь она прекратила в душе вынашивать надежды на любовь, будучи уверенной в том, что у Аллочки больше шансов завоевать сердце Вовы. И, несмотря на разочарование, сохранила верность своей подруге, радуясь ее счастью.
А на выпускном изменилось все. Вовка, увидев Машу в красивом платье, в котором она была похожа на фею, приглашал на танец раз за разом. Девушка краснела, отводила глаза, чтобы не видеть ужаса, который не сходил с лица подруги. И, когда Вовка ее повел из зала, куда-то в парк, вдруг засопротивлялась. Не могла она подставить подружку.
Но, на удивление, Аллочка вдруг отступилась. Выскочила замуж за первого встречного, и стала подбивать Машу на брак с одноклассником-другом. А та, боясь гнева подружки, никак не могла решиться. После того, как однажды Вовка ночью спел серенаду под балконом, таки сдалась. Теперь-то его не с кем делить.
… На свадьбе Алла была подругой невесты. И она, а не подруга, лучилась в день, когда все должно казаться сказочным Маше. Но на Машином лице счастья не наблюдалось. Она уверена была, что отобрала чужое счастье, и скорбела, не веря своему счастью, не подозревая, что первая тень падет уже скоро.
Через девять месяцев Маша стояла под окном роддома, и радостно размахивала букетом цветов и пакетом детских вещичек. Ее не смутило, что она тут одна, и что ее попросили забрать подружу с малышом из роддома. Она даже не спросила Аллочку, где отец ребенка. Просто пришла встретить из роддома, попросив Вовку подвезти.
В машине разговорились. Маша стала объяснять, почему не звонила подружке. Она перешла на очередной курс мединститута, и настолько увлеклась, что забывала поесть. Спасибо Вове, он оказался неприхотливым, и они часто заказывали еду из ресторана. Аллочка не стала распространяться о себе. Отделалась одной фразой. Развелась.
Подруги только на первых порах перезванивались после этой встречи. Несколько раз Маша заезжала к Аллочке, но та ей была не рада, и каждый раз норовила избавиться. Вот так снова разошлись их пути. В чем Маша опять себя обвиняла. Но после звонка подруге, которая отчитала за назойливость, решила исчезнуть из ее жизни.
У нее была любимая работа, куда Маша всегда шла охотно. Дома было неуютно. Возвращалась с клиники поздно, стараясь побольше подработок найти. Вовка, как правило, тоже отсутствовал, возвращаясь к тому моменту, когда Маша уже спала. А она уходила, когда он еще крепко спал.
Они уже не писали друг другу записки на холодильнике. Вова перестал цветы дарить, не замечал жену – в чем одета или как причесана. А та страдала от того, что у них нет детей. Это она стала понимать, когда однажды встретила Аллочку с дочкой. Девочка была хорошенькая, очень общительная, и уже скоро забралась Маше на руки. Подружки сошлись на том, что встречу надо мороженым закусить.
Как ни странно, Маша была очень разговорчива, а Аллочка все время молчала. Но когда ее дочь подавилась вишневой косточкой из варенья к мороженому, подруги на мгновение умолкли. Аллочка стала искать телефон, чтобы «скорую», вызвать. А Маша, взяв малышку под мышки, стала ее встряхивать, пока косточка не вылетела прочь.
- Машка, ты спасла мне дочь! – Аллочка, держа девочку на руках, с благодарностью и как-то виновато смотрела на подружку. – Проси, чего хочешь!
- Да ладно, Аллочка, я же врач, не стоит! – отнекивалась Маша. Ее уже стала раздражать назойливость Аллочкина, с которой та предлагала чуть ли горы ради нее свернуть. Стала прощаться, и быстро вышла из кафе, в которое вместе с Вовой часто захаживали.
… Она долго ждала трамвай. А потом решила пойти пешком. Дома привычно заказала еду, и стала ждать доставку. Когда зазвонил телефон мужа, она от неожиданности сбросила звонок. Стала набирать снова, но там было занято. Через минуту телефон опять зазвонил, и Маша не успела придумать, что бы ему сказать, ведь он не звонил обычно. Но в рубке раздался чужой голос.
- Вовка? Что за шуточки? – пытаясь все превратить в шутку, сказала она. Но на той стороне провода повторяли один и тот же вопрос. Там хотели узнать, знает ли она хозяина этого номера. У Маши в животе похолодело от предчувствия. Ответила утвердительно, но снова затряслась, не услышав ничего в ответ.
- Ваш муж разбился на машине, вылетев на встречку, - после паузы бесстрастно сообщил женский голос.
Дальше Маша ничего уже не слышала. Телефон выпал из рук. Она села на диван, чтобы не упасть. Что сейчас делать, не понимала. Главное, что чувствовала, кроме ужаса, так это вину. Это из-за нее Вовка разбился. Она же вечно на работе. Ему внимания – ноль. Даже о ребенке через пять лет совместной жизни не напоминала.
Она зчем-то набрала Аллочку. Но подружкин телефон молчал каждый раз, как Маша набирала номер. Звонить родителям в этой ситуации побоялась, поскольку у мамы был недавно приступ сердечный. Оставалось поехать в больницу, откуда ей звонили. В регистратуре, куда она бросилась, войдя в корпус, отправили в ординаторскую, где ей устроили настоящий допрос.
- Я не знаю, откуда муж возвращался, - рыдая, отвечала Маша. А на вопрос, с кем мог ехать, только грустно разводила руками. Это мог быть Вовкин помощник, заказчик или кто-то из коллег. Но медсестра, отведя глаза, уточнила, что в салоне ехала девушка, которой больше повезло, хотя и получила серьезные травмы. И еще добавила, что Маша может навестить ее, только так поймет, кто был с мужем в машине во время аварии.
Когда Маша вошла в палату, то не сразу за трубками и бинтами узнала Аллочку. Только когда та ее позвала, поняла. Подруга говорила очень тихим голосом. Просила простить. Маша слушала сбивчивую речь Аллочки, и до последнего сомневалась в том, что та сидела в Вовкиной машине.
- Машка, я сволочь последняя, - прерывисто дыша, продолжала Алла. – У Вовки в объятиях давно нахожу утешение… Прошу простить, мне недолго осталось. И еще. Не бросай Ритулю…
- Она дочь Вовкина, умоляю, не бросай, если со мной вдруг что… - добавила Аллочка, увидев отвращение на лице подружки, и потеряла сознание.
Маша медленно встала, и пошла к двери, не желая больше ничего слышать. Неверность мужа стала сильнейшим ударом. Чего угодно ожидала от него, но только не измены и лжи. Если бы он выжил, не простила бы, ведь уже не верила в то, что любовь сильнее временных слабостей. И никакую Ритульку она не собирается жалеть.
Дома Маша старалась утешиться, каждый раз себе напоминая, что Вовка изменил и что хватит страдать. Но слезы лились рекой. И именно от невыносимой вины и утраты, которую не могла простить себе. Записав себя в виноватые, казнила себя за то, что не следила за собой и Вову забросила, вот он и нашел утешение.
Когда из больницы позвонили и сообщили, что Аллы не стало, Маша забыла о своих сомнениях. Боль и обида не оставили места для мести, но в этот трагический момент, когда не стало мужа и подруги, Маша собралась и выслушала заведующего отделением. Его предложение удочерить Риту оказалось правильным.
Правильность Маша усмотрела не только в том, чтобы помочь себе исполнить мечту о материнстве, которое все не наступало и не наступало. Увы, история дружбы и брака закончилась трагически, но из пепла предательства возникла искра истинной любви и сострадания, которая открыла Маше новые пути преданности и доброты, показав, что и в самых темных моментах есть место свету и истинной дружбе.
Она, почти не раздумывая, сделала свой выбор. Несмотря на свои личные страхи и боли, приняла на себя ответственность за дочь своего погибшего мужа и подруги. Ведь знала, что чужих детей не бывает. Малышка и так потеряла мать и отца, надо ей прямо сейчас обеспечить уют и заботу в новой семье. Вот так, в новом призвании, получив вызов и испытание, Маша нашла новый смысл жизни...
Год за годом бежали. Сложности были, шероховатости. Но Маша, приняв девочку, посвятила всю свою жизнь ее воспитанию и заботе. Стала для Риты не только опекуном, но и лучшей подругой и семьей. На долгих прогулках, в воспоминаниях о погибшей маме, в общих увлечениях и заботе друг о друге они нашли новый смысл жизни и дружбы.
… Однажды, когда Маша выдавала Ритулю замуж, не сдержалась в кафе. Нахлынули воспоминания. Ей так хотелось, чтобы сейчас рядом с невестой сидели ее родные родители, что она хотела выйти из-за праздничного стола. Но дорогу преградил жених. Молодому человеку были известны все обстоятельства жизни Ритули, и он поднял бокал для тоста...
- Дорогая мама, - начал он, нисколько не смущаясь, что так назвал приемную мать своей молоденькой жены. – В жизни так редко дружба бывает настоящей, верной. Но вы стали не просто верной спутницей жизни дочери тех, кто вас предал, а и воплощением верности, любви и добра.
Маша уже не сдерживала своих слез, когда Рита и гости поднялись со своих мест и стали ей аплодировать. Слушая добрые слова зятя, она впервые задумалась над тем, как жила все это время. Не ради себя, нет. Ради Ритули, которую просила не бросать ее лучшая подруга.
Раньше, когда Маша слышала о том, что только истинная дружба способна пережить даже самые тяжелые испытания судьбы и оставаться надежным опорой на протяжении всей жизни, не верила этому. А сейчас убедилась в обратном, хотя и не считала свою жизнь ради Ритули подвигом.
Просто оставалась верной подругой, сумев превратить трагическую утрату в возможность даровать любовь и счастье приемной дочери, став для нее настоящей матерью, а не опекуном, в стране реальной дружбы и искренних чувств.