«Мы уехали в Томск вместе под неодобрительные возгласы моих родителей. Как сын шахтера я имел привилегии и поступил без проблем, а вот Леночка не поступила. Но она не отчаялась и не уехала домой, родителей обманула, что поступила, а сама устроилась лаборанткой в институт на кафедру химии. Мы продолжали встречаться, потом за Леной приударил профессор кафедры, даже хотел жениться. Прямо проходу не давал. Лена красивая была. Светлые длинные волосы, глаза… — доктор задумчиво выдул дым. — Она как-то прибежала в общежитие, вся в слезах, упала ко мне в объятия и прошептала: «Или ты станешь моим мужем, или никто». В тот же день мы подали заявление. Тогда расписывали очень быстро. Мы были взрослыми людьми, обоим по восемнадцать лет. Никакой свадьбы ничего. Даже родителям не сообщили, потом уж… Долгих пять лет мы жили в разных общежитиях…»
Часть 79
В каморке все оказалось почти по-прежнему, лишь добавились миленькие занавесочки, небольшой письменный стол, лампа на нем под зеленым абажуром. Как ни странно, было чисто и уютно.
Иваныч тут же смущенно пояснил:
— Семеновна уборку делает, она вон притащила! — с теплом в голосе указал он на занавеску. И тут же похвастался, погладив лампу по абажуру:
— А это больной подарил! Представляешь, из Душанбе ко мне приезжал. Я его в 1945 по косточкам собирал. Да ты его точно помнишь! Чернявенький, симпатичный… — обратился Иваныч к Палаше.
Она кивнула:
— Хорошо помню, смешной такой, все время песни пел. Его на операцию, а он песню поет. Сколько ж ты ему их сделал! Плохо по-русски говорил, меня Пешода называл, — Пелагея улыбнулась. — Так смущался, что не мог правильно сказать мое имя… ровесник моего сына… Живой! Рада за него! Как он? Все хорошо у него?
Иваныч кивнул:
— Да, женился, сына родили.
— Неужели специально к вам приезжал?
— Да, представляешь! Столько всего привез! Сладости, такие вкусные! Я целый месяц девчонок угощал… Фрукты, хлеба много, Палаша. Лепешки! Это чудо какое-то! Они засохли, конечно, пока он добирался. Долго. Десять дней ехал. Но мы их в чаю отмачивали и ели. Тоже он научил. Имя такое сложное, не помню, но мы его Васей называли.
— Да, точно! Вася!
— Ну вот, жил он у нас дней пять. А в последний день еще и эту лампу приволок. Где взял?! Загадка! Кланяется, руку к сердцу прикладывает…
— Сергей Иваныч, вы все обо мне знаете… — перевела разговор Пелагея.
— Палаша, ты опять? — с укоризной посмотрел на нее доктор.
— Прости, Иваныч, пока так… не могу я сразу привыкнуть. Не серчай! По-всякому буду называть. Расскажите, ой, расскажи о себе…
Доктор вздохнул:
— А надо ли? Ничего хорошего в моей личной жизни нет, иначе я бы здесь не жил.
— Неужели даже квартиры нет?
— Почему же? Есть! Райком давно выделил. Но я в нее Лельку пустил! Ой, да ты ее не знаешь. Была у нас Лелечка— сестричка…
— Почему была?
— Она пока не работает, ребеночка недавно родила от больного. Уехал он, погулял с Лелькой, вылечился и уехал. А она одна осталась. Нет, с ребенком. Пока дома. Но скоро выйдет. Ты знаешь, у нас же ясли открылись!
— Иваныч, мне бы хотелось хоть что-то о тебе знать. Не про Лелю, про себя говори.
Доктор внимательным и долгим взглядом посмотрел на Пелагею.
— Хорошо, Палаша, я расскажу… а то, действительно, как-то не по-человечески получается. Я о тебе много, а ты обо мне — ничего. Ты позволишь, я закурю?
Пелагее впервые в жизни стало реально стыдно признаться, что она тоже курит, и она просто кивнула, не говоря, что тоже хотела бы закурить.
Доктор достал хорошие трофейные папиросы Герцеговина Флор. Палаша с завистью посмотрела на зеленую коробку: никогда она таких не курила. Был порыв признаться, что до сих пор курит, не бросила вредную привычку, но она сдержалась.
Прикурив папиросу, доктор начал рассказ:
— Я не из этих мест, я из Сибири. Знаешь такой город Прокопьевск?
Пелагея покачала головой.
— Мой отец был шахтером, он работал на Зиминке. Это шахта такая. Мне пророчили будущее шахтера, мама тоже работала на шахте. Но в десятом классе к нам пришла новенькая… Лена… она собиралась в медицинский, в Томск. Вся ее семья — врачи. Дворянский род, принявший революцию.
Мы уехали в Томск вместе под неодобрительные возгласы моих родителей. Как сын шахтера я имел привилегии и поступил без проблем, а вот Леночка не поступила. Но она не отчаялась и не уехала домой, родителей обманула, что поступила, а сама устроилась лаборанткой в институт на кафедру химии. Мы продолжали встречаться, потом за Леной приударил профессор кафедры, даже хотел жениться. Прямо проходу не давал. Лена красивая была. Светлые длинные волосы, глаза… — доктор задумчиво выдул дым. — Она как-то прибежала в общежитие, вся в слезах, упала ко мне в объятия и прошептала: «Или ты станешь моим мужем, или никто». В тот же день мы подали заявление. Тогда расписывали очень быстро. Мы были взрослыми людьми, обоим по восемнадцать лет. Никакой свадьбы ничего. Даже родителям не сообщили, потом уж… Долгих пять лет мы жили в разных общежитиях…
— А что же, Лена так и не поступила? Не стала врачом?
— Ну что ты! Конечно поступила, на следующий же год! Она была блестящей студенткой и блестящим врачом! Поверь мне! Ведь с самого рождения она слушала разговоры о больных, диагнозах, анализах, процедурах. Это имеет огромное значение. Или я, сын из шахтерской семьи, — Иваныч хмыкнул. — Леночка была гениальным детским хирургом. Ей не было равных! И это не потому, что я ее люблю! Это чистая правда!
Пелагея подозревала, что жены Иваныча давно нет в живых, но все равно вздрогнула, когда он сказал «была»…
Доктор вынул еще одну папиросу, снова закурил.
— Дети у нас не случились. Лена была беременная дважды, уже после института, но каждый раз ей приходилось долго оперировать. Это не просто, ты знаешь. После операции Лена теряла ребенка. Может, и к лучшему…
Доктор замолчал, поднялся, вынул спирт, два стакана.
— Помянем?
Пелагея кивнула. Он разлил прозрачную жидкость. Выпили не чокаясь.
— В 1939 году ее пригласили сюда, в Гурзовку, я, конечно, поехал следом. Она работала в детской больнице. Я сразу здесь, в этом госпитале, он тогда совсем маленький был. В августе сорок первого от больницы, где работала Лена, не осталось и следа. Все, Палаша! На этом моя личная жизнь закончилась. А дальше ты все знаешь, а чего не знаешь — можно легко домыслить.
— А родители? — тихо спросила Пелагея.
Лицо доктора озарила теплая улыбка.
— Мама с папой живы! Отец рвался на фронт, но не взяли по возрасту. Давно у них не был, кстати, надо бы съездить, но письма шлем друг другу регулярно. Надо, надо съездить. Вот соберусь летом, наверное.
— Иваныч, тебе бы жениться. Ну хоть на ком-то из отделения…
— Да ты знаешь, как-то даже не думал об этом. Утром встаю, умываюсь, иду в отделение. Там кручусь так, что если Семеновна не усадит насильно за стол, то сам вспоминаю только, когда уж желудок начинает шкворчать требовательно. Семеновна — мой ангел-хранитель!
— Ну ты даешь, так нельзя, хотя… ты знаешь, я и сама такая. Не принесет Настя обед, не усадит насильно. Или Варя…
— А кто это? Варя…
— Это… она помогает мне… давно уж. Считай, что санитарка моя! У меня медпункт-то огромный нынче, не то что прежняя хата.
Пелагея почему-то не стала говорить доктору о том, что Варвара еще и мать мужчины, с которым она живет. Она сама себе удивилась: почему не сказала?
— Пора мне, Сергей Иваныч! Да и устала, если честно. Столько встреч за сегодня… Сердце вон, до сих пор успокоиться не может. Пойду я.
— Постой-ка, я тебя провожу.
Доктору пришлось приложить усилие, чтобы отыскать шинель.
— Не выхожу на улицу неделями, — смутился он.
— Понямши! — Пелагея так волновалась, что перешла на деревенский говор.
Они шли по тихой заснеженной улице. Молчали. Каждый думал о своем. Доктор вспомнил свою жену, а Пелагея прислушивалась к себе и задавала мысленно вопросы: почему не попросила закурить? Чего испугалась? Что он плохо подумает? А какая разница? Почему не сказала про Федора? Тоже испугалась? Чего? Хочется показаться свободной? Зачем? Неужели он посмотрит на тебя? Столько женщин вокруг него было! Однако ж не привел в дом хозяйку! Да и дома-то нет. Есть только работа! Нужен ли такому человеку дом?
«А мне нужен?» — задала вопрос и себе.
Так, каждый со своими мыслями, подошли к общежитию.
— Я очень рад, что ты приехала, — проговорил Иваныч, горячо пожимая Палаше руку на прощанье.
— Я тоже!
— До завтра.
— До свидания.
— Мы же сегодня не последний раз сидели в моей каморке?
— Только лишь первый…
Татьяна Алимова
Копирование и распространение текста строго запрещено!
Все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
Буду рада, если вы обратите внимание на еще один мой рассказ⬇️⬇️⬇️