Предыдущая глава
Диана Абрамовна вздохнула, когда машина с мигалками скрылась за воротами. Она села за свой рабочий стол и тяжёлым взглядом посмотрела на всех, кто дежурил в ночь, несколько дней назад.
-Никто и ничего не должен знать. Вам ясно? Кузьмичёвой уже сообщили?
-Да, как только она от наркоза отошла, так и сообщили. Плакала сначала, просила хоть одним глазом на ребёнка взглянуть. Ну, наша санитарка Танюшка её и отвела. Кузьмичёва снова разревелась, а потом вроде отошла. В палату вернулась. Теперь домой теперь просится.
-Танюше выговор. Кузьмичёва только после операции. Шутка ли. Кровотечение открылось, могла бы вообще бесплодной остаться. А я спасла ей матку. Потом ещё родить сможет. После такой операции нельзя вставать, вы понимаете?
-Но она так просила. На всё отделение кричала, всех перепугала только. К тому же не пешком она шла, на коляске её Танюша отвозила.
-Ладно. С этим я сама разберусь. А про выписку ей скажите, что рано пока. Пусть полежит у нас под наблюдением, иначе швы разойдутся и все мои старания насмарку. Она этого хочет?
Диана Абрамовна выпроводила всех из своего кабинета и осталась одна. Ничего, она всё сделала правильно. Разве кому-то зло причинила? Девочка эта, молоденькая, восемнадцать лет только. Родит ещё, какие её годы. Могло бы хуже всё быть.
Хмельницкая все записи уничтожила, подчистила. Как ей и приказали. Захочет прикопаться кто, не найдёт к чему. Много лет уже Диана Абрамовна в своей профессии, знает, что и как сделать нужно.
Сама детей не имела. И мужа тоже не было. Когда ей? Работой своей болела, да постоянно квалификацию ездила, повышала. На семью у неё времени не было бы просто. А сейчас с годами поняла, что и не жалеет ни о чём. К одиночеству привыкла. Пришла домой. Готовить никому не надо, стирать чьи-то носки с трусами тоже. Всегда чисто в квартире и пахнет свежо. Захотела в кино выбралась, захотела в театр. Бывало, вина возьмёт себе, кассету с мелодрамой вставит в видеомагнитофон и смотрит, умиляется. А протрезвев, снова сама с собой соглашается, как всё-таки одной хорошо.
С мужчинами бывали, конечно же, свидания. Но никакого смысла они не несли. Так, чисто для поднятия энтузиазма и самооценки. Ни на что серьёзное она бы не согласилась. Когда-то давно Диана была влюблена в Горецкого из хирургии. Да он так же, как и она, всё на работе зациклен был, и когда порой они в столовой встречались в обеденный перерыв, то воспринимали друг друга не иначе как коллеги.
Время шло, они старели. Ещё больше затягивались в одиночество, и пылкая влюблённость в Горецкого у Хмельницкой сошла на нет. А сейчас он вдруг к ней постучался, голову просунул.
-Привет, можно к тебе?
Диана Абрамовна удивлённо отложила все бумажки в сторону, руки сложила в замок. Глянула недоверчиво на Горецкого из-под очков.
-Привет. Нежданно-негаданно, какими судьбами вдруг?
Владислав Петрович неловко протиснулся в кабинет. Как и большинство хирургов, телосложения он был весьма крупного и ростом под два метра.
-Да о девушке одной узнать хотел. Не поступала ли? Срок не знаю какой, но вроде как скоро родить должна.
Хмельницкая напряглась.
-Имя есть у девушки? Ко мне много кто поступает. Наша больница на несколько близлежащих деревень. Знакомая твоя?
Горецкий покраснел, ворот рубахи расстегнул. Он сегодня при параде. На приёме потому что. Операций в ближайшее время никаких не запланировано, если только экстренные.
-Кузьмичёва Лера из деревни Черёмушки. Да, знакомая. Родителей её знаю.
Диана напряглась ещё больше. Подвох пришёл, откуда не ждали.
-Родила. Преждевременно. Ребёнок не выжил ... Там такие осложнения были, несовместимые с жизнью. Сожалею. Увы, когда такое происходит, то в приоритете уже жизнь матери.
Вместо красного, лицо Горецкого сделалось белым. Он Ангелине почему-то не поверил и сразу решил, что Пашка - отец ребёнка несчастной девушки. Надо же как получилось ... Как же так? Владислав Петрович стал пятиться к двери.
-Ох, беда какая. Не повезло-то как, а? В какой она палате лежит? - Горецкий не собирался девушку навещать, но надо же роль знакомого её родителей до конца сыграть.
-К ней нельзя пока, Влад. Девушка после операции, ослаблена. Тем более уже знает о такой печальной новости. Если сможешь, то родителям её позвони и расскажи всё.
Горецкий стремительно шагал по коридорам больницы, к своему отделению. Родителей девушки он не знал, а вот Ангелине непременно позвонит.
***
Лариса была трезвой. Она прибралась в доме, выбросила все пустые бутылки. Хватит пить. Пора за ум браться. Машу своим пьянством она воскресить не сможет. Так хоть Лерке поможет с дитём, Саньку до ума доведёт. А то совсем мальчишка диким стал. Вон как Стасика отдубасил. Сильным вырос. Страх даже берёт. А ведь всего пятнадцать. Дальше-то что с него будет?
Вспомнив мимоходом про Стасика, Лариса загрустила. Так-то нормальный он. И поговорить с ним, и погреться об него. А душить тогда стал, потому что сама она его разозлила. Ведь просил же он, чтобы Лариска о прошлом его не спрашивала. Так нет же. Ей всё знать надобно. Вот слово за слово и сцепились.
Лерка молчит что-то. Хоть Митрофановне отзвонилась бы. Родила, аль нет? Съездить бы к ней, да ни гроша за душой у Лариски. Стыдно с пустыми руками-то, а занимать тем паче. Гордость ещё не всю пропила. Вот на работу выйдет, попросит аванс выписать или помощь материальную. Поплачется, что у Лерки роды преждевременные. Авось пожалеют.
Настроение у Лариски приподнялось. Можно тогда и маленькую чекушечку прикупить. Если Лерка родила, то обмыть ножки-то надо. Так положено, разве нет? Скоренько покончив с уборкой в доме, Лариса переоделась в чистую одежонку и потопала на работу. Сначала к самому зайдёт, поплачется, а там уж он в бухгалтерию распоряжение даст о матпомощи.
***
Санька выпил. Федька портвейн принёс. На уроки они не пошли. Прогулять решили, как взрослые. Что им эта школа? Аттестат один? Куда его потом засунешь?
-До сих пор кулаки ноют. Так сильно я этого Стасика мамкиного отметелил - не без гордости произнёс Санька. Он бы его ещё отметелил, так этот гад хитрый и на глаза ему не попадался. Из-за него Лерку раньше времени рожать повезли.
-Ну ты, Сань, молоток, конечно - завистливо выдохнул Федька - я вот так не умею. Страшно мне, да и сил столько нет.
-Это поначалу страшно, а потом уже привыкаешь - авторитетно заявил Санька. Он залпом выпил из своего стакана и захрустел солёным огурцом. Федька самогонку притащил и поллитровую банку малосольных. Хорошо пошло, загорелось враз всё внутри.
-И чего теперь? Больше к вам Стасик не сунется, как думаешь? Мамка твоя не передумает?
-Даже если и сунется, то хребет ему сломаю. А мать ... - глаза Саньки опасно сощурились, кулаки сжались - если хоть слово мне пикнет, тоже получит. Батя у неё был, пусть и останется. Жалею, что раньше от неё мужиков отгонять не начал. Васька к нам шакалился всё, а мать с радостью принимала. И Машка такая же в неё была. За то и поплатилась. Вот Лерка совсем другая, её я уважаю и голову за неё любому откручу.
Федька боязливо косился в сторону Сани. Бешеным он становится, и опасно с ним уже дружить. Правильно его мамка говорит, подальше от Сани держаться нужно. Мальчик встал, и переминаясь с ноги на ногу, произнёс:
-Сань, я тут вспомнил, что мне домой надо. Мать на работе, отец в соседней деревне на калыме, а у меня бабка больная. Присмотреть за ней надо. Так и училке нашей объясню, почему уроки пропустил. Хоть врать не придётся.
Санька презрительно сплюнул. Трус этот Федька, что с него взять?
-Да и вали - миролюбиво протянул он - я тут и один посижу. Чего останется, спрячу на потом.
Санька кивнул на бутылку с самогонкой. Ему и одному неплохо сиделось. Федька ещё в детском возрасте застрял, а у Сани уже давно взрослые планы и мысли. Когда Федька ушёл, он себе ещё плеснул в стакан. Со знанием дела выпил и, крякнув, достал из банки маринованный огурчик. Всё-таки вкусные, зараза. У мамки они другие какие-то получаются, кислые, что ли.
***
Лера всё-таки выпросила выписку.
-Не могу я здесь. Домой хочу, отлежаться. Мне лучше уже, правда. Дома и стены лечат.
Она не врала. Собиралась действительно в Черёмушки съездить, матери поплакаться, утешение у неё найти. На учёбу не хотелось пока возвращаться. Одногруппники хоть и понимающие, да от вопросов любопытных не отвертеться. Рана от потери ребёнка ещё свежа. Доченька это, оказывается, была. Её малышка.
Хмельницкая насильно держать девушку в отделении не стала. Хочет выписаться - на здоровье. Диана Абрамовна и сама не прочь поскорее избавиться от её присутствия в отделении. Она дала рекомендации, выписку. Напоследок обронила, что если вдруг какие жалобы, то пусть Лера не стесняется, позвонит ей. Даже телефон свой дала, сама не знает зачем. Совесть, что ли, зараза.
Лера доковыляла до остановки. Автобус на Черёмушки как раз подошёл. Хорошо хоть знакомых никого не было. Спокойно доедет, без лишних расспросов.
Снег уже порядком подтаял, везде широкие проталины. Весна в этом году очень ранняя. Лера прислонилась горячим лбом к холодному стеклу. Она и с этим справится. На учёбу вернётся, к сессии будет готовиться. Всё перемелется. Пашка забыл о ней, и она о нём забудет. Только вот их ребёночек умерший навсегда в её сердце останется. Невинное дитя.
Уже подходя к дому, Лера заметила Стаса. Неужели мать опять его приняла? Девушка ускорила шаг. Ей было так морально плохо, что она готова была свою свою боль и гнев на этом Стасике сорвать. Это уже ни в какие ворота! Мать совсем мозги уже пропила?
-Эй, ты! - зло крикнула Лера, распахивая настежь калитку - ты что здесь забыл?