Продолжение. Начало здесь.
Следующей ночью Сане вновь приснилась Цыплакова. На этот раз она была птицей. Как и минувшим днём, смело взяв Саню под ручку (Селиванов так и не понял, как это у Насти одновременно были и руки, и крылья), Цыпа в два взмаха уволокла его в ночное небо. Они кружили над Европой, над ними мерцали звёзды, и Цыплакова томно шептала Сане на ухо:
«Хочешь знать, что внизу? Там Вена, Штефансплац. Очень красиво! А сейчас будет по-настоящему жарко. Смотри: Рим, Вилла Боргезе. О-о-о! А вот мой любимый дворец Бельвю в Берлине!»
В Париже тоже было что-то прекрасное, но Саня этого не запомнил, от созерцания французской столицы его отвлекало Настино декольте с волнительной ложбинкой.
Поймав Санин взгляд, Цыплакова рассердилась:
— Ах вот ты как!
Она выдернула свою руку, отчего Селиванов с криком «Цыпа-а-а-а!» стремительно полетел вниз. Перед самой землёй он открыл глаза. Сердце в груди вновь бешено колотилось. Слава Богу, это был всего лишь сон.
За окном серело небо. Телефон на тумбочке мигал пропущенным сообщением: некая Настя Ц. жаждала добавиться к Александру С. в друзья. Саня нажал «Ок» и выбравшись из постели, поплёлся на кухню готовить завтрак.
Перед выходом из дома замешкался в коридоре. Вернувшись к платяному шкафу сменил вчерашнюю футболку на чистую рубашку. Так, на всякий случай.
По дороге на работу не выпускал телефона из рук, каждую минуту обновляя мессенджер. Появилась Настя в сети? Отправила ли сообщение? Или написать первому? А вдруг она ещё спит?
Еле дождавшись десяти часов, набрал коротенький текст: «Привет».
Настя будто только этого и ждала:
«Приветик. Вчера мало пообщались. Как насчёт сегодня? После работы?»
«Отлично!»
«Тогда в семь у ПСН».
«Договорились».
Местный памятник Пушкину прославил Постномаслинск на всю страну. Вылитый из бронзы в свой натуральный рост (один метр и шестьдесят шесть сантиметров) Александр Сергеевич был установлен не на высоком пьедестале как во многих других городах, а стоял в Центральном парке прямо на земле, точнее, посередине главной асфальтовой дорожки. Опираясь правой рукой на трость, поэт как бы неспешно прогуливался в толпе благодарных потомков. «Пушкин среди нас» — так официально именовался памятник в туристических буклетах Постномаслинска, горожане же сократили название до трёх букв — ПСН.
День прошёл в приподнятом настроении. Саня доделал старый проект, отправил заказчику. В новом нашёл несколько ошибок. После обеда помог стажёру переписать изрядный кусок программного кода, хотя это не было его обязанностью. Довольный собой весьма, в шесть часов он вышел из офиса и отправился пешком к памятнику Пушкина, купив по дороге букетик красных роз.
Настя уже ждала его. Сегодня она была ещё красивее: в длинном голубом с воланами платье-разлетайке. Женственная, лёгкая. Саня ахнул: «Бабочка!»
Заметив Селиванова, порхнула к нему:
— Привет, — приняв букетик, чмокнула в щёку. — Спасибо.
Порхнула обратно к памятнику, потёрла Александру Сергеевичу бакенбарды: «На счастье!»
— П-п-привет. П-п-погуляем? — спросил Селиванов.
— С удовольствием!
Бронзовый ловелас подмигнул Сане: веди, парень, девушку в парк, а уж там, в тёмных его уголках... Словом, сам знаешь, не маленький.
Селиванов нашёл Настину ладошку, она не возражала. От волнения у Сани рубашка прилипла к спине.
Шли молча. Лёгкий ветерок сгрёб с обочины прошлогоднюю листву и погнал вперёд по асфальтовой дорожке.
— Тёплый май в этом году, — неожиданно проговорила тихо Цыплакова. — И вчера, и сегодня.
— Завтра, говорят, ещё жарче будет. — ответил Саня, удивляясь перемене настроения Насти.
Дорожка, свернув, привела к пруду.
Вдоль берега росли заросли ивы. Свежая майская зелень радовала глаз. Лучи Солнца серебрились на поверхности пруда.
— Смотри! — Саня махнул рукой.
Из-за свисающих к воде ивовых ветвей показалась пара белых лебедей. Поравнявшись с Саней и Настей, они остановились. Тот что крупнее, самец, проплыв чуть вперёд, развернулся, и птицы, подавшись навстречу друг другу, уткнулись клювами, словно целуясь. Их изогнувшиеся шеи изобразили сердце. Картина была столь романтичной, что Настя всхлипнула.
— Ты это чего? — удивился Селиванов.
Вместо ответа она замотала головой, глаза девушки наполнились слезами.
— Брось! Перестань! — воскликнул Саня.
Он обнял Настю за талию и притянул к себе. Сквозь тонкую ткань платья Саня почувствовал, как девушка напряглась, мягко отстранилась. Тело девичье просило: не надо.
Селиванов нахмурился.
— Меня терзают смутные сомнения, — проворчал он. — Тебе от меня что-то надо. Я прав?
Цыплакова вновь всхлипнула:
— Нет, нет, просто рада тебя видеть...
Саня усмехнулся:
— Ага! Я вижу. Колись давай!
— Да говорю же...
— Цыпа, не надо! Мы не виделись десять лет, и вдруг ты, ни с того, ни с сего, два дня подряд ищешь со мной встречи. С чего бы это?
Настя закусила губу.
— Саша! — выпалила с жаром она. — Мне нужна твоя помощь! Поехали на Алтай!
— Чего? Куда? На Алтай?! — опешил Селиванов. — Почему? Зачем?
— Он женится, Саня, понимаешь? Женится!
— Кто женится?
— Поляков!
— А при чём тут По... — начал Саня, но осёкся. Он вспомнил, что в школьные годы бродили сплетни про бурный роман Цыплаковой с одноклассником. — Так вы с Поляковым...э-э-э того что ли?
— Да! Того!
Саня присвистнул:
— Ёжки-матрёшки! Я не знал.
«Вот тебе и серый чулок!»
— Мы расстались год назад, — проговорила Настя. — А сейчас он женится!
— Цыпа, я ничего не понимаю. Какой Алтай? Почему я?
— Ты надёжный, Саня, и, только не обижайся, безобидный. Ты не воспользуешься ситуацией. И на Алтае был.
— Три раза, — ответил Селиванов, уязвлённый такой характеристикой.
— Вот! А мне боязно одной ехать. Нужен спутник, крепкое плечо. Я оплачу дорогу, командировочные, прошу, поехали со мной. Всего на несколько дней!
Саня пожал плечами:
— Ехать-то зачем? В двадцать первом веке живём. Позвони по видеосвязи.
Цыплакова усмехнулась:
— Думаешь, я не пробовала? Его деревня где-то в горах, там связи почти нет, — она тяжело вздохнула. — Надо ехать.
Её голос выцвел, огонь в глазах потух.
— Что у вас произошло-то? — спросил Селиванов.
— Мы поругались. Сильно, — сбивчиво рассказывала Настя. — Я потом пыталась вспомнить причину ссоры и не смогла. А тогда мы стояли напротив друг друга и орали. Я заплакала, спряталась в ванную. Он сидел под дверью и что-то говорил - говорил. В тот момент мне его голос казался ужасно противным, и я, чтобы не слышать, сильно открыла воду. А когда через несколько минут закрутила кран, за дверью стояла тишина. И во всей квартире стояла мёртвая тишина. До сих пор стоит. Поляков ушёл. Я думала, помиримся. А он уехал. Ни слуху, ни духу. Почти год прошёл. Недавно прислал письмо. Читай.
Цыпа протянула сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это вообще удобно? — с сомнением произнёс Саня.
— Читай, говорю.
Саня развернул листок. Цыпа подготовилась. Письмо было распечатано на принтере, некоторые строки вымараны чёрным маркером.
Мне сказали, что ты часто плачешь, милая Настя? Почему? Я же сделал, как ты хотела… (вымарано) я встретил здесь девушку. Она алтайка. У неё очень красивое имя — Айсуна. Подобная луне. Она (вымарано) очень любит меня, я её тоже люблю. Не так сильно, как тебя когда-то. Тут другое. Айсуна спасла меня трижды: сначала от смерти, потом от болезни, потом от волков.
После твоего пред… (вымарано) я вновь поверил женщине. Айсуне от меня ничего не нужно, кроме любви. Да и что с меня взять?
У отца Айсуны стадо овец. Я помогаю ему как могу. Мы почти всё время в движении, перегоняем овечек с одного пастбища на другое. Здесь никому не нужны мои знания химии.
Алтай — это другая планета, здесь важнее уметь держаться в седле. Мне кажется, у меня стало получаться. По крайней мере, отец Айсуны уже не так громко смеётся.
Я рассказал Айсуне про тебя, она совсем не ревнует. Скоро у нас будет свадьба по местным обычаям. Я ужасно волнуюсь. Вдруг, я сделаю что-то не так, и Айсуне будет из-за меня стыдно.
Я хочу, чтобы у нас родилась девочка. Айсуна не против назвать её Настей. Я же говорил, что она не ревнивая. И тогда я буду счастлив вдвойне: у меня будет своя Настя, которая будет любить меня и никогда не предаст. Как (вымарано).
Подробности чужой жизни оглушили Селиванова. Переводя взгляд с листа бумаги на Цыплакову и обратно, он переваривал прочитанное. «Пред — это предательство? Вот у них были страсти! А мне сейчас что делать? Развернуться и уйти? Нет, нельзя оставлять девушку в таком состоянии. Настя, вроде умная, зачем дала мне прочитать это письмо? Или не считает меня посторонним? Скорее, от безысходности. Ищет помощи, крепкое плечо».
— Саша, пожалуйста не молчи. Что скажешь? Ты поедешь со мной?
— Нет. — ответил Селиванов. — И ты не поедешь.
— Это почему?
— Да потому! — Саня вскипел. — Цыплакова, ты нормальная? Ты разрушила жизнь Полякову так, что он сбежал от тебя за тысячи километров. Там он очухался, собрал себя по кусочкам, у него что-то начало налаживаться, появилась новая девушка, а ы хочешь явиться и снова всё разрушить? Ты о себе только думаешь?
— Саня, ну какой Алтай? Полякову там не место! Он кандидат химических наук!
— И что? Это его жизнь! Не тебе решать за него.
Настя уткнулась в грудь Селиванову и зарыдала:
— Мне решать! Он мой! Мой!
Саня гладил её по спине, успокаивая:
— Так нельзя, Настя. Ваша история закончилась. Отпусти его.
— Я поеду, поеду, поеду... — упрямо твердила Цыпа.
— Нет, — твёрдо сказал Селиванов, сильнее прижимая девушку к себе.