Мои знакомые из музыкального мира знают, что я не только автор трех монографий о Бетховене, но и со-редактор и комментатор полного собрания писем Бетховена в переводе на русский язык. Эту работу начинал в 1970-е годы Натан Львович Фишман (1909-1986), два тома он выпустил самостоятельно, в третий пригласил меня в качестве "подмастерья" (чем я очень горжусь), а четвертый поручил доделывать мне, ибо чувствовал, что сам уже никак не успеет. Обновленное четырехтомное издание вышло в свет в 2011-2013 годах.
Занимаясь комментированием писем четвертого тома, я должна была как-то объяснить не вполне ясное место из письма Бетховена к его младшему приятелю, композитору и издателю Тобиасу Хаслингеру (в старой орфографии - Гаслингеру). В конце письма от 9 января 1825 года Бетховен пишет:
Директору звуков следует передать привет, однако повышение пока невозможно, поскольку до сих пор имеется слишком мало сведений насчет звучания комет.
Точный перевод вряд ли возможен; в немецком оригинале эта фраза выглядит так:
Das Schall-Direktorium ist zu grüßen, kann aber noch nicht vergrößert werden, weil man bis jetzt über den Kometen-Schall noch zu wenig Kentnisse hat.
Ну что ж, давайте разбираться...
Тонкости звука
В цитируемой фразе дважды встречается слово Schall. Это, конечно, "звук", но семантически отличный от таких понятий, как Klang и Ton. Последнее подразумевает чаще всего музыкальный звук, у которого есть определенная высота, то есть звук сфокусированный, точно интонируемый. Поэтому композитор - это Tonsetzer, "составитель звуков", "звукосажатель".
Klang - это звук как звучание, голос, иногда звон (в зингшпиле Моцарта "Директор театра" одна из певиц носит фамилию Зильберкланг - "Серебряный голос", или "Серебряное звучание").
А вот Schall - звук не слишком определенный, чаще всего громкий, иногда природный (в том числе не структурированный шум). Schallboden - резонатор, резонирующий корпус.
Schall-lehre - не что иное, как акустика, наука о преломлении, распространении и резонансе звуков, не обязательно в музыке.
Бетховен был не только необузданно-вдохновенным гением (это лишь имидж), а еще и ученым немцем, который всегда очень точно выбирал слова, хоть и жаловался, что не владеет искусством красноречия (когда было нужно, отлично владел).
Schall-Direktorium - в строгом смысле, "директория звуков", однако тут подразумевается конкретный человек. По мнению немецких комментаторов, скорее всего - Фердинанд Пирингер, скрипач и композитор, один из директоров венского общества "Духовные концерты". В более раннем письме Бетховена к Хаслингеру, от 7 октября 1824 года, он пишет, что ему придется явиться к Бетховену "совместно с директорией Пирингера". Слово "директория" закрепилось в лексиконе людей той эпохи, вероятно, с времен Директории периода Французской революции.
О каком "повышении" говорит Бетховен, если, по его мнению, Пирингер и так олицетворяет собой "директорию"?
Ну, это обычные шуточки по отношению к Хаслингеру и его собратьям-издателям. В предыдущие годы Бетховен часто именовал себя генерал-лейтенантом, а Хаслингера - адъютантом, и то сулил ему повышение по службе, то отказывал в таковом за некие провинности. Хаслингер не обижался - он был сильно младше и вообще понимал, с кем имеет дело. Видимо, на сей раз генерал-лейтенантский юмор распространился и на Пирингера.
Акустика комет
Самое занятное здесь - фраза про акустику комет.
С чего вдруг?.. Зачем?.. Откуда?..
Хаслингер вроде бы астрономией совершенно не увлекался. Про Пирингера не знаю, но думаю, тоже.
А вот Бетховен - увлекался. И книжки умные читал, и статьи на ученые темы.
Что он тут имел в виду?
Самое разумное предположение: это намек на лекции Эрнста Флоренса Фридриха Хладни, которые он в 1824-1825 году читал в Берлине - лекции "Об акустике" и "О веществе метеоров". Темы разные, лектор один, и в прессе они упоминались рядом.
Цикл таких лекций был заявлен и весной 1825 года, однако в силу "неблагоприятных обстоятельств" не смог состояться - об этом сообщала Венская газета от 10 мая 1825.
Бетховен очень интересовался трудами Хладни по акустике и по усовершенствованию музыкальных инструментов. В 1815 году Бетховен писал издателю Г. К. Гертелю: "Один из моих знакомых хочет узнать, где находится Хладни. Как-нибудь между делом сообщите мне, пожалуйста, его адрес". Под этим "знакомым" подразумевался сам Бетховен, не желавший афишировать своих научных интересов; в другом письме к Гертелю он напоминал ему о своей просьбе насчет Хладни. К сожалению, никаких свидетельств о том, что они контактировали хотя бы письменно, не сохранилось.
Зато сам Хладни постоянно печатался в музыкальной прессе (например, в авторитетной лейпцигской Allgemeine musikalische Zeitung, издававшейся упомянутым Гертелем), и Бетховен, скорее всего, читал эти материалы.
Более того, книга Хладни об огненных метеорах была издана в 1819 году в Вене, и ее при желании было нетрудно достать через каких-нибудь знакомых книготорговцев. Правда, об акустике здесь как раз речи не было. Но метеоры были популярной темой; осенью 1824 года два ярких болида упали где-то в Чехии, и об этом также писали многие газеты, в том числе венские. А уж комет в первой трети 19 века было хоть отбавляй - и в 1807 году, и в 1811.
В общем, комментатору писем Бетховена приходится немного разбираться и в кометах, и в метеоритах - иначе непонятно, что же имел в виду классик.
--
Эту статью я приурочила к ежегодному празднованию дня рождения Бетховена - 16 декабря (он был крещен 17-го, и считается, что родился днем ранее).
А куда же без музыки?
В честь праздника можно послушать одну из духовных песен Бетховена на стихи Геллерта (Ор. 48, Шесть духовных песен): "Небеса поют славу".
Астрономическая тематика тут присутствует, хотя и в богословском преломлении.
Небеса поют славу Господу,
звуки распространяют его имя повсюду.
Его восхваляет земной шар, его хвалят моря,
так внемли же, человек, божественному слову!
Кто держит бесчисленные звезды на небе?
Кто выводит Солнце из его прибежища?
Оно восходит, сияя и улыбаясь нам,
и подобно герою, следует своим путем.
В оригинале песня написана для голоса и фортепиано; нередко исполняют в сопровождении органа. Но склад музыки таков, что хочется чего-то помассивнее и погромче, и потому имеются переложения для разных составов, в том числе - переложение Феликса Мотля для хора и оркестра.
И вот еще раритет из раритетов: парафраз французского композитора и органиста Марселя Дюпре (1886-1971) на тему этой песни Бетховена. Исполняет Винфрид Бёниг на органе Кёльнского собора, запись 2020 года.
Приятных музыкальных впечатлений!
--