Размещаю здесь воспоминания своего отца, Евгения Анисимовича Кошелева, которые в сокращённом виде были опубликованы в Кошелев Е. В. О жизни моей и предков // Генеалогия в контексте изменений культуры жизненного пути: материалы Всероссийской научно-практической конференции 23–24 ноября 2018 года. Четырнадцатые тюменские родословные чтения / Отв. ред. А. И. Баикина. — Тюмень: ТИУ, 2018. — С. 189–194. — 280 с. — 250 экз. — ISBN 978–5–9961–1838–0.
К сожалению, в силу естественных ограничений в печатный вариант вошло не всё. В частности, туда не попали фотографии. Чем и вызвана необходимость обнародования полного варианта.
Дмитрий Кошелев
Родители мои — потомки крестьян, которые жили с XVIII века в селе Топориха Пензенской области. На первый взгляд, весьма далеко от Тюмени. Но на самом деле незримые связи двух регионов существовали для моей семьи с самых давних времён.
Начну с того, что Топориха входила в состав Поимской вотчины графов Шереметевых. Вотчину создал князь Михаил Яковлевич Черкасский, вскоре после этого уехавший на 13 лет в Тобольск на должность воеводы. Помогал ему в Сибири сын Алексей Михайлович. После смерти отца князь Алексей переселил в Поимскую вотчину своих крестьян из Нижегородского и других уездов. Среди них были и мои предки. А уже через несколько лет князь… вернулся в Тобольск. Пётр I назначил его сибирским губернатором. Так получилось, что и у меня в жизни был тобольский период. Но об этом позже.
После кончины князя Алексея Михайловича Черкасского Поимская вотчина стала приданым, которое получил вместе с рукой дочери покойного Варвары сын другого «птенца гнезда Петрова», граф Пётр Борисович Шереметев. Вступив во владение большим хозяйством, граф начал обустраивать доставшуюся ему землю. Им в период 1743–1746 годов было основано несколько деревень, одной из них и стала Топориха.
Родоначальник семьи
Первым из моих предков, о ком упоминают архивы, является Иван Васильевич Кошелев (1705–1749). Ревизская сказка называет его в 1746 году в числе крестьян новопоселённой деревни Топорихи Верхнеломовского уезда Тамбовской провинции Воронежской губернии, переведённых из «селца Никольского, Поим тож». Указано, что эти крестьяне относятся к вотчине «вдовствующей штатс дамы княгини Марьи Юрьевны Черкасской»(1).
Также в ревизской сказке говорится об Иване Васильевиче как о «написанном в прежнюю перепись». Однако подходящего Ивана в предыдущих ревизских сказках найти не удалось. Из более-менее приемлемых кандидатур есть только Василий Михайлович Кошелев, вдовец 60 лет, указанный в ревизской сказке 1714 года(2). Он проживает в Поиме у племянника Андрея Герасимовича Кошелева, переселен туда в 1713 году из деревни Крутихи Ворсманского присуда Нижегородского уезда. Как дядя, так и племянник — крепостные крестьяне князя Алексея Михайловича Черкасского. Не исключено, что Василий Михайлович был отцом Ивана Васильевича Кошелев, но это всего лишь предположение.
Меня от Ивана Кошелева отделяют 8 поколений. От подавляющего большинства этих людей остались только имена и некоторые даты. Больше неизвестно ничего, кроме того, что все они были крестьянами и на протяжении двух веков жили в одном и том же месте. Еще я узнал такой любопытный факт, что мой отец женился на своей дальней родственнице. У основателя рода, Ивана Васильевича Кошелева, были два внука — Степан Леонтьевич (1754–1815) и Семён Леонтьевич (1764–1838). Потомком одного из них стал мой отец, а потомком другого была мать.
Мои родители стали первым поколением, на котором традиция безвылазно жить в Топорихе прервалась. Даже нет, первым «нарушителем» стал мой дед по материнской линии Пётр Максимович Кошелев. Однажды он мне рассказал, что в период Великой Отечественной войны в 1944 году проходил лечение в госпитале в Тюмени, и это вторая связь нашей семьи с Сибирью после князей Черкасских.
Отец
Подробнее о моих родителях.
Папа родился 10 марта 1924 года в семье Павла Алексеевича Кошелева (1901-после 1931) и Анастасии Дмитриевны Ананьевой (1910–1992). В конце двадцатых годов в селе случился пожар, и сгорел архив. Когда документы стали восстанавливать, по неведомой причине бабушка Настя (мать моего отца) записала его возраст на два года моложе. Чем, возможно, спасла ему жизнь, ведь в итоге отца призвали на фронт не в 1941 году, а на два года позже. И угодил он не на Западный фронт, а на Дальний Восток.
Когда отцу было 7 лет, он стал наполовину сиротой. Шла коллективизация, и моего деда выслали в Восточную Сибирь (Иркутскую область) как «кулака». Оттуда Павел Алексеевич уже не вернулся. По рассказам отца, после оправки деда в ссылку семья жила бедно. В 1932 году наступил голод, когда в Пензенской области умерло 30 тысяч человек. Чтобы выжить, отец ходил со сверстниками по деревням и просил милостыню. Давали кусочки хлеба, кто-то кружку молока, а где и просто подсаживали за стол и кормили вместе со своей семьёй обедом. До конца жизни отец упрекал себя, что не брал с собой младшего брата Петю. Тот умер от голода, как и сестра Таня.
Папа закончил четыре класса и был вынужден работать, помогать бабушке по хозяйству и в колхозе. Он был подвижным ребёнком, часто участвовал в деревенских драках. Дружил со своим дядей Гришей, который был чуть старше его. Рано начал курить, по собственным рассказам, с пяти лет.
Семья бабушки Насти проживала на окраине села, дом был в плохом состоянии. Когда началась война, односельчан стали призывать в армию. По соседству жил дед Емельян, его сына призвали, и на руках осталась внучка Тоня. Когда Емельян умирал, он попросил бабушку взять на воспитание его внучку и предложил переехать жить в его дом. От отца Тони вскоре пришла «похоронка». До наступления совершеннолетия Тоня воспитывалась у бабушки Насти, а потом по набору уехала на рабфак в город Пермь. Спустя годы, примерно в 1963 году, она приезжала с мужем в Топориху. Я запомнил, как при разговорах о прошлом Тоня часто плакала.
В 1943 году призвали моего отца. Он служил во Владивостоке, участвовал в войне с Японией, был отмечен наградами. К сожалению, эти награды не сохранились. В послевоенное время было очень много фронтовиков, поэтому носить награды было как-то не принято. Часто награды доставались нам, маленьким детям, в качестве игрушек. Несложно догадаться, что при этом с ними делали.
Несмотря на окончание войны, в связи с нехваткой молодежи и отсутствием замены, демобилизация солдат 1926 и последующих годов рождения задержалась. Армия, как и гражданское население, участвовала в восстановлении страны. Воинскую часть отца перебросили в Сталинград. Как рассказывал отец, город выглядел, как большая свалка вдоль реки Волги. Здания были разрушены, всюду воронки и остатки военной техники.
Через некоторое время часть перевели в Удмуртию (город Кизнер), там строили объекты военного назначения. По письменной просьбе председателя колхоза отца демобилизовали весной 1950 года. О чём оба вскоре пожалели.
Мама
Мама моя родилась тоже в Топорихе 5 июля 1928 года, в семье Петра Максимовича Кошелева (1905–1998) и Евдокии Кузьминичны Лысаковой (1904–1992). Лысаковы такие же давние жители Поимской вотчины. Правда, история этого рода богата событиями, он упоминается в документах под тремя фамилиями.
Основатель рода Василий Степанович Коросткин (1686–1760) впервые назван в переписи 1726 года вотчины ближнего стольника и сибирского губернатора князя Алексея Михайловича Черкасского «сельца Никольского, Поим тож». Указано, что он там проживает с 1721 года(3).
Его сын Иван Васильевич (1728–1786) в ревизской сказке 1782 года упомянут уже как житель села Агапово Чембарского уезда Пензенского наместничества(4). Правнуки Ивана, братья Сергей (род. 1796) и Филипп Степановичи (1797–1823), которые в ревизской сказке 1811 года проходили ещё под фамилией Коросткины(5), в сказке 1816 года числятся как Лысаковы(6).
Есть предположение, что братья до достижения совершеннолетия лишились родителей, поэтому их взяла к себе сестра Авдотья Степановна Коросткина (род. выч. 1779), вышедшая замуж за Василия Матвеевича Лысакова. От него и перешла фамилия.
На этом приключения Коросткиных-Лысаковых с фамилией не закончились. Новоявленный Филипп Степанович Лысаковженился на Стефаниде Иоакимовне Ишкиной (род. выч. 1799), уроженке Топорихи. Их сын Иван Филиппович (род. выч. 1815) с какой-то целью в двухлетнем возрасте переведён в Топориху, родное село матери, о чём сообщается в ревизской сказке 1834 года(7). При этом отец до самой смерти остается проживать в Агапово. Что это было: развод и девичья фамилия?
Стефанида Иоакимовна тоже указана в 1834 году как жительница родной Топорихи. Уже после смерти мужа она родила Григория Парфёновича. Поскольку в Топорихе это семейство было известно как Ишкины (под девичьей фамилией Стефаниды), то Иван Филипович с потомками фигурируют в некоторых документах в качестве Ишкиных. Иван был прадедом моей бабушки Евдокии Кузьминичны Лысаковой.
Дед с бабушкой прожили по нынешним понятиям долго. Бабушка Дуня умерла в 88 лет, а дед скончался в возрасте 93 года. Дед Пётр поучаствовал в двух войнах. Сперва в Гражданской в составе Первой конной армии, в 1941 году повторно призван в армию. За время Великой Отечественной войны был дважды ранен. С последним ранением в левую руку и бедро он лежал в госпитале в Тюмени (как я уже упоминал выше). Левая рука так и осталась невылеченной, из-за перебитого сухожилия она не разгибалась в кисти. По этой причине его и комиссовали.
Дед часто вспоминал про Тюмень. К сожалению, я пока не смог узнать, где находился его госпиталь. Пётр Максимович рассказывал, что госпиталь был недалеко от железнодорожного вокзала, раненые часто ходили гулять до него.
Единственное, что пока я знаю, это что недалеко от вокзала находились два госпиталя. Один располагался в 50-й школе, а другой на пересечении улиц Первомайской и Республики. Судьба сложилась так, что моё место работы в Тюмени тоже находилось недалеко от железнодорожного вокзала, да и живу я по соседству с ним.
Детей у деда Петра и бабушки Евдокии было много, но выжили только трое. Это мама, сестра Рая (она родилась в 1944 году, деда отпускали после первого ранения в краткосрочный отпуск) и брат Василий, который родился после войны.
Мама помогала бабушке по хозяйству, так как была старшей. С 8 лет её отправили в школу. В Топорихе имелась школа-четырёхлетка. В зимнее время в школе было холодно, чернила замерзали, и ученикам приходилось отогревать их своим дыханием или держать за пазухой. Мама училась хорошо, и по окончании начальных классов продолжила обучение в соседнем селе Новая Валовка в семилетней школе. Во время церковных праздников родители всегда оставляли маму дома. А учителя говорили: «Ну вот, Нюры сегодня опять нет».
Так получилось, что математике и русскому языку маму обучали учителя Алексей Васильевич и Надежда Александровна Аляевы, у которых впоследствии училось и моё поколение после переезда в Пачелму. А одноклассница мамы стала учительницей и впоследствии (по-моему, в пятом классе) была моей классной руководительницей.
Дальше школы маме учиться уже не пришлось. Хотя шансы были. Однажды в колхоз поступила разнарядка из Москвы о направлении перспективных выпускников школы на учёбу в академию сельского хозяйства. Одну из путёвок дали и моей матери. Но за день до отправки пришла в гости прапрабабушка Даша и стала стыдить деда. Дело в следующем: раньше отправлять детей из дома учиться или работать считалось негожим (плохим) поступком. Как вспоминала мама, дед в итоге сильно рассердился и задвинул сундучок с пожитками мамы под кровать. Когда из правления колхоза пришли за мамой, дед сказал, что не отпустит её учиться, так как заболела бабушка (ей он велел повязать платком голову и стонать). Через много лет, уже в Пачелме, маме случайно повстречалась на рынке её подруга. Она успешно закончила академию и работала в Москве.
Был ещё один шанс продолжить учебу. Поступило предложение отправить маму учиться в педучилище в Нижний Ломов. Дед согласился, мама успешно сдала экзамены и начала учиться на учителя начальных классов. Но жить пришлось на съёмной квартире. Когда пришла зима, хозяева квартиры запросили с деда дополнительно деньги на покупку сена для своей коровы. Дед заупрямился и решил забрать маму домой. Так закончились мамины «университеты».
В то же время мама была очень грамотной и имела красивый почерк. Поэтому правление колхоза обучило ее на курсах бухгалтеров в селе Поим, и впоследствии она работала в родном селе счетоводом.
На Урал и обратно
Как я писал выше, в 1950 году мой отец демобилизовался. В том же году родители поженились. Мама рассказывала, что папу практически не знала. И, когда пришли её сватать, она спряталась в комнате, а родители мамы дали согласие. В те времена не принято было спрашивать у невест согласия. Бабушка Дуня сказала моей маме:
«Стерпится и слюбится. Меня так же отдавали замуж».
Папа, имея профессию тракториста, работал в колхозе. В 1951 году, после посевной папа однажды отпросился у бригадира съездить домой, чтобы помыться и сменить одежду. Вечером в дом бабушки Насти, где жили родители, приехал председатель колхоза. Он в грубой форме начал кричать на отца, почему тот якобы самовольно покинул бригаду. В ответ отец сгоряча послал председателя на три известных буквы.
На следующий день за отцом приехал участковый милиционер и увёз его в район. Отцу дали 9 месяцев тюрьмы за оставление рабочего места и оскорбление представителя власти. Срок свой папа отсидел в Пензе. После освобождения родители приняли решение переехать на Урал в город Тавда, что в 100 км от Тюмени. Там жил дядя отца по материнской линии. Так тюменский регион уже третий раз всплывает в жизни нашей семьи.
Папа устроился на работу в вагоноремонтное депо, по месту работы ему предоставили комнату в семейном общежитии. Как рассказывала мама, жили они на втором этаже двухэтажного дома с общей кухней. Там был длинный коридор, где постоянно играли дети.
Я вполне мог родиться в Тавде, но… родился ровно на следующий день после возвращения родителей в родную Топориху. Дело в том, что жизнь вдали от дома и суровый климат Урала тяготили родителей, и они решили вернуться домой. В первый же день на малой родине у мамы начались схватки, и с помощью бабки-повитухи на свет появился я. Намного раньше срока. Это произошло 7 сентября 1954 года.
Возвращаться работать в колхоз отец не захотел из-за памятного конфликта с председателем. И родители обосновались в районном центре Пачелма. Он расположен на расстоянии 25 километров от Топорихи, там уже жило много родственников и односельчан.
Отец устроился работать трактористом в местном совхозе, где ему и выделили вагончик для семьи. В этом вагоне-бытовке мы жили зиму, но так как было очень холодно (печка-буржуйка не прогревала), то старших детей оставили в селе у деда с бабушкой. По рассказам мамы, у меня (грудного ребенка) примерзали к телу пелёнки, когда я был мокрый.
В 1955 году мама родила мальчика, но из-за простуды он вскоре умер. Через некоторое время родители вынуждены были уйти на квартиру к родственнику отца. Впоследствии они выкупили этот дом, в нём я прожил с родителями до осени 1969 года. Дом тоже был не очень тёплый, и родители по мере появления свободных денег пытались расширить его и утеплить.
Всё-таки Тюмень
Пролетели школьные годы, и вот я покоряю вершины будущей профессии. С июля 1969 года я студент 1-го курса Пензенского железнодорожного техникума. Моя будущая специализация — механизация грузовых работ на транспорте.
Честно говоря, я с трудом представлял, что это такое. После сдачи в восьмом классе выпускных экзаменов пошёл за аттестатом в школу, чтобы поступать в техникум, но мне его не дали. Пришлось вмешиваться маме. Учителя всячески отговаривали меня от поступления, а моя «любимая» учительница вообще заявила, что я провалюсь на экзаменах. Пророком она оказалась не очень хорошим.
Председателя приемной комиссии в техникуме звали Елена Захаровна Свиридова. Она была очень щепетильной и со всеми абитуриентами беседовала лично. Поступали в техникум в основном выпускники из районов, и их сопровождали родители (нам было по 14–15 лет). Я был с мамой. Ей как-то удалось расположить к себе председателя комиссии, и в разговоре выяснилось, что та в сороковых годах преподавала в Ломовском педучилище. То есть она обучала мою учительницу по литературе и даже некоторое время преподавала в педучилище моей маме. Так звёзды сошлись в нужном месте. По совету Е.З. Свиридовой я прошёл двухнедельные подготовительные курсы при техникуме и влёгкую сдал экзамены.
На втором курсе в нашу группу добавились десятиклассники (они поступали в техникум на базе школы-десятилетки). С одним из них я подружился, звали его Славка Турчков. Он был городской, и я часто уезжал к нему домой, помогал по немецкому языку и теоретической механике. А он мне — по математике и черчению. Он хорошо играл на баяне и часто под баян пел старинную русскую песню о Ермаке:
«Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…»
В то время я и близко не догадывался, что «ветры в дебрях» скоро занесут и меня на «дикий берег Иртыша». И что вся моя жизнь будет впредь связана с этим суровым, но удивительным историческим краем.
Лично мне в то время нравилась другая песня: «Славное море, священный Байкал». Когда после защиты диплома следовало выбирать место работы, у меня было преимущественное право выбора. И я выбрал Иркутск. Нет, место ссылки деда было не при чём, всё дело в любви к песне про Байкал.
Но ко мне подошли два выпускника-армейца, они желали ехать работать в один регион. На Иркутск было выделено всего два направления-путёвки, и парни уговаривали поменяться. Я им уступил, так мне выпало поехать на Свердловскую железную дорогу.
В управлении Свердловской дороги мне предложили три места на выбор: Чусовая, Ишим и Тюмень. Но перед этим секретарь начальника грузовой службы посоветовала ехать в Тюмень, ибо это нефтяной край. И когда меня спросили, куда бы я хотел поехать, то ответил «в Тюмень». Так началась моя трудовая биография.
Тюмень встретила меня неласково. Я ехал одетым по-весеннему, в болоневой куртке и летних туфлях, потому что в Пензе конец марта — это весна. А в Тюмени в этот день, 26 марта 1973 года, был мороз минус 25 и небольшая позёмка.
Вокзал показался маленьким, грязным. Чуть в стороне находилось отделение дороги. Пешком с чемоданчиком я добрался до отделения, а оттуда меня отправили в отдел кадров Тюменской механизированной дистанции погрузочно-разгрузочных работ, это рядом с современным Президентским кадетским училищем. Автобусы «пазики» в то время ходили только по двум маршрутам, до музея и завода медоборудования. Так что в дистанцию пришлось идти пешком.
За князьями
Через несколько лет пришлось и мне повторить путь нашего бывшего барина князя Черкасского, отправившись в Тобольск. Правда, я прожил там дольше, 18 лет. Но воеводой не стал.
А дело было так. В Тюмени я проработал чуть больше полугода, после чего меня призвали в армию. После армии я вернулся на старое место работы, а ещё через полгода, летом 1976-го, меня направили работать в Тобольск мастером участка погрузочно-разгрузочных работ. Участок открыли всего за три года до этого в связи с пуском железной дороги на Север и началом строительства Тобольского нефтехимкомбината. Мне выделили однокомнатную квартиру в посёлке Менделеево рядом со станцией Тобольск.
В том же году я женился на сестре своего армейского товарища, которая оказалась также дочерью моего подчинённого в Тюмени. На следующий год родился сын, которого назвали Дмитрием в честь Дмитрия Менделеева. Наверно, для новоиспечённого жителя посёлка Менделеево это было логичным. Спустя уже много лет я узнал, что Дмитрием Кошелевым звали также одного из тобольских губернаторов. А ещё узнал, что ту самую песню «Славное море, священный Байкал», из-за которой я чуть не уехал в Иркутск, написал тоболяк Дмитрий Давыдов.
Я довольно быстро стал начальником тобольского участка. Время было бурное. Железная дорога не справлялась с потоками грузов. Ещё не успели до конца ввести в эксплуатацию участок Тобольск-Сургут, как было принято решение по строительству второго пути от Тюмени до Тобольска.
Но у государства денег не хватало, ибо возводился БАМ. Поэтому приходилось выкручиваться. На помощь строителям в приказном порядке привлекались действующие железнодорожные предприятия региона. Ежесуточно на селекторном совещании руководители отчитывались о проделанной работе: уложено ж.д. путей, смонтировано СЦБ-устройств, наличие материалов и людских ресурсов. Пассажирские поезда двигались с «черепашьей» скоростью (путь от Тюмени до Тобольска занимал 8 ч), так как для строительства вторых путей выделялись технологические окна.
В этот период шла модернизация и в нашем грузовом хозяйстве. Обновлялась погрузочно-разгрузочная техника. Внедрилась перевозка крупнотоннажных контейнеров. Мне, как начальнику Тобольского участка, приходилось вводить в эксплуатацию новые механизмы и увеличивать мощности участка. В дальнейшем пришлось делать то же самое и на других объектах Тюменской дистанции.
Участок показывал неплохие результаты работы. В 1983 году он занял первое место по министерству среди коллективов своего направления. Было грех не попробовать себя на более высоком уровне.
Опять Тюмень
В Тюмени у меня осталось одно неоконченное дело. В 1976 году я поступил заочно учиться в Уральский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта (УЭМИИТ). Отучился первый курс, а дальше начальник дистанции поставил вопрос ребром: или работа, или учёба. Я предпочёл работу.
Но когда в 1995 году вернулся в Тюмень, став начальником местного грузового двора, выяснилось, что диплом важнее. Я восстановился в институте, но на другом факультете, который закончил в 1999 году. Зачётка у меня осталась при этом старая, то есть формально я проучился в вузе 23 года. За это время институт дважды поменял название.
Кстати, о названиях. Одно из них давно меня смущает. Разумеется, меня интересует то, что связано с моей фамилией. В Уватском районе есть деревня Кошелево. Историки утверждают, что название происходит от хантыйского укреплённого городища, которое называлось Кошельвата.
Если бы жена у меня не происходила с Кировской области, я бы поверил историкам. Но на самом деле я знаю, что на Вятке много населённых пунктов с окончаниями на «–ата/-ята». Важенята, Калинята, Кибардята, Кочурята, Кормилята, Леушата, Соковнята, Ширята. То есть мне в названии городища слышится искажённое вятское слово «Кошелята». Вот и думай: то ли ханты жили когда-то на Вятке, то ли Кошелевы оказались в Сибири раньше Ермака. Между прочим, в Тюмени почему-то очень много вятских.
Примечания:
- РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 563, л. 455об.
- РГАДА, ф. 350, оп. 1, д. 62, л. 71.
- РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 558, л. 792.
- Государственный архив Пензенской области, ф. 60, оп. 4, д. 96.
- Государственный архив Пензенской области, ф. 60, оп. 4, д. 172.
- Государственный архив Пензенской области, ф. 60, оп. 4, д. 218.
- Государственный архив Пензенской области, ф. 60, оп. 4, д. 297.
Биография Е.А. Кошелева
Родился 7 сентября 1954 года в селе Топориха Поимского района Пензенской области. В феврале 1973 года окончил Пензенский техникум железнодорожного транспорта.
С 28 марта по 22 октября 1973 года работал в Тюменской дистанции контейнерных перевозок и погрузочно-разгрузочных работ Свердловской железной дороги (станция Тюмень) на должностях стропальщика, крановщика и мастера. Затем служил в рядах Советской Армии.
С 22 декабря 1975 вновь в Тюменской механизированной дистанции погрузочно-разгрузочных работ (станция Тюмень): на должностях мастера, старшего инженера дистанции, мастера по ремонту механизмов. С 26 июня 1976 года – начальник Тобольского производственного участка (станция Тобольск). Примечание: под производственным участком дистанции в советское время понимался участок погрузочно-разгрузочных работ грузового двора железнодорожной станции. После реформ в девяностых так стал обозначаться весь грузовой двор станции.
С 4 января 1995 года – начальник Тюменского производственного участка (станция Тюмень). В декабре 1999 года окончил Уральский государственный университет путей сообщения (факультет экономики управления). С 15 ноября 2000 года трудился главным инженером Тюменской механизированной дистанции погрузочно-разгрузочных работ и коммерческих операций Свердловской железной дороги.
С 26 июня 2003 года работал в вагонном депо станции Войновка Тюменского отделения Свердловской железной дороги. С 1 июля 2005 года – на должности главного энергетика Тюменской дистанции гражданских сооружений Свердловской железной дороги.
1 июля 2006 года вернулся в Тюменскую механизированную дистанцию погрузочно-разгрузочных работ и коммерческих операций. Сперва на должность мастера, а с 16 апреля 2007 года - начальника Войновского производственного участка (станция Войновка). С 5 марта 2008 года на должности главного механика дистанции.
1 апреля 2015 года вышел на пенсию. В том же году получил благодарственное письмо от председателя Тюменской областной Думы.