1841 – последний год жизни поэта.
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря.
Стихотворение написано, когда поэт провел отпуск в Петербурге и вернулся на Кавказ. Возможно, там он и ощутил то же одиночество, что и на севере. Пусто на душе и холодно было на севере, и поэт стремится найти отдохновение среди романтичной природы Кавказа. Но и там, посреди пышной природы и великолепных пейзажей, он ощущает всю свою прежнюю внутреннюю бесприютность.
У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.
Противопоставление в стихотворении севера (дубовый листок) и юга (чинара, или платан) звучит довольно отчетливо. Но обе стороны света одинаково холодны к лирическому герою, которым является в стихотворении одушевленный дубовый листок (прием олицетворения).
Для меня это стихотворение-пророчество об эмигрантах, рассказ о людях, которые покидают Россию начиная с 20 века. Им никогда не найти настоящего приюта на чужбине, их судьба трагична, хотя на родине она была бы еще опаснее и трагичнее. Удел эмигрантов – духовное одиночество и неприкаянность, иссушение внутреннего истока, внутреннего ресурса.
И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных».
В этих строках узнали бы себя многие вечные скитальцы.
Но также для меня это и философская лирика, стихотворение о внутренней пустоте, которая, если уж она есть, то гнетет и подстерегает человека повсюду, и от которой никуда не убежишь, не скроешься. Если в нашей душе есть оторванность от мира (слово из стихотворения – «листок оторвался от ветки родимой»), то она будет ощущаться везде, куда бы мы ни попали. Невозможно обрести долгожданный теплый приют где-то во внешнем мире, как бы далеко и в какую бы замечательную страну мы ни уехали.
Если одиночество есть внутри, в самой душе, оно будет ждать человека везде. Другим людям, даже самым хорошим, неприятно соприкасаться с нашей внутренней пустотой, потерянностью и ущербностью, и они отвергают нас. Люди не остаются с теми, кто не может сам никого согреть и лишь запрашивает чужой ресурс, и об этом же, в каком-то смысле, и стихотворение «Утес», написанное в том же 1841 году.
Сам автор в жизни, между прочим, не обладал гармоничностью характера, и в отношениях с людьми не раз вел себя предосудительно. Его поэтический дар, безусловно, невероятен, и я сама его вечная поклонница (но только самого дара, а не Лермонтова как человека). Ибо конфликты Лермонтова с людьми и одиночество в социуме – во многом следствие его собственных проступков.
Таким образом, не всегда внешний мир виноват в том, что отвергает нас, а можно поискать причину в самом себе. А даю ли я сам что-то теплое и доброе этому миру? Кроме своих гениальных стихотворений? Справедлив ли я, милостив с людьми или сам жесток и равнодушен? Ведь люди судят все-таки по делам. Художественный дар не оправдывает и не позволяет неправильное поведение в жизни.
Листок молит о помощи, о приюте, то есть не имеет в себе независимости и поэтому вынужден унижаться, но унижение само по себе всегда отталкивает окружающих.
Образ процветающей, изобильной чинары обычно воспринимают критически, видя в ней олицетворение эгоистичной натуры. И считается, что листок ею обижен незаслуженно. Листок же традиционно воспринимается как образ, который должен вызывать исключительно наше сочувствие и симпатию.
«На что мне тебя? — отвечает младая чинара, -
Ты пылен и желт — и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал — да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море».
Да, чинара осталась равнодушна к горю листка, однако - как мы себе представляем, какую помощь она могла бы оказать уже пожелтевшему, чуждому ей листку? Разве в ее власти оживить этот полумертвый, внутренне обнищавший листок, влить в него свои соки? Увы, это ей не под силу. Здесь дело не столько в равнодушии чинары, сколько в несоответствии запросов умирающего дубового листка законам самой природы. Тогда давайте обвинять саму природу, само мироздание в равнодушии и жестокости…. (хотя эта тема тоже важная и она звучит у многих писателей).
Но не столько чинара эгоистична, сколько дубовый листок претенциозен и эгоцентричен. Он просит о невозможном, его запросы не соответствуют жизненной реальности. Как все облетевшие листья, он должен принять свой естественный удел, но гордость не дает ему это сделать, и он мечется по свету, не способный спокойно и с достоинством смириться со своей долей.