Зеркало истины. Глава 47
Сколько веков существуют наш мир, столько живет в нем зависть, чувство досады, вызванное успехом или благополучием другого человека. Иные завидуют другим людям годами, не понимая, что для начала, чтобы добиться успеха, нужно внести изменения в собственную жизнь, сделать, например, хотя бы маленький шажок в направлении своей мечты.
Не избежала зависти коллег и Тоня, хотя старалась ко всем относиться одинаково и не выпячиваться особо в учительском коллективе. Но разве возможно скрыть любовь детей к учителю? Конечно же нет, особенно когда все они как один начали учить стихи и ринулись в городскую библиотеку за книгами.
Сначала коллеги Тоню приземляли обычными способами: критиковали её уроки и даже имели смелость делать замечания о её одежде, позже, видя, что их действия пролетают мимо неё и не задевают чувств женщины объединились в негласный кружок и начали откровенную травлю. Что двигало учителем математики, физики и музыки одному Богу известно.
Возможно было что-то не в порядке в их семьях или не сложились отношения с учениками, но при каждом удобном случае, они продергивали Тоню словно она была единственная, кто являлся источником всех их бед.
-Ваши дети вчера, Антонина Ивановна, оборвали все цветы на втором этаже школы, - говорила на планерке, поджав губы, учитель музыки Валентина Григорьевна, одинокая женщина, живущая вдвоем со старенькой мамой и толстым котом.
-Дети не мои, а наши, - спокойно отвечала ей Тоня, являясь классным руководителем восьмого класса, - а оборвать цветы они не имели никакой возможности, потому что вчера были сняты с уроков для помощи ветеранам войны и в школе отсутствовали.
-Возможно я ошиблась и это было позавчера,-тут же стушевалась коллега, но поддерживая одобрительными взглядами своих подруг, тут же, гордо вскинув голову, продолжила:
-Не важно, когда это произошло, факт остаётся фактом, восьмиклассники испортили растения и должны за это ответить!
-Если бы вы, Валентина Григорьевна уделяли бы больше времени школьным делам, а не собиранием сплетен за спинами коллег, -так же спокойно продолжила говорить Тоня, -то вы бы знали, что цветы для второго этажа вырастили именно восьмиклашки и чтобы они кустились и цвели лучше, они, под моим руководством их обрезали. Кстати, мы делали это вместе с учителем биологии, и она подтвердит мои слова!
-У вас всё? –спросил Николай Васильевич, директор школы у Валентины Григорьевны, та, беспомощно посмотрела на подруг, но они отводили глаза, -пока всё, -сказала она и уселась на своё место. Директор продолжил совещание, Тоня слушала вполуха, рисуя на листочке домик с палисадником, дерево за забором, кота на скамейке перед домом и улыбающееся солнце над всем этим.
Класс её действительно был непослушным, озорным, на всё имевший своё мнение и не любивший лжи. Тоне они достались в пятом классе и уже тогда всем было понятно, что спокойной жизни с ними не жди. В коллективе были свои группировки, первая объединила тех, кто жил в центре города, вторая- детей, живущих за малюсенькой речкой Пионеркой, третья-тех, кто жил за железной дорогой.
Дети враждовали меж собой с первого класса, устраивая друг другу мелкие неприятности. Но все они, как один, объединились против худенькой, большеглазой Саши, своей одноклассницы. Девочка была очень доброй, наивной, тянулась к ним, но одноклассники не хотели сидеть рядом с ней, игнорировали на переменах и не брали на с собой в игры после школы. Родители девочки жили в старом домишке сразу за монастырём, отец работал санитаром в городском морге, мама мыла полы тут же.
Семью все характеризовали положительно, родители не пили и не курили, а то, что жили бедненько, так все так жили в то время. Детский коллектив не принимал Сашу из-за профессии её родителей. Лёка, чьи родители работали на заводе презрительно говорила ей, когда видела Сашу в столовой:
-Даже не вздумай сесть рядом со мной, от тебя покойниками пахнет.
-В нашем доме нет покойных, Лёка,- робко возражала ей Саша.
-Ну и что? Ты же на работу к своим родителям ходишь? Вот и пахнет от тебя смертью, не подходи ко мне! Саша и не лезла, сидела одна на уроках и в столовой, смирившись со своей участью. Тоня голову сломала как помочь девочке, ведь насильно заставить дружить никак нельзя. Сначала она провела несколько классных часов о том, что такое дружба и какое значение она имеет в жизни человека.
Приводила примеры из книг и жизни, пятиклашки выслушали её внимательно, но по-прежнему дружить с Сашей не желали. Учительница не сдалась и повела класс на завод, свозила на фермы и поля, показывая, как много на свете профессий и как нужны они людям. Бесполезно. Сашу начали игнорировать ещё больше.
В этот вечер она гостила у матери, Маргаритка с удовольствием уплетала бабушкины плюшки, а Тоня вываливала на Ирину и Коленьку свои проблемы.
-Понимаете, девочка очень хорошая! –с жаром говорила она им, зачерпывая маленькой ложкой вишневое варенье из розетки, - и родители приличные, но вот взъелись на неё остальные и прямо не знаю, что делать!
-А не Светлаковых ли это девочка? –спросил Коленька, скармливая Маргарите очередную плюшку.
-Она, -Тоня удивленно посмотрела на отчима,- ты его знаешь?
-А то, на фронте в одном отделении были, он сержант, я рядовой. Ты вот что, дочка, сможешь детишек всех месте собрать, да в одно время? – спросил он.
-Могу конечно, а зачем?
-Увидишь, - загадочно ответил ей Коленька, задумавший нечто, чтобы помочь девочке, которую обижали в школе.
Через неделю, по уговору с Коленькой, Тоня собрала весь класс в своём кабинете, дети, рвавшиеся домой, бурчали от недовольства, но враз замолчали, когда в дверь постучали и в помещение зашёл Коленька, при параде, с орденами и медалями на груди, держа в руках свернутый пиджак, за ним шли родители Саши, чуть хромая Леонид, и Татьяна Светлаковы. Они молча прошли в класс и сели за парту к дочери, Леониду даже пришлось попросить на соседнем ряду дополнительный стул.
-Что ж ребятки, - начал разговор довольно бодро Коленька, положив свою ношу на учительский стол, -всем значится здравствуйте!
-Здравствуйте! -нестройным хором ответили дети.
-Пришёл я к вам неспроста, а по просьбе вашего классного руководителя, Антонины Ивановны, которая приходится мне названной дочерью. Слышал я, что стыдитесь вы родителей Саши Светлаковой, их профессии и совсем не хотите с ней дружить, что ж придётся открыть вам маленькую тайну. Он встал посередине класса, у доски, невольно привлекая к себе внимание. Ещё жива была память о той страшной войне и не было ни одной семьи, которую она так или иначе не коснулась.
Многие, вернувшись с фронта закинули свои награды в шкатулки или отдали на игрушки детям, жили незаметно и тихо не выпячивая своих военных подвигов. Иные не могли о ней говорить и приходившие за сбором сведений для школьных музеев ученики уходили не с чем. А ещё все ветераны были поделены между школами и классами, их приглашали на беседы и помогали, если в том была нужда. Коленька был частным гостем на разных мероприятиях, рассказывая детям о своём боевом пути.
-Было это после освобождения Ленинграда, ребята, -начал он свой рассказ, - в сорок четвертом году. Наше отделение получило приказ провести «разведку боем». Я тогда был рядовым, но служил рядом с земляком своим, сержантом, про него и речь сейчас пойдёт. Собрал он наше отделение и приказал выбросить из вещмешков всё лишнее и наполнить их патронами и гранатами.
Затарились мы. Ждём. Волнуемся. Курим потихоньку в рукав, чтоб незаметно было и вот взвилась в небо ракета-сигнал и приказ сержанта: «Вперёд!». Выскакиваем вслед за ним и бежим под градом крупнокалиберных пулемётов и миномётов. Впереди нейтральная полоса, а мы пыль немцам в глаза пускаем, создавая видимость большого наступления. Добегаем со старшиной до немецкого окопа, там никого, по ней бежим дальше, дзот, в нем два немца, расстреливаем в упор, дальше на бруствер.
Наших рядом нет, только я и сержант, а немцы окружают со всех сторон, что делать? Устроились на крыше дзота, спрятались за валунами, что немцы натаскали сюда для маскировки и давай их сверху огнём «поливать». Вижу я, немцы всё ближе и ближе, слышу разрывы гранат, одна из них, с длинной такой, деревянной ручкой взрывается возле меня, правую ногу опалило болью так, что я на несколько секунд потерял сознание.
Очнулся от того, что сержант меня волоком по земле тащит, а рядом немецкая речь. Раненная нога огнем горит, идти дальше не смогу. Тогда сержант прикрыл меня шинелью и положил возле мертвого фрица, словно я труп, а сам рядом и палец на спусковом крючке держит. Немцы совсем рядом, идут ничего не опасаясь, лопочут что-то на своём, смеются, вот-вот до нас дойдут и тогда хана нам со старшиной.
Берет он последнюю противотанковую ракету, встает в полный рост и кидает в сторону немцев, сразу тихо стало после взрыва, ни слова тебе, ни смеха. Подхватывает он меня подмышки и волоком тащит по траншее, потом по полю, к своим. А с соседней сопки фриц засыпает нас осветительными ракетами, бьёт по нам трассирующими пулями.
Сержанта в руку ранило и ногу зацепило, но не бросил он меня, хотя мог, в одиночку добраться легче, но дотащил до своих, спас, можно, так сказать. Коленька остановился, в горле пересохло от волнения, глядя на замерших ребят, словно снова он вернулся на те Сланские сопки, ощутив боль в ноге, которая всегда ныла к непогоде.
-Уже потом, в госпитале, я узнал, что после нашей разведки советские орудия подавили огневые точки противника, и наши войска пошли в решительное наступление. Девятнадцать осколков вытащил из меня хирург, ребята, вся нога, как решето, но жив остался благодаря своему сержанту, не оставившего бойца на поле боя. И сейчас, я с гордостью хочу вас с ним познакомить, - сказал Коленька, беря в руки пиджак и разворачивая его и встряхивая. Зазвенели на нём тихонько ордена и медали, словно отзвук тех славных дел, когда победа над фашизмом была важнее всего.
-Идите сюда, Леонид Иванович и супругу свои возьмите,- позвал он родителей Саши, дети зашевелились, заоглядывались на друг друга и гостей, зашептались. Отец Саши прошел к столу взял из рук Коленьки пиджак и надел, в классе воцарилась тишина. Блестели ордена и медали, подтверждая его отвагу, доблесть и мужество.
-Вот он, ребята, тот самый сержант, Леонид Иванович Светляков! Двадцать лет прошло с тех пор, а всё будто я там, на фронте. У него тогда рука сильно пострадала и нога, на заводе работать нельзя, вот и подрядился он работать в городскую больницу. Да о нём только хорошее люди говорят, ответственный очень, отзывчивый, да вы и сами из моего рассказа это поняли. Что молчишь, Леонид Иванович? –спросил Коленька у друга.
-Скромничает,- пояснил он ребятам, а с Татьяной они в том госпитале встретились, ты, Татьяна Викторовна, кофточку-то сними, -попросил гостью Коленька. Та, стесняясь, стянула с плеч старенькую кофтенку, явив присутствующим награды, прикрепленные к платью.
-До госпиталя медсестрой на фронте была,-пояснил детям Коленька, не один десяток раненых на себе вынесла, а после тяжелого ранения вернулась в госпиталь. Вот так-то, детишки, смотрите и делайте выводы! Не место красит человека, а человек место!
-Ничего не сказали родители Саши её одноклассникам, молча стояли перед ними, но видел бы ты девочку! –восторженно рассказывала дома Тоня, - как гордо, подняв голову, она стояла меж ними, представляешь, я даже расплакалась и девчонки вслед за мной разревелись. А Лёка, такая умница, подошла и обняла Сашу, при всех! Дети соскочили со своих мест, окружили девочек, поднялся шум и гам, а Коленька с гостями ушёл тихонько, словно и не было их вовсе.
-На героя и слава бежит, -сказал Володя, прижимая к себе жену, думая о том, как часто взрослые люди, чего уж взять с детей, ничего не зная о человеке не разобравшись, зазря поносят его и возводят напраслину.