—Мамку посадили, а ты никому не нужен. Пошли, Васька, буду отдавать тебя в детдом. Себе взять не могу, у самой в хате шаром покати. Так что, не обессудь.
***
Женщины сидели в кухне и переговаривались, шепча что-то очень важное друг другу. Вася стоял за дверью, боясь войти, чтобы попросить корочку хлеба. Его сегодня не отвели в детский сад, хотя вчера мама обещала. А с утра она сидит со своей сестрой, пьет что-то прозрачное из маленького стакана и вытирает слезы. Вася чувствовал голод, пробирающий до груди. Так хотелось кушать, что в горле заболело. Мальчик стоял, вытянувшись в струну, и глотал голодные слюни. Осторожно подтягивая штаны с дыркой между ног, он думал о папке, который вчера разбушевался так, будто он превратился в Кощея Бессмертного, жаждущего сломать всё вокруг. Он кричал на маму, бросался стульями, бил кулаком в стену и грозил придушить, если еще раз какой-то Федя придет сюда в тот момент, когда папы нет дома. Мама плакала, говорила, что никого здесь не было, никто не приходил, но отец не слышал ее и кричал всё громче. Вспоминая вчерашний день, Вася скрестил ноги от страха. Вдруг в штанишках потеплело, и мальчик почувствовал, как теплый ручеек потек по правой ноге. Опустив глаза, он увидел желтую лужу на полу, растекающуюся во все стороны.
—Ну всё, сейчас попадет, —вихрем пронеслось в голове четырехлетнего мальчишки, и он убежал в свою комнату.
Стянув штаны, Вася по привычке открыл крохотную дверцу печи и затолкал в узкое отверстие улику, чтобы мама не отругала его. Сделал это он уже во второй раз, правда тогда, месяц назад, вынул штанишки и перепрятал в укромное место. Мама долго искала его портки, ругаясь на чем свет стоит, но так и не смогла найти. Ведь у него не так много одежды, чтобы терять ее. И вот теперь Вася, уверенный, что вечером он вновь перепрячет штаны и никто их не найдет, заглянул в шкаф, чтобы взять колготки. Но вдруг в кухне раздался грозный голос отца:
—Печку-то топить собираешься или до ночи сидеть тут будешь?
Холодок пробежал по спине Васи. Папка, так рано?
—Слышь, я кому говорю?? —и последовал грохот, очень похожий на удар кулаком по столу.
Вася вновь захотел писать. Но выходить страшно. Если он попадет под руку злющего батьки, то ему точно влетит. И неважно, за что. Мама тихо ответила что-то, потом послышался пробирающий до дрожи скрип половиц, звон посуды, еле уловимые слухом шептания. Неожиданно, где-то рядом с комнатой Васи, что-то так громыхнуло, что у мальчика подкосились ноги.
—Что это? —кажется, отец упал. —Вода? Моча?? Ах ты ж ссуль!! Опять налил прямо на пол! Васька! Иди сюда, гаденыш!!
Вася дрожал, стоя у открытого шкафа и держа в руках колготки, заношенные до дыр, и жмурился от нервного звука приближающихся шагов…
Четыре года назад.
—Горько-о-о!! Горько-о-о-о!!
В местной обшарпанной столовой играли веселую свадьбу. В небольшом душном помещении набилось народу, что сельди в бочке. Гости теснились, пили-ели, веселились, горланили песни и плясали, громко стуча тяжелыми ботинками по деревянному, облезлому полу. Гармонист Егор не успевал отложить музыкальный инструмент, чтобы выпить за здоровье молодых. Помещение, где обычно обедают рабочие, было украшено воздушными шарами, аппликациями и садовыми цветами, выращенными руками соседок. Столы ломились от домашней кухни, не уступая количеству спиртного. Откуда столько самогону притащили – одному богу известно. Но Лиля, невеста, сидящая рядом с гордым женихом, прекрасно знала, это постаралась новоиспеченная свекровь, чтобы показать всем пришлым, какая она щедрая и дюже ласковая по отношению к новым родственникам. Но это лишь для прикрытия своей настоящей натуры. Ведь Мария Петровна в ближайшем окружении прославилась своей великой жадностью, безмерным лицемерием и бесконечной наглостью. Женщина могла запросто забрать, например, ведро, забытое кем-то у колодца, или прихватить кошелек, выроненный на дороге неизвестной личностью. Но, когда рассеянный человек опрашивал жителей, не нашел ли кто-то ту или иную потерянную вещь, Мария Петровна делала круглые глаза и охала, якобы жалея никчемного растеряху:
—Внимательней надо быть. Внимательней. У нас люди какие, возьмут и не скажут, —говорила она, даже не краснея. —А ты потом ищи-свищи.
Ее недолюбливали, но виду не показывали. Начнешь дерзить, так она могла и по документам недостачу провести, за что работника столовой, к примеру, уволят или заставят эту недостачу заплатить. Мария Петровна не только рабочих в узде держала, но и своего мужа, агронома Алексея Алексеевича. Вот ведь дело какое, начальник, а жены своей властной, как огня боится. Он ей слово, она ему – двадцать. И всегда точку в разговоре ставит Мария.
—Гляньте, Манька наша сидит, как королева, —переговаривались ехидные старушки, наблюдая за величавой статью бухгалтерши. —Того и гляди, пуговки на кофточке треснут.
Хихикая над тяжелой грудью Марии, задравшей нос кверху, бабушки прикрыли беззубые рты морщинистыми ладонями. Но, когда Мария встала, чтобы положить преподнесенный подарок молодым на отдельный стол, тут же замолкли.
—Чтоб деток с ведро да денег с мешок! —говорил шутливый тост механизатор Петька, стоя перед столом жениха и невесты. —Ни хвори, ни мыла, а жить вам красиво!
—Что ты такое говоришь? —рявкнула Мария, обернувшись. —Мыла всегда золотом ценилось. А ну, переговаривай тост заново!
—Петровна, это ж поговорка такая «шило-мыло». Забыла, что ли? —ответил ей Петька, поднеся стопку ко рту и собираясь выпить.
—Хватит воду баламутить. Ишь, тостовик нашелся! —злобно бросила она ему.
—Тракторист я, трак-то-ри-и-ист, —смешливо сказал Пётр и выпил залпом самогонку.
Гости рассмеялись, а Мария, выпятив широкую грудь, села на свое место и начала пристально следить за гостями. Кто пьет, кто ест, а кто и разговоры разговаривает.
—Слышь, —плечом толкнула молчаливого мужа Мария, —а это кто? — показав глазами на миловидную девушку, сидящую рядом с худосочной старушкой. —Мы эту не приглашали. Кто она? Почему пришла? И подарков я от нее не видала.
—Так это ж Толика Синицина дочка, —ответил Алексей, косясь на полную стопку, притронуться к которой ему запретила жена.
—Разве? —округлила она глаза. —Дочка у него?
—А то. Он же, как уехал, женился.
—Как? А ты откуда знаешь?
—Так ведь все знают. А то, что он не приезжал, а всё мать к себе на житье созывал, так у него работая такая, важная.
—И кем же он работает?
—Начальником каким-то. Вот ведь как, уехал, и жизнь в гору пошла. А я, благодаря своей матери, вернулся. А так бы тоже жил сейчас в далеком городе и не думал, как посевную провести, как перед председателем отчитываться…
—А сам Толик где? —Мария начала искать глазами давно забытого мужика среди гостей.
—Вечером будет, мать его сказала.
Расплывшись в счастливой улыбке, Мария ссутулилась и слегка покраснела.
Свадьбу гуляли аж до полуночи. Уставшие, но довольные, гости начали разбредаться по домам. Собирая со стола оставшиеся блюда, чтобы унести домой, Мария услышала просьбу мужа:
—Мань, надо к мамке моей итить.
—Зачем это? —не поняла она.
—Как «зачем». У молодых случка сёдня.
Маня повернула голову на мужа и прищурилась.
—И что? —голос ее загрубел.
—А то. Негоже в хате всем вместе находиться. Нехорошо это.
—Вот еще! —вспылила женщина, бросив кулек с конфетами на стол. —Буду я по гостям на ночь глядя шляться! Успеют, им не горит.
—Мань, ну что ты как маленькая, ей-богу. —настаивал Алексей. —Положено ведь так.
—А вот кем положено, пусть тот и раскладывает. Не позволю пакостью заниматься в моем дому. Ясно тебе?
—Таким путем мы и внуков не увидим, —пригорюнился мужик.
—А пошто они мне, внуки эти? Это от дочки – внуки, а от невестки – собачата.