Найти в Дзене
"о Женском" онлайн-журнал

— Мама, забери меня домой! Я больше не хочу жить в детском доме! — вырывалась из цепких объятий 6-летняя Валентина

— Я хочу к маме! К папе! Почему они меня тут бросили?! — закричала она, захлёбываясь рыданиями. Валентина недоверчиво щурилась на родителей. Губы её, тонкие и бледные, дрожали. Нет, не могут они её бросить, не могут… Это же просто… шутка, да? Вот сейчас папа засмеётся своим громким, захлёбывающимся смехом, мама улыбнётся, покачав головой, и они поедут домой, пить чай с малиновым вареньем… Но «Москвич» фыркнул, выхлопная труба кашлянула сизым дымом, и машина, подпрыгивая на ухабах, скрылась за поворотом. Валентина осталась стоять у высоких, словно крепостная стена, ворот приюта. Одна. Шестилетняя кроха в тоненьком ситцевом платьице, с резиночкой, сдерживающей непослушные светлые кудряшки. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием кузнечиков в высокой траве за оградой. Запах пыли и горячего асфальта щекотал нос. Валентина сглотнула, пытаясь проглотить комок, подступивший к горлу. Этого не может быть… Они же… её родители. Мама, которая всегда пахнет духами «Красная Москва» и свеж

— Я хочу к маме! К папе! Почему они меня тут бросили?! — закричала она, захлёбываясь рыданиями.

Валентина недоверчиво щурилась на родителей. Губы её, тонкие и бледные, дрожали. Нет, не могут они её бросить, не могут… Это же просто… шутка, да? Вот сейчас папа засмеётся своим громким, захлёбывающимся смехом, мама улыбнётся, покачав головой, и они поедут домой, пить чай с малиновым вареньем… Но «Москвич» фыркнул, выхлопная труба кашлянула сизым дымом, и машина, подпрыгивая на ухабах, скрылась за поворотом. Валентина осталась стоять у высоких, словно крепостная стена, ворот приюта. Одна. Шестилетняя кроха в тоненьком ситцевом платьице, с резиночкой, сдерживающей непослушные светлые кудряшки.

Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием кузнечиков в высокой траве за оградой. Запах пыли и горячего асфальта щекотал нос. Валентина сглотнула, пытаясь проглотить комок, подступивший к горлу. Этого не может быть… Они же… её родители. Мама, которая всегда пахнет духами «Красная Москва» и свежевыпеченными пирожками. Папа, с мозолистыми руками, пахнущими машинным маслом и бензином, который перед сном читал ей сказки про Иванушку-дурачка.

Она подошла к воротам, просунула маленькие пальчики сквозь холодный металл прутьев. Из-за них на неё смотрели дети. Разные. Большие и маленькие. Худые и пухленькие. С весёлыми и грустными глазами. Кто-то улыбался, кто-то хмурился. А кто-то, как и она, просто стоял, молча глядя сквозь прутья ограды, словно птица в клетке.

Валентина всё ждала, что вот-вот из-за угла выедет знакомый «Москвич», родители выскочат из машины, подбегут к ней, крепко обнимут и скажут, что это была шутка, глупая и непонятная шутка… Но машина не появлялась. Время тянулось бесконечно долго, словно густая смола. Солнце начало клониться к западу, а тень от приюта становилась всё длиннее и длиннее, словно хотела проглотить маленькую девочку в ситцевом платье.

Вдруг скрипнула тяжёлая железная калиткa. Из неё вышла женщина в белом халате. Полная, с круглым добрым лицом и короткими, аккуратно уложенными волосами. Она улыбнулась Валентине, и в её глазах появилась теплота, которой так не хватало девочке в этот момент.

— Ты Валентина? — спросила женщина мягким, успокаивающим голосом. — Твои родители позвонили и предупредили, что привезут тебя. Заходи, не бойся. Меня зовут тётя Надя.

Валентина не сдвинулась с места. Она всё ещё не могла поверить, что родители оставили её здесь. Оставили одну, в этом незнакомом и страшном месте. Слёзы, которые она так долго сдерживала, наконец полились из глаз ручьём.

— Я хочу к маме! К папе! — закричала она, захлёбываясь рыданиями.

Тётя Надя присела перед ней на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне. Она взяла Валентину за руку, и девочка почувствовала, как тепло чужой руки передаётся ей.

— Я знаю, деточка, я знаю, — прошептала тётя Надя, гладя Валентину по голове. — Но сейчас тебе нужно пойти со мной. Здесь тебе будет хорошо. Здесь много детей, с которыми ты сможешь поиграть. У нас есть игрушки, книжки и даже большой сад с качелями.

— А мама с папой приедут за мной? — сквозь слёзы спросила Валентина.

— Конечно, приедут, — уверенно ответила тётя Надя, хотя сама не была в этом уверена. — А пока они работают, ты побудешь здесь. Мы будем ждать их вместе.

Тётя Надя встала и протянула Валентине руку. Девочка ещё немного поколебалась, а потом, всхлипывая, взяла женщину за руку и пошла за ней в ворота приюта. В душе её теплилась надежда, что родители скоро вернутся. Но с каждым шагом эта надежда становилась всё слабее и слабее, а страх и одиночество разрастались, словно тёмные тени в наступающих сумерках. Когда ворота с грохотом захлопнулись у неё за спиной, Валентина обернулась. Из-за прутьев ворот, словно призраки, смотрели на неё детские лица. А дальше, за поворотом, там, где только что скрылся родительский «Москвич», зияла пустота. Холодная, звенящая пустота.

Внутри приют оказался совсем не таким страшным, как представлялся Валентине снаружи. Стены в игровой комнате были раскрашены яркими рисунками сказочных персонажей, а на полу лежал мягкий, разноцветный ковер. Дети, сначала настороженно присматривавшиеся к новичку, вскоре окружили Валентину и начали задавать ей вопросы.

— Как тебя зовут? — спросила кудрявая девчушка с большими карими глазами.

— Валентина, — тихо ответила девочка, всё ещё не привыкшая к новому окружению.

— А меня Алёнка, — представилась девчушка и, недолго думая, схватила Валентину за руку. — Пойдём, я тебе наших ребят познакомлю!

И Алёнка, стрекоча без умолку, потащила Валентину знакомиться с остальными детьми. Были там и шустрые мальчишки, гонявшие по комнате мяч, и тихие девочки, игравшие в куклы. Валентина постепенно начала оттаивать, заинтересовавшись новой для неё компанией. Она даже улыбнулась, когда Алёнка предложила ей поиграть в дочки-матери. Но глубоко внутри, под слоем детской восприимчивости, тлел огонёк обиды и недоумения. Почему родители оставили её здесь? Разве она сделала что-то плохое?

Вечером, когда дети уже готовились ко сну, Валентина подошла к тёте Наде, которая укладывала малышей в кроватки.

— Тётя Надя, а когда за мной приедут мама с папой? — спросила она тихим голосом, боясь услышать отрицательный ответ.

Тётя Надя погладила Валентину по голове и с грустью улыбнулась. Она знала, что родители Валентины не планируют забирать её в ближайшее время. Они сказали, что у них сложности и что они заберут девочку, как только смогут. Но когда это «как только» наступит, никто не знал.

— Скоро, деточка, скоро, — ответила тётя Надя, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности. — А сейчас тебе нужно спать. Завтра будет новый день, и он обязательно принесёт тебе что-то хорошее.

Валентина кивнула и послушно забралась в кроватку. Но сон не шёл. Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, и думала о родителях. В её маленькой головке не укладывалось, как они могли оставить её здесь, среди чужих людей. В душе росли обида и горечь. И где-то глубоко внутри, словно маленький росток, пробивался сквозь землю страха, тоненький росток гнева. Гнева, направленного на тех, кто должен был любить и защищать её больше всего на свете.

Недели текли одна за другой, сливаясь в бесконечный ряд одинаковых дней. Валентина постепенно привыкала к жизни в приюте. Она подружилась с Алёнкой и другими детьми, вместе с ними играла, гуляла в саду и слушала сказки, которые читала им тётя Надя перед сном. Но каждый вечер, засыпая, Валентина ждала, что завтра за ней обязательно приедут родители. Эта надежда грела её маленькое сердце и помогала пережить долгие дни разлуки.

Однажды во время дневной прогулки во двор приюта въехал знакомый «Москвич». Сердце Валентины забилось чаще. Она с криком «Мама! Папа!» бросилась к машине. Из неё вышли родители. Лица их были хмурыми и напряжёнными. Они кратко обняли Валентину, словно выполняя неприятную обязанность.

— Мы приехали тебя навестить, — сказала мама, её голос был холодным и отстранённым. — Как твои дела?

— Хорошо, — тихо ответила Валентина, чувствуя, как радость от встречи постепенно сменяется тревогой. Что-то было не так. В глазах родителей не было тепла и любви, к которым она так привыкла.

— Вот мы тебе конфет привезли и новую куклу, — сказал папа, протягивая Валентине пакет. — Ты тут хорошо себя веди, слушайся тётю Надю.

— А вы когда меня заберёте домой? — с надеждой в голосе спросила Валентина.

Родители переглянулись. На лице матери появилось недовольство.

— Мы же говорили, что заберём тебя, как только сможем, — ответила она резко. — Не надо задавать глупые вопросы.

— А когда вы сможете? — настаивала Валентина, чувствуя, как комок подступает к горлу.

— Не знаем ещё, — сказал отец, глядя в сторону. — Много дел у нас…

В этот момент к ним подошла тётя Надя.

— Здравствуйте, — обратилась она к родителям Валентины. — Рада вас видеть. Как дела?

— Всё хорошо, спасибо, — ответила мама, натянуто улыбнувшись. — Мы вот решили дочку навестить.

— Это очень хорошо, — сказала тётя Надя, глядя на Валентину с сочувствием. Она видела, как девочка расстроена тем, что родители не забирают её домой. — Валентина у нас большая умница. Хорошо кушает, спит и слушается воспитателей.

— Ну вот и отлично, — сказала мама, поправляя сумочку на плече. Она уже явно хотела уйти. — Нам пора ехать. Дел много.

Родители ещё раз обняли Валентину и быстро сели в машину. Девочка стояла у ворот, глядя, как «Москвич» выезжает со двора приюта. Слёзы застилали ей глаза. Она не понимала, почему родители оставили её здесь, почему они не хотят забрать её домой. В её детской душе зарождалась обида, которая с каждым днём будет становиться всё сильнее и сильнее. Она им этого никогда не простит. Никогда.

Годы шли. Валентина росла, взрослела, училась жить в мире, где не было родительской ласки и тепла. Приют стал её домом, а дети и воспитатели – семьёй. Она старалась не думать о родителях, о том, почему они её бросили. Но глубоко внутри, словно заноза, сидела обида, отравляя душу горечью и непониманием.

Валентина превратилась в Валю, а затем и в Валентину Сергеевну. Она окончила педагогический институт, вернулась в свой приют, но уже в качестве воспитателя. Теперь она сама заботилась о детях, дарила им ту ласку и внимание, которых ей самой так не хватало в детстве. Она знала, как важно для ребёнка чувствовать себя нужным и любимым, и старалась сделать всё, чтобы её воспитанники не испытали той боли и одиночества, которые ей пришлось пережить.

Однажды весенним вечером, когда Валентина Сергеевна уже собиралась уходить домой, в приют позвонили. Звонил мужчина, представившийся её отцом. Голос его был слабым и дрожащим. Он сказал, что её мать тяжело больна и хочет видеть дочь.

Сердце Валентины Сергеевны сжалось. Она не видела родителей много лет, и воспоминания о том дне, когда они оставили её у ворот приюта, вновь всплыли в памяти. Обида и боль вспыхнули с новой силой.

— Я… я не знаю, — пробормотала она, не зная, что ответить.

— Валентина, пожалуйста, — умолял отец. — Это может быть последний шанс… Она очень хочет тебя видеть.

Валентина Сергеевна замолчала. С одной стороны, она не могла забыть тот детский страх и одиночество, которые ей пришлось пережить. Но с другой стороны, это была её мать. Женщина, которая дала ей жизнь.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Я приеду. Скажите адрес.

Отец продиктовал адрес, голос его дрожал от волнения и, казалось, надежды. Валя записала его на клочке бумаги, рука её тоже немного дрожала. Закончив разговор, она долго сидела за столом, уставившись в одну точку. Мысли роились в голове, словно испуганные птицы. Что она скажет матери? Сможет ли простить её за то, что та сделала много лет назад? А стоит ли прощать?

Бессонная ночь растянулась в мучительную вечность. Валя вставала, ходила по квартире, пила воду, пыталась читать, но ничего не помогало. Образ матери, которую она почти не помнила, стоял у неё перед глазами. Всплывали обрывки детских воспоминаний: мамины руки, запах её духов, колыбельные перед сном. Эти воспоминания, словно яркие вспышки, прорезали мрак прошлого, вызывая в душе смешанные чувства – обиду, боль, но и какую-то непонятную тоску.

С утра, собрав волю в кулак, Валя решилась ехать. Наскоро одевшись, она выпила чашку крепкого кофе и вышла из дома. Погода словно отражала её настроение – пасмурная, серая, с низкими, нависшими тучами, грозившими дождём. На душе было так же мрачно и тревожно.

Дорога казалась бесконечной. Автобус плелся со скоростью улитки, останавливаясь на каждой остановке. Валя смотрела в окно, но не видела ничего вокруг. Мысли её витали где-то далеко, в прошлом, в том дне, который навсегда перевернул её жизнь.

Наконец автобус достиг нужной остановки. Валя вышла и огляделась. Район был ей совершенно незнаком. Старые, обшарпанные дома с пустыми глазницами окон смотрели на неё с укором. По узким улочкам сновали бездомные кошки. Достав из сумки заветный клочок бумаги с адресом, она медленно пошла к нужному дому.

Двухэтажное здание с облупившейся краской и проржавевшей крышей выглядело мрачно и угрюмо. Тёмные окна казались глазами, вглядывающимися в самую душу. Валя подошла к двери и нерешительно нажала на звонок. Сердце её колотилось, словно пойманная птица.

Дверь открылась, и на пороге появился отец. Годы не пощадили его: волосы побелели, лицо избороздили морщины. Он молча смотрел на дочь, и в его глазах читалась смесь радости, боли и вины.

— Валя… — прошептал он, голос его хрипел. — Ты пришла… Читать дальше…