— Ты чего такой смурной, Степан Михалыч? — окликнул сосед через забор. — Случилось чего?
Степан Петров стоял у колодца, рассеянно крутя ручку. Вода давно уже перелилась через край ведра, а он всё продолжал думать о чём-то своём. Услышав голос соседа, встрепенулся:
— А, Григорий... Да нет, всё путём. — И тут же, словно решившись: — Зайди-ка на минутку, разговор есть.
Григорий Кузнецов, потоптавшись для приличия у калитки, прошёл во двор. Степан молча кивнул на лавку под старой яблоней. Сели. Достали папиросы — привычный ритуал для серьёзного мужского разговора.
— Слушай, Гриш, ты ведь рядом с Соколовыми живёшь... — начал Степан, щурясь от табачного дыма. — Что там у них... как они?
Григорий помолчал, собираясь с мыслями. История соседских девчонок давно уже была притчей во языцех на селе. Три сестры, оставшиеся одни после загадочного исчезновения родителей, держались особняком, но по селу о них ходило много разговоров.
— Да что сказать... Девчонки работящие, скромные. Особенно младшая, Настасья. Красавица писаная, а глаза... эх! Только вот беда с ней приключилась...
Степан напрягся, но виду не подал: — Какая ещё беда?
— Да ты что, не слышал разве? — удивился Григорий. — Село-то у нас небольшое, все друг друга знают. Забеременела девка. А отец ребёнка, прости, Степан Михалыч, да только твой Андрюха и есть.
Повисла тяжёлая пауза. Только ветер шелестел яблоневыми листьями да где-то вдалеке лаяли собаки.
— С чего взял? — глухо спросил Степан.
— Да я ж не слепой, сосед. Видел не раз, как твой оглоец к ним по ночам шастал. Как вор какой-то, через забор... А девчонки одни живут, защитить некому.
Степан медленно затушил папиросу о край лавки. Лицо его потемнело, словно грозовая туча.
— Спасибо, что сказал, Григорий. — Он тяжело поднялся. — Пойду, подумать надо.
До самого вечера Степан просидел на поленнице за домом. София, жена его, несколько раз подходила, пыталась разговорить — всё без толку. Только когда солнце начало клониться к закату, Степан резко встал и направился в дом.
— София! — позвал он. — Собирай дочерей. Дело есть важное.
Через час в горнице собрались все три дочери: Марина, Татьяна и Наталья. Красивые, статные, все в мать — такие же чернобровые да румяные. Степан оглядел их тяжёлым взглядом и начал говорить.
Рассказал всё как есть — про Андрея, про Настю, про ребёнка. Дочери ахали, качали головами, но перебивать отца не смели. А когда он закончил, повисла тишина — такая густая, что, казалось, ложкой черпать можно.
— Вот что я скажу, — наконец произнёс Степан. — Позор это для нашей семьи. Но не тот позор, что дитё родилось, а тот, что мы до сих пор ничего не знали и не помогли. Ступайте к Насте. Разузнайте всё как есть. А ты, София, собери гостинцев для малого.
София засуетилась, начала доставать из сундука детские вещички, что остались от внуков, что-то из еды. А дочери переглянулись и, не сговариваясь, поднялись.
— Правильно батя говорит, — сказала старшая, Марина. — Пойдём прямо сейчас. Чего тянуть?
Дом Соколовых стоял на самом краю села. Старый, покосившийся, но чистенький — видно было, что девчонки следят за порядком как могут. Когда три сестры Петровы подошли к калитке, в окнах зажёгся свет, а потом послышались торопливые шаги.
На пороге появилась Ольга, старшая из Соколовых. Увидев нежданных гостей, побледнела: — Вам... вам кого?
— Нас отец послал, — мягко сказала Татьяна. — Поговорить надо, Оля. Можно войти?
В тесной горнице было чисто и опрятно, хоть и небогато. На комоде — вышитая салфетка, на стенах — старые фотографии. В углу тихонько посапывала детская люлька.
Настя сидела у окна, прижимая к груди спящего младенца. Совсем ещё девчонка — и глаза огромные, испуганные. Увидев сестёр Андрея, вся сжалась, словно ожидая удара.
— Не бойся, — ласково сказала Наталья, присаживаясь рядом. — Мы не ругаться пришли. Батя наш узнал обо всём, велел проведать тебя. Вот, гостинцев передал...
София постаралась на славу — собрала целый узел: и пелёнки, и распашонки, и еды всякой. Настя смотрела на всё это богатство, и слёзы катились по её щекам.
— Спасибо... — только и смогла выговорить.
— Ты нам правду скажи, — тихо попросила Марина. — От Андрея ребёночек-то?
Настя кивнула: — От него... Я никого другого и не знала никогда.
— А чего ж молчала? Почему к нам не пришла?
— Боялась... — прошептала девушка. — Думала, прогоните, опозорите перед всем селом. Андрей-то перед армией сказал, что вернётся — поженимся. А потом письма перестал писать...
Сёстры переглянулись. Вот оно что — брат-то их, видать, струсил, в кусты подался. Ну ничего, отец с ним разберётся, когда вернётся.
— Ты, Настенька, не переживай, — сказала Татьяна, гладя девушку по голове. — Теперь всё по-другому будет. Мы своих в беде не бросаем. А ребёночка покажешь?
Настя осторожно развернула одеяльце. В люльке спал маленький богатырь — пухлощёкий, темноволосый, точь-в-точь как Андрей в младенчестве.
— Ишь ты, весь в Петровых! — всплеснула руками Наталья. — И носик, и бровки — всё наше!
Домой возвращались уже в сумерках. Шли молча, каждая думала о своём. А дома их ждал отец — не лёг спать, всё сидел у окна, ждал новостей.
— Ну что? — спросил коротко.
— Правда всё, батя, — ответила за всех Марина. — И ребёнок точно Андрюхин — вылитый он в детстве.
Степан кивнул: — Так... Ну что ж, будем ждать сына из армии. А пока глядите, чтоб Насте с дитём ни в чём нужды не было.
Андрей вернулся из армии аккурат под Покров. Загорелый, возмужавший — не узнать прежнего сорванца. Отец встретил его во дворе, обнял крепко и сразу перешёл к делу:
— Сын Насти Соколовой — твой?
Андрей побледнел, но глаз не отвёл: — Мой, батя.
— Что ж письма перестал писать?
— Струсил... — признался Андрей. — Думал, может, обойдётся как-нибудь...
— Эх ты... — Степан покачал головой. — Ну да ладно, глупости позади. Завтра же пойдёшь к ней. Приведёшь в дом — и дитя, и её. Негоже моему внуку в чужом углу расти.
Но тут вмешалась судьба в лице двоюродной сестры Полины. Прознав о возвращении Андрея, прибежала, глаза горят:
— Андрюша! А я тебе новость принесла! Помнишь Дашку Смирнову из Ивановки? Она по тебе сохнет! И родители её не против — дом новый обещают и машину в придачу. А эта твоя Настька... ну что она может дать? Ни кола, ни двора...
Андрей заметался. Всю ночь просидел на той самой отцовской поленнице, курил одну за другой. А наутро пришёл к отцу:
— Батя, я передумал... Женюсь на Дашке Смирновой.
Степан долго молчал. Потом произнёс тихо, но твёрдо:
— Воля твоя, сын. Только знай: если Настя с ребёнком пришли в наш дом — они уже наша семья. Останутся здесь, вырастим внука. Захочет замуж за хорошего человека — благословим. А ты как знаешь... Хочешь дом да машину — иди. Только на свадьбу нас не зови.
Вышел, оставив сына одного. А тот снова отправился на поленницу — думать. До вечера просидел, а когда солнце село, вошёл в дом:
— Прости, батя... Дурак я был. Пойду к Насте.
... Прошло много лет. Андрей и Анастасия вырастили не только первенца, но и ещё троих детей. Дом их всегда полон смеха и радости. А старый Степан, глядя на внуков, часто вспоминает тот день, когда принял, возможно, самое важное решение в своей жизни.
Говорят, мудрость приходит с годами. Но иногда она живёт в человеке всегда — просто ждёт своего часа, чтобы проявиться. В тот день Степан Петров показал не только мудрость, но и то, что значит быть настоящим отцом и дедом. Он не просто спас двух молодых людей от ошибки — он подарил им шанс на счастье.
А сельчане, глядя на семью Петровых-младших, часто говорят: "Вот ведь как бывает — из такой истории, да такое счастье выросло!" И правда — нет в селе семьи дружнее и крепче. Может, потому что построена она не на богатстве и расчёте, а на любви, честности и родительской мудрости.
Каждый год на Покров вся большая семья собирается за общим столом. И первый тост всегда поднимают за Степана Михайловича — за его мудрое сердце и крепкую руку, что вывела детей на правильную дорогу.
А история эта до сих пор живёт в селе, передаётся из уст в уста как пример того, что родительская мудрость и любовь могут изменить судьбы людей. И каждый раз, когда её рассказывают, слушатели качают головами и говорят: "Вот это отец! Вот это человек!"
И правда — что может быть важнее, чем способность в трудную минуту принять правильное решение, поступиться гордыней ради счастья детей и внуков? Именно такие поступки и делают человека настоящим человеком, а жизнь — достойной того, чтобы жить.
Вам понравился рассказ?
Рекомендую: 👇