"Я просыпаюсь.
Я лежу на спине в лунном корабле.
Я один в 7K-Л1, установленном на ракете "Протон" на полигоне Тюра-Там.
Наконец-то настал этот день.
Я поднялся на борт корабля два часа назад. К нему мне пришлось ползти по доске, настоящей деревянной доске. (Эта миссия была спланирована в такой спешке, что не было времени на изготовление такой мелочи, как металлический пандус.) Затем мне пришлось пролезть через верхний люк лунного корабля, держась за настоящий веревочный трос, в то время как техники настороженно наблюдали за происходящим. Как только я устроился и пристегнулся, мы провели проверку связи с помощью антенн сверхвысокой частоты, но во время мониторинга других систем кто-то заметил низкое давление в баллоне с жидким кислородом на ступени блока D. Мне сказали подождать, пока они дольют в бак и проверят давление, чтобы убедиться, что утечки нет. Я был один на корабле, даже без иллюминатора — они закрыты до тех пор, пока не будет сброшен кожух после старта, — и я заснул.
Голос по радио в моей гарнитуре. Академик Мишин: “Кедр, это Заря-1”. (Те же позывные, что были у меня на "Востоке-1". Наземными станциями всегда являются Заря-1, Заря-2 и т.д. И у каждого космонавта есть кодовое имя. Остальные выбрали очевидные — Сокол, Ястреб, Орел, Беркут. Но я - Кедр.)
“Заря-1, это Кедр. Я чувствую себя хорошо”. По крайней мере, на этот раз мне удобнее; я в матерчатом комбинезоне, а не в скафандре. - Я... хорошо отдохнул. Проблемы?”
- Кедр, похоже, это неисправный датчик. Вы находитесь в пятнадцатиминутной готовности.”
“Очень хорошо, Заря-1”.
Миссия была подготовлена в обстановке строжайшей секретности.
Да, я прошел через обычные ритуалы — поход на Красную площадь, к Мавзолею Ленина и Кремлевской стене, — но в предрассветные часы, чтобы меня не заметили. Затем возвращаемся сюда, чтобы провести ночь в маленьком белом домике с кроватью на металлическом каркасе и с голым деревянным полом. Там же, где я спал шесть лет и шесть месяцев назад. Последняя ночь перед тем, как все в мире узнали мое имя. Последняя нормальная ночь в моей жизни.
На этот раз было решено, что не будет никаких перешептываний или слухов. Никаких намеков журналистам, что они должны быть готовы к важному событию. Шесть недель назад было проведено беспилотное окололунное испытание связки 7K-Л1, но что касается внешнего мира, то это всего лишь еще одно испытание. Корабль с манекеном, напичканным датчиками радиации, транслирующими записанные на пленку сообщения. Еще один Иван Иванович. Решение было принято на ночном заседании Государственной комиссии после подталкивания сверху; за ним последовали указы с грифом "НЕ показывать". РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПО СПИСКУ. И списки были короткими.
Объявление будет сделано по телевидению, когда я буду облетать Луну. И, конечно, тогда американцы уже ничего не смогут сделать. Мое лицо из капсулы и виды Луны с моего корабля будут транслироваться по телевидению, и все будут знать, что я был первым, что советский человек был первым. И Юрий Левитан зачитает это по радио. И люди снова будут аплодировать.
Да, именно так надо объявлять миру о важном событии. Зачем объявлять раньше времени? В лучшем случае все идет по плану, и где тут сенсация? Или, возможно, небольшая драма, какое-то неожиданное отклонение от плана. И хотя это вызывает интерес у людей, в то же время выставляет специалистов в дурном свете. Но объявить, что все сделано, что специалисты на космодроме работали в тайне и выполнили все идеально, и теперь, прямо сейчас, человек Земли, советский гражданин, облетает Луну... несомненно, это лучший способ объявить миру о таком событии.
“Кедр, дай нам информацию о системах жизнеобеспечения”. - говорит Мишин. Он по радио наблюдает за всем, точно так же, как Королев в то знаменитое утро. С Королевым — Сергеем Павловичем — у меня была естественная близость. Я был тем сыном, которого он хотел. Он был тем отцом, на которого я мог равняться. У нас с Мишиным таких отношений нет. Я - своенравный сын; он - отец, который беспокоится, что его недостаточно уважают. Но иногда удобно копировать форму прошлых вещей, даже если ощущение неправильное.
Я просматриваю показания приборов. “Давление в кабине – 1 атмосфера. Влажность воздуха – 60. Температура – 20 градусов.”
- Очень хорошо. готовность 10 минут.”
Вместо этого планировалось запустить "Союз" в апреле — отправить его в свой первый рейс с Комаровым за штурвалом. Тогда мы запустили бы еще один, чтобы они могли встретиться в космосе перед празднованием Первомая. Конечно, мы привыкли быть первыми — первый спутник, первый человек в космосе, первая женщина, первый мужчина, вышедший в открытый космос, и так далее. И это была бы первая физическая стыковка двух пилотируемых космических кораблей. Союз союзов! Более того, у нас была бы пересадка между двумя кораблями, чтобы отправить двух человек обратно на другом корабле, не на том, на котором они стартовали.
Но Белый ТАСС был полон черных новостей. Американская программа "Джемини" имела огромный успех. И, несмотря на недавние неудачи, они все еще на пути к полету на Луну с "Аполлоном". Какая наглость — говорить такие вещи публично, а потом доводить дело до конца! Это все равно что играть против баскетбольной команды, которая рисует свои схемы игры на доске для всеобщего обозрения, но настолько сильна, что в конечном итоге выигрывает. Единственная тактика против такого противника - это хитрость и коварство. Вы не можете играть в одни и те же игры — это самый верный путь к поражению. Кроме того, были проблемы с Профсоюзом, которые не удалось устранить вовремя. Таким образом, миссия Комарова была отменена.
Ни в коем случае нельзя было быть уверенным, что мы сможем сделать что-то лучше. Смерть Сергея Павловича в прошлом году стала большим ударом. Но Мишин - компетентный инженер. Какими бы ни были его недостатки как лидера, мы здесь, и пришло время сделать это. К тому же, на этот раз мы не используем ускорители Королева. Перед падением Хрущева Челомей добился необходимых указов для разработки ракеты "Протон", на которой я лежу, и для начала полет вокруг Луны.
Итак, мы закладывали основу для этого в течение некоторого времени. И когда пришло известие о пожаре в "Аполлоне" — что ж, конечно, это было печально и унизительно. Я надеюсь, что есть уровень за пределами политики или идеологии, на котором мы все можем оплакивать подобные вещи. Для нас в Звездном городке — когда—то 41-м километре, когда-то Зеленом городе - это было особенно отрезвляюще. В конце концов, это была первая гибель людей на космическом корабле — четкое напоминание о том, что однажды мы потеряем кого-то во время настоящего космического полета. Но после первоначального всплеска эмоций всегда приходит продуманная мысль. И это было так: у нас есть некоторая передышка. Они споткнулись, и мы можем ступить вперед.
Итак, решение: запустить окололунный полет в октябре 1967 года, чтобы приурочить его как к 10-летию нашего первого спутника, так и к 50-летию Октябрьской революции. Триумф, который напомнит о прошлых триумфах, но в то же время превзойдет их.
“ Пятиминутная готовность, Кедр.
- Понятно. Я чувствую себя хорошо”.
Переключатели и датчики. Ручки и кнопки. Маленький глобус под стеклом. Все выглядит прекрасно. В глубине души я чувствую неуверенность. Мы готовились в спешке. Но все выглядит так, как и должно выглядеть.
“Готовность одна минута, Кедр”.
Это то, что я хочу услышать. Я улыбаюсь, хотя и не знаю, видит ли это камера. “Я готов”.
Я ждал этого дня две трети десятилетия. Ждал этого момента. Обратного отсчета для наших запусков нет. Последние секунды пролетают беззвучно. Начинаю телеметрию. Миллиметровая бумага, перекатывающаяся под ручками, рисует вершины и впадины Протяжка один! - Есть ключ на старт - отвечает оператор, - Продувка! - Есть протяжка один! - Ключ на дренаж! - Есть продувка! - Зажигание! - Есть ключ на дренаж. Есть дренаж! И наконец: “Запуск”.
Подо мной открываются насосы. Ракета просыпается. Четырехокись азота и гептил воспламеняются при контакте. Ядовитые драконьи химикаты. Коричневато-желтых облаков я не вижу. И огонь. (Моя жизнь была выкована в огне — детство на Великой Отечественной войне, юность на литейном заводе в Люберцах, взрослая жизнь, проведенная за различными реактивными двигателями. Тогда, с Востоком-1, вы могли бы сказать, что я заново родился из огня. А теперь еще и это.)
Я чувствую, как по моей спине пробегает гул, и волоски на моей руке покрываются мурашками, и я чувствую, как ракета начинает подниматься, и сквозь шум я слышу голос по радио: “Старт”. И меня вдавливает в кресло пилота, но я ловлю себя на том, что кричу: “Ну вот, снова началось!”
Ракета неумолимо движется вперед. Вскоре у меня сжимается грудь. Но я помню о тех, кто в ЦУПе и хочу их успокоить. “Я в порядке, у меня отличное настроение, ракета работает отлично”. У меня такое чувство, что я повторяюсь с прошлого раза. Но это и к лучшему. Диалог по радио скучен. Мы говорим короткими предложениями и передаем только необходимую информацию. Может быть, несколько банальностей. Мы можем подробно поговорить позже. Во всяком случае, я слишком взволнован, чтобы быть глубокомысленным.
Срабатывают пиротехнические заряды, и первая ступень отпадает. Зажигаются двигатели второй ступени. Мои глаза скользят по часам миссии. Прошло чуть больше двух минут. Я беспокоился о ракете Челомея, но она делает все, что от нее требуется. И двигатели Глушко работают отлично. Так что все идет, как и ожидалось. “Постановка завершена”, - кричу я.
Возможно, вы разочаруетесь, узнав, что на самом деле никто не выводит ракету на орбиту. Гироскопы, топливные насосы и таймеры зажигания откалиброваны практически для всего, поэтому мы ограничиваемся мониторингом систем. Моя хрупкая жизнь ненадежно взгромоздилась на пылающий пьедестал, который в любой момент может опрокинуть, раздавить и испепелить меня, отправить мои раздробленные почерневшие кости падать в казахскую степь. Возможно, у меня есть секунда или две, чтобы избежать этой участи, потянув за ручку аварийной вышки, которая освободит мой космический корабль от предположительно взорвавшейся ракеты-носителя. Поэтому я должен внимательно следить за приборами. Помимо отчета о моем статусе, это моя единственная задача: быть готовым. Быть, в общем-то, а не делать.
Мое тело сотрясается, когда ракета грохочет подо мной. Но вскоре появляется приятная гладкость. Устойчивое ускорение. Меньше ударов. Атмосфера становится все более разреженной.
Затем раздается свист, когда спасательная башня отъезжает в сторону. Защитный кожух уходит в сторону, и я могу увидеть свои первые проблески снаружи: дугу облаков и темнеющее небо.
•••
Это небольшой фрагмент книги Геральда Бреннана "Публичное одиночество. Полет Юрия Гагарина вокруг Луны" 2017 года.
Октябрь 1967 года. Юрий Гагарин сидит на вершине ракеты-носителя «Протон», готовый к старту. После нескольких бурных лет, проведенных в обществе, он был тайно избран капитаном для последнего космического полета Советского Союза: первого пилотируемого полета вокруг Луны. Вторая история из серии «Измененный космос», «Публичное одиночество» - это подробный и образный взгляд на страну и космическую программу с любопытной шизофренией в отношении публичности и секретности. Основанная на обширном исследовании, это живая и литературная история реального человека, который вывел человечество в космос.
