Пролог
Серебряный век — период в истории русского искусства, относящийся к концу XIX - началу XX века. Казалось бы, что общего и какая может быть связь, к примеру, между возвышенной, утонченной русской поэзией рубежа веков и английским боксом – грубым и жестоким занятием, каким он представлялся в сознании большинства современников? Жизнь богата на парадоксы и, пожалуй, бокс в эпоху Серебряного века – один из них.
Серебряный век породил множество направлений и течений в философии и искусстве. Важно отметить, что Серебряный век русского искусства – это вовсе не узконациональное явление, а лишь обрётшее национальные черты следствие кризиса, охватившего всю европейскую культуру в конце XIX века. Общеевропейским трендом рубежа веков стал пересмотр моральных ценностей, обращение к идеалистической философии и нигилизм в оценке прогрессивных идей. Деятелей культуры, вне зависимости от национальной принадлежности, объединяло одно – поиски новых смыслов, художественного языка, способов и форм самовыражения.
Каким образом столь мало совместимые вещи, как бокс и литература, неожиданно переплелись и влияли друг на друга? Почему бокс столь притягателен для богемы? Как к людям искусства начала прошлого века относились сами боксеры? Обо всем этом (и не только) пойдет речь в статье.
Владимир Маяковский
Какие ассоциации возникают при упоминании искусства Серебряного века? Думаю, у большинства, кто когда-либо интересовался этим, первое, что приходит в голову – декаданс, настроение упадка, томные, болезненного вида барышни и рефлексирующие молодые люди. Во многом так и есть. К примеру, если обратиться к поэзии символистов Валерия Брюсова, Константина Бальмонта, то в основе их творчества – мистика и символ как способ выражения этой мистики. Можно вспомнить и громкие имена младо символистов Александра Блока и Андрея Белого, опиравшихся в своем творчестве на философские и религиозные изыскания. Естественно, что ни у кого из вышеперечисленных поэтов не было и намека на интерес к боксу.
Но тем и замечателен Серебряный век, что породил множество направлений и течений в философии и искусстве, напрямую противоречащих друг другу. Представители одного из таких течений, а именно – кубофутуризма, провозгласили культ технического прогресса, индустриализации и открыли новый жанр — плаката и стихотворных лозунгов. Самый известный представитель кубофутуризма – Владимир Маяковский, позже – главный трибун Октябрьской революции. В кубофутуризме нет и намека на декаданс или настроение упадка, напротив – мужественный и твердый взгляд на жизнь, стремление к техническому прогрессу и физическому совершенству. Оттого-то естественным видится интерес Владимира Маяковского к боксу – виду спорта, где есть место и мужеству, и смелости, и физическому совершенству. Маяковский не просто интересовался, но и активно занимался боксом! В период с 1925 по 1927 годы он тренировался в спортивном клубе «Трехгорка» под руководством тогда еще совсем молодого, начинающего тренера и действующего боксера – Ивана Степановича Багаева. Поэт относился к спорту добросовестно и, со слов Ивана Степановича: «На тренировках сил не берег, работал на выкладку». Обладая от природы большой физической силой, при росте под 190 см, был прекрасно сложен и резок. Владимир Маяковский вполне мог добиться успеха на боксерском поприще. Чего хотя бы стоит эпизод на одной из тренировок, когда плотно набитый мешок прорвался, не выдержав мощных ударов поэта. При этом Маяковский не отличался в жизни воинственностью и признавался своему другу Николаю Асееву, что никогда не позволял себе драться. В боксе он видел не только красоту спорта, но и прикладной характер искусства кулачного боя. Свое отношение Владимир Маяковский выразил, как и подобает поэту, в стихотворении «Мускул свой, дыхание и тело тренируй с пользой для военного дела», где есть такие строки:
Знай
и французский
и английский бокс,
но не для того,
чтоб скулу
сворачивать вбок,
а для того,
чтоб, не боясь
ни штыков, ни пуль,
одному
обезоружить
целый патруль.
Хорошо сказано, образно и метко! К словам поэта-классика трудно что-то добавить.
Владимир Набоков
Другой классик русской литературы – нобелевский лауреат Владимир Набоков, широкой аудитории больше известен, скорее, как прозаик, однако в юности главной его страстью была поэзия. К грандам Серебряного века Набокова, конечно, отнести нельзя, но попытку оставить определенный след в поэзии этого периода он предпринял. Несколько фактов: в 1916 году вышел его первый поэтический сборник «Стихи», в январе 1918 года в Петрограде – совместный поэтический сборник с Андреем Балашовым «Два пути». Находясь в Ливадии, Набоков встречается с Максимилианом Волошиным, который знакомит его с метрической теорией Андрея Белого – видного представителя поэзии Серебряного века и, как следствие, в крымском альбоме «Стихи и схемы» Набоков публикует свои стихи.
Однако вернемся к нашей теме, обратимся к боксу и его роли в жизни писателя. Владимир Набоков с детства обучался не только фехтованию, что было в общем-то обычной практикой в дворянских семьях, но, по инициативе отца, еще и боксу. Как образно выразился писатель в своей автобиографической повести «Другие берега», в домашней библиотеке «приятно совмещались науки и спорт: кожа переплетов и кожа боксовых перчаток».
Практические боксерские навыки, приобретенные дома, пригодились Владимиру в жизни – как в юношеские годы, когда в школе он удивлял своих сверстников, приводя в чувство задир и драчунов приемами английского бокса, так и в более зрелые годы, уже в эмиграции, когда Набоков применял боксерские навыки в повседневной практике (известны несколько случаев, о которых упоминает биограф писателя Томас Урбан). О том, что писатель знал не понаслышке, что есть бокс, говорит и такая цитата писателя, не лишенная некоторой самоиронии: «Спешу предупредить, что в таком ударе, вызывающем мгновенный обморок, нет ничего страшного. Напротив. Мне самому пришлось это испытывать, и могу заверить, что такой сон, скорее, приятен».
Эмигрировавшему аристократу, лишившемуся состояния в результате революционных событий на родине, в безденежные времена в Берлине пригодились навыки, приобретенные в юности, позволившие давать уроки бокса и организовывать спортивные турниры. Более того, как натура творческая, Владимир Набоков не ограничился только уроками, а подготовил доклад «Красота спорта и в особенности искусства бокса», выступив с ним на литературном вечере в Берлине.
Что такое бокс в понимании и восприятии писателя, лучше всего скажет он сам, для этого достаточно привести несколько выразительных цитат из статьи Набокова о поединке Брайтенштретер — Паолино, представляющей собой по-настоящему литературное и образное описание бокса.
Первая цитата иллюстрирует взгляд Набокова на то, что есть искусство бокса:
«Дело, конечно, вовсе не в том, что боксер-тяжеловес после двух-трех раундов несколько окровавлен, а белый жилет судьи имеет такой вид, словно вытекли красные чернила из самопишущего пера. Дело, во-первых, в красоте самого искусства бокса, в совершенной точности выпадов, боковых скачков, нырков, разнообразнейших ударов, согнутых, прямых, наотмашь, - и, во-вторых, в том прекрасном мужественном волнении, которое это искусство возбуждает».
Вторая – о тех чувствах, которые пробуждает бокс у зрителей с точки зрения автора:
«…в душах и мышцах всей этой толпы, которая завтра рано утром разойдется по конторам, лавкам, заводам, - было одно и то же прекрасное ощущение, ради которого стоило свести двух отличных боксеров, - ощущение какой-то уверенной искристой силы, бодрости, мужества, внушенных боксовой игрой. И это играющее чувство, пожалуй, важнее и чище многих так называемых «возвышенных наслаждений».
Приведенные цитаты в полной мере передают не только личное отношение писателя к искусству бокса, но и понимание того, что есть бокс, а о значении и важности этого вида спорта говорит следующее высказывание писателя: «Особенно важен бокс, - и мало есть зрелищ здоровее и прекраснее боксовых состязаний».
Бернард Шоу
Популярность боксерской тематики в западноевропейской художественной литературе конца XIX—начала XX века была намного большей, чем в русской, и обусловлена тем невероятным интересом, который приобрел бокс на западе. Как говорится, «звезды сошлись», и в период, когда бокс стал чрезвычайно популярен и даже моден, западная литература была также на подъеме, дав миру выдающихся авторов, среди которых было немало интересовавшиеся боксом и знавших толк в этом деле. Так вышло, что самые известные и яркие произведения о боксе написаны именно тогда – на рубеже веков, и одно лишь перечисление имен авторов – классиков мировой литературы, производит большое впечатление: Бернард Шоу, Артур Конан Дойл, Джек Лондон и, конечно же, Эрнест Хемингуэй.
Одним из первопроходцев, обративших внимание в своем творчестве на тему бокса, можно считать знаменитого ирландского драматурга Бернарда Шоу, удостоенного Нобелевской премии по литературе в 1925 году, который занимался боксом в молодости и писал эссе к боксёрским поединкам. Его роман «Профессия Кашеля Байрона», изданный в 1886 г., повествует об отпрыске благородного семейства, решившего сделать карьеру на ринге. Позже роман был переработан в пьесу, и в одной из первых постановок главную роль исполнил не кто-нибудь, а экс-чемпиона мира в тяжелом весе Джеймс Корбетт. Пьеса пользовалась неизменным успехом у публики, и, со слов самого Бернарда Шоу: «Американские дамы были без ума от «Джентльмена Джима». Каждая из них мечтала выбежать на сцену, и на два часа стать Лидией Карью».
Бернард Шоу сохранил интерес и любовь к боксу на протяжении всей жизни, слыл поклонником знаменитого француза – чемпиона мира Жоржа Карпентье, по прозвищу «Орхидейщик». Бернарду Шоу, как настоящему «инженеру человеческих душ», интересна была не только зрелищная сторона боксерских состязаний, но, прежде всего, проявления личностных качеств героев и их мировосприятие. Вероятно, в этом одна из причин многолетних дружеских отношений, сложившихся с выдающимся боксером, чемпионом мира, «Боевым морпехом» Джином Танни –основоположником техничного, интеллектуального бокса. Эпическому противостоянию Джина Танни с Джеком Дэмпси, представлявшему совершенно иной – неистовый, агрессивный, бескомпромиссный и наступательный бокс, посвящена Статья от 5 июля 2024г. «Безжалостный Джек Демпси и блистательный Джин Танни»
Выдающиеся люди, каждый в своем деле, оставались близкими друзьями несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте! Красноречивее всего об отношении великого драматурга к выдающемуся боксеру говорит высказывание Бернарда о Джине: «Как все знают, мне не даются близкие личные дружеские отношения, и Джин Танни – один из немногих, к кому я испытываю тёплую привязанность. Он в числе немногих мужчин, чья компания мне нравится».
Джин Танни был не менее комплиментарен, отзываясь дружбе с Бернардом Шоу: «Одним из самых ценных подарков судьбы для меня стала дружба с Шоу. Он был человеком, который жил личностью в некоем духовном и интеллектуальном мире, свободном от мстительности или злобы, с любовью к человечеству, но застенчивостью, в которую смогли проникнуть лишь немногие. Я горжусь тем, что знал его».
Дружба Бернарда Шоу и Джина Танни – отличный пример, дающий ответ на вопрос, что в эпоху Серебряного века могло связывать представителей богемы и бокса. Ответ видится в том, что Шоу и Танни, каждый будучи, по сути, новатором в своей области, преобразуя ее, наполняя новыми смыслами, поднимая на более высокий уровень понимания и обобщения, представлял из себя личность неординарную и оттого притягательную. Этим во многом объясняется встречный интерес Джина Танни к представителю, казалось бы, бесконечно далекой от бокса сферы человеческой деятельности, какой является литература. Общение талантливых, творческих натур часто продуктивно и не сводится лишь к обоюдной симпатии. Общение с маститым литератором не прошло бесследно, и Джин попробовал свои силы в эпистолярном жанре, написав книгу «Мужчина должен драться». Конечно, уровень литературы Джина сопоставим, скорее, с уровнем бокса Шоу, нежели с его драматургией, но это не столь значимо. В данном случае важен сам факт взаимного влияния людей из разных сфер, но которых объединяет талант и творческое начало.
Эрнест Хемингуэй
У Джина Танни сложились добрые, дружеские отношения не только с драматургом Бернардом Шоу, но и с другим грандом мировой литературы, на этот раз ровесником – Эрнестом Хемингуэем, который был буквально поглощен своей страстью к боксу: посещал все значимые бои и не упускал возможности завести знакомства со знаменитостями своего времени. Так, в кругу знакомств писателя оказался и главный соперник, а позже – добрый приятель самого Джина Танни, неудержимый и неистовый кумир американской публики, «народный чемпион» Джек Демпси.
При этом интерес классика американской литературы не ограничивался лишь созерцанием боксерских поединков и общением со знаменитыми чемпионами. Эрнест активно занимался боксом сам. Известен тот факт, что своем доме в Ки-Уэсте он соорудил ринг, где, устраивая любительские турниры, дрался сам и выступал в качестве судьи. Неутоленная жажда боксерской славы у Хемингуэя буквально рвалась наружу, а иногда приобретала и весьма рискованные формы. Искренне веря в свои силы и способности, Эрнест, демонстрируя даже не бесстрашие, а, скорее, безрассудность, вызвался провести спарринг с самим Джеком Демпси. К счастью, у «Малыша Блэки» хватило благоразумия не делать из будущего нобелевского лауреата инвалида. Сам Джек так вспоминает этот эпизод своей жизни: «Ему было лет двадцать пять, он был в отличной форме и считал себя хорошим боксёром. Я довольно неплохо разбираюсь в людях, в мужчинах уж точно. Если бы я вышел с ним на ринг, Хемингуэй бросился бы на меня из своего угла как сумасшедший. Чтобы остановить его, пришлось бы бить всерьёз, по-настоящему жёстко, а я этого не хотел».
Но Хемингуэй был чрезвычайно настойчив в своих желаниях встретиться на ринге с чемпионом мира. Свою мечту он реализовал, организовав спарринг с Джином Танни. О том, чем закончился этот эксперимент, поведал в своих воспоминаниях сам «Боевой морпех»: «Вдруг Эрнест сблизился со мной и начал выбрасывать свинги (размашистые боковые удары). Он попал и рассёк мне губу. Пошла кровь, и Хемингуэй стал наносить удары по моим локтям. «Эрнест, остановись, пожалуйста», — сказал я, но он продолжал бить. Я решил, что ему не повредит небольшой удар по печени. Чтобы точно попасть в печень, нужно выбрать правильный момент, я так и сделал. Я немного забеспокоился, если честно. Колени Эрнеста подогнулись, лицо посерело, и я подумал, что он сядет на пол. Но он остался на ногах. Следующие несколько часов Эрнест был довольно мил со мной».
Этот случай, в общем, показывает, что Хемингуэй совершенно верно понимал философию бокса – если уж вышел на ринг, то показывай все, на что способен, и не важно, кто перед тобой, и что будет дальше. Темы бокса писатель неоднократно касался в своих произведениях, и детали, на которые он обращает внимание, вещи, что описывает, говорят о знании бокса, процессов, происходящих как на ринге, так и вне ристалища. Глубокое погружение автора в тему бокса хорошо видно из рассказа «Пятьдесят тысяч», повествующего об истории про подставной бой, где писатель демонстрирует не просто глубокое и тонкое понимание бокса, но и предстает как человек, который «может видеть невидимое» – то, что доступно только профи.
О значении бокса в своей жизни Эрнест Хемингуэй как-то сказал: «Бокс научил меня никогда не оставаться лежать, всегда быть готовым вновь атаковать… быстро и жестко, подобно быку». При этом значение бокса, конечно, не ограничивается лишь личностью Хемингуэя, а напрямую затронуло и его творчество, потому как Бокс, по существу, стал идеальным выражением обобщённого героя Хемингуэя.
Послесловие
Какие времена, такие и герои. Изучение исторического контекста, знакомство с представлениями, царившими в обществе Серебряного века, приводят к мысли, что популярность бокса у богемы – явление закономерное. На рубеже веков и сломе эпох бокс стал не только олицетворением мужества, бесстрашия и благородства – черт, востребованных во все времена, но и был новомодным явлением, ломающим стереотипы и будоражащим воображение творческих натур...
Юрий Хас
Спасибо за лайк!
Подписывайтесь на канал о примечательном из мира бокса!
Адрес в Telegram: https://t.me/GeneSis_DF
