Ура, осень кончилась! Никогда не понимала нашего великого СанСергеича, который так любил осень. Если не врал в своих дневниках, письмах и стихах, то именно осень у него была любимым временем года. Бррр… я и раньше осень не любила, а с тех пор, как у меня появились собаки (Боже, благослови моего сыночку), я осень не-на-ви-жу! Попробуйте два раза в день погулять под дождем с двумя крупными собаками, потом каждой вымыть не только лапы, но и пузо. А, если на пути попались крупные лужи, то лабрадора придется мыть полностью. Хорошо еще, что хаски воду не любят и в лужи, приличная девочка, не лезет. Потом обеих сушить, чтобы через некоторое время все опять повторилось.
Странное дело, весной та же маета со слякотью, грязью и собаками, но весну я люблю и все эти грязные заботы не раздражают. Значит, дело все-таки не в сырости и грязи? Может быть, в отсутствии солнца? Весной ведь вся эта слякоть как раз благодаря яркому солнышку, когда снег начинает усиленно таять. А осенью… небо низкое, такое же грязное, как и то, что дождь творит на земле. Короче, не время года, а время депрессии…
И не надо мне тут про «у природы нет плохой погоды». Есть!
Вы думаете, я ныть тут собралась? Вовсе нет. Просто подумала, что про лето моего детства я писала вот тут. Про зиму детства писала вот тут. Надо бы закончить эти «времена года». Весна придет и про нее я напишу с удовольствием, хотя бы потому что у меня день рождения весной.
А вот что написать про осень? Именно осень детства. Знаете, что у меня в памяти, кроме первого сентября и седьмого ноября? Картофельная каторга! Ни больше, ни меньше, именно каторга и каждую осень моего золотого советского детства.
Картошки у нас всегда сажали много. Себе на еду, скотине на еду, еще кому-нибудь на еду, потому что сдавали излишки картошки за денежку малую. А если не на еду, так на спиртзавод, но все равно за денежку. Вот и нужно было выкопать в каждом сентябре эту картошку у себя на трех огородах, потом помочь выкопать картошку отцовой родной сестре, ибо разведенка и троюродной отцовой сестре, ибо вдова. А еще мы с моей подружкой Валей должны были выкопать картошку старикам, за которыми ухаживали в рамках тимуровского шефства. Ой, еще ж всей школой ездили копать совхозную картошку. Ну, там было повеселее, там можно было и посачковать. Во всех остальных случаях брак в работе строго пресекался и наказывался. Вот и скажите, что можно вспомнить приятного и позитивного, если перед глазами до сих пор только горы картошки, ведра картошки, поля картошки….
И все же есть одна, только одна осень, которую мне есть за что вспоминать с удовольствием. С удовольствием и даже с благодарностью за дождь, за грязь и слякоть. Не будь их, этих мерзких осенних дождя и слякоти, ничего бы не случилось.
Я назову эту осень последней осенью детства. Потом пришлось стремительно взрослеть. Да и картошку больше копать не пришлось, как то потом она без меня выкапывалась… ))))))
Эта осень была в 1985-м году. Я только-только поступила в Челябинский институт культуры. Ой, про студенческую жизнь я отдельно напишу, пока только про осень.
Не успели мы проучиться несколько дней, как нам объявили, что мы, весь первый курс обоих факультетов: библиотечного и культпросвета едем в совхоз… НА КАРТОШКУ!!! Руководство института понимало, что идея студентам не понравится и решило заманить нас обещанием недельных каникул после этой картофельной каторги. Мы, первокурсники, едва-едва оторвавшиеся от мам и пап и поэтому еще жутко по мамам и папам скучавшие, на эту замануху повелись. Я точно! Я так тосковала по дому, что рыдала по ночам. А тут целая неделя дома. Да пофиг на эту картошку!
Но мой рассказ не про картошку. Наверное, этой недельной поездке стоило бы посвятить отдельный рассказ, хотя бы потому, что сейчас деревню Муслюмово Кунашакского района Челябинской области называют уральским Чернобылем. Тогда, в сентябре 1985-го года до Чернобыля оставалось еще полгода. Не буду сейчас пересказывать то, что в интернете можно прочитать и без меня. Тогда мы ни о чем не знали и собирали, судя по всему, радиоактивную картошку, которая тоже шла на спиртзавод. Так что, если что, я не виновата, наши советские алкаши пили радиоактивную водку. Забегая вперед, спешу успокоить, что за все эти прожитые после недели в Муслюмово 40 лет, никаких последствий радиации я на себе никак не ощущала (тьфу-тьфу-тьфу).
Из множества забавных мелочей, случившихся в ту неделю расскажу лишь про одну. Хотя, как одну? Эта мелочь случалась со мной не по одному разу за день всю неделю. Деревня Муслюмово – башкирская деревня. В ней не было ни одного русского жителя. И, каково же было мое удивление, когда все местные бабули и дети заговаривали со мной на своем языке. Причем, я же нигде в одиночку не передвигалась, всегда в компании таких же 17-летних девчонок. И на башкирском заговаривали только со мной. А, когда я говорила, что не понимаю их языка, бабули начинали ворчать, что я плохая татарка, я не знаю родного языка. Если бы это случилось один раз, можно было б отмахнуться. Но когда это происходит на дню по нескольку раз в различных вариациях, то это очень сильно удивляло. Башкиры почему-то принимали меня за татарку, а, поскольку, их языки очень похожи, заговаривали со мной на башкирском. У нас в группе была чистокровная татарка – Лариса Асадуллина, голубоглазая блондинка, которую легче было немкой посчитать, чем татаркой. Правда, считать, конечно, можно было, но самой ей говорить об этом не стоило. Ну, или если только позлить хотелось. Потому что на все подозрения в ее нетатарскости Лариса жутко обижалась. Я ее понимала и обижалась на все подозрения в моей нерусскости. В общем, решила, что приеду домой и потребую от отца отчета: что там с нашей чистейшей русской кровью (по его утверждению), если люди меня принимают за татарку?
Мой осенний рассказ только начинается, дорогой читатель. Это было лишь предисловие, чтобы ты понял, как и почему со мной случилось то, что я собираюсь рассказать.
Неделю отдыха после картофельной каторги нам дали, не обманули. Едва вернувшись в Челябинск, отмывшись и переодевшись в сухое, мы все рванули в билетные кассы. Кто в железнодорожные, кто в автобусные, - в зависимости от места проживания. Причем, в кассы мы отправлялись сразу с вещичками, потому что билеты брали с краткой формулировкой «на ближайший до…». Я брала билет на ближайший до станции Булаево. Сейчас эта станция фактически недоступна, потому что находится она в Северо Казахстанской области. Тогда же у нас была одна общая страна и Булаево не было заграницей. Я из Челябинска ехала до Булаево, там пересаживалась на автобус, еще 115 км и вуаля, я дома. Вот так вот, чтобы с Южного Урала мне попасть в мою Западную Сибирь, необходимо было сначала попасть в Северный Казахстан.
На следующий день, когда поезд приближался к Булаево, меня начали терзать смутные сомнения. Все дело в том, что дождь не прекращался ни на минуту, а до меня только сейчас дошло, что те 115 км, которые мне нужно было доехать до родного села на автобусе, они все проходят по НЕ асфальтированной дороге. То есть, автобус идет только при условии идеальной погоды! Я всего второй раз ехала подобным маршрутом, первый был сразу после абитуры. Это потом, все четыре года учебы я уже была опытной и ездила либо через Омск, либо через Екатеринбург. Крюк длиннее, но в условиях непогоды стопроцентный. А пока я даже не подумала об этом заранее, только в поезде осенило.
Вышла в Булаево из поезда и пошла в здание вокзала рыдать и думать что дальше делать. Идти на переговорный и звонить домой даже в голову не пришло: чем они могли мне помочь, только расстроятся. Послонялась по вокзалу, поела в вокзальном буфете. Этот булаевский привокзальный буфет был замечательный, никогда не упускала возможности в нем поесть. После еды начала конструктивно размышлять: что делать дальше? Возвращаться в Челябинск или брать билеты и ехать дальше до Омска? И в ту, и в другую сторону до ближайшего поезда было много времени и я решила сходить на автовокзал. Понятия не имею, зачем. Дождь по-прежнему лил и автобуса в мое Сладково быть не могло в принципе.
На автовокзале начала рассматривать расписание автобусов. Времени было часов пять-шесть вечера. И мое зрение зацепилось за название «Совхоз Советский». Что-то такое знакомое было именно в этом словосочетании. Не Поселок Советский, например, а именно Совхоз Советский. Из расписания следовало, что автобус в этот совхоз идет через 15 минут и этот автобус последний на сегодня. Не в Совхоз последний, а куда либо вообще с автовокзала. Думать было некогда. Я взяла билет и поехала в этот неведомый, но почему-то знакомый Совхоз Советский.
Только в автобусе, видя, как за окном сгущается черная непроглядная осенняя даже не темнота, а чернота, я начала думать: а куда я еду? Что меня так торкнуло при этом «Совхоз Советский»? Откуда я знаю это название? Стопудов, от отца, только он знал свою родню до десятого колена. Кто и какие родственники могут здесь быть?.. В голове возникло «Король». Отцовским голосом. Король, король, король…. Наверное, фамилия у родственников Королёвы. Дальше в памяти возникли имена: Дуська и Любка. Именно в таком варианте. И опять отцовским голосом. Имели ли эти Дуська и Любка отношение к Королю и имели ли они все вместе отношение к Совхозу Советский, я понятия не имела, просто ехала. А куда мне еще было деваться? Когда мы въехали в населенный пункт, я запаниковала. Вместо ожидаемой деревни, где обычно все жители друг друга знают, я увидела двух и трехэтажки. Мама дорогая, это ПГТ! Поселок городского типа!!!
Нас высадили у закрытого на ночь автовокзала. Темень кромешная. Дождь. И 17-летняя дурочка одна-одинешенька, потому что все попутчики мгновенно разошлись. Так, думаю, нужно найти ко-то, причем пожилого возраста. Они живут здесь давно и в отличие от молодых знают если не всех, то многих. Ха, найти. Под таким дождем. Решила пройти вдоль улицы от автовокзала. Но, если у автовокзала хоть какое-то освещение было, то на улице только свет тусклых окон. А эти окна еще за растительностью в палисадниках. Короче, никакого освещения, хоть глаз выколи. И тут вижу, навстречу двигается человеческий силуэт. Причем, женский. И, судя по походке, тот, что нужно, пожилой. Я сделала как можно более жалостливую интонацию голоса: «Здравствуйте. Извините, пожалуйста, вы не подскажите, где Королевы живут?»…» Её ответ был, как гимн счастью: «Дуся?...» Эта добрейшая, прекраснейшая из женщин начала объяснять мне дорогу: «Вот здесь пойдешь до дома с зеленой крышей, свернешь в проулок, пройдешь прямо, свернешь на…» Короче, что-то подобное. Помню, что еще подумала: а как я в такой темноте разгляжу зеленую крышу и синие ворота, которые и означали дом той самой неведомой Дуси Королёвой.
Я дошла. Я нашла эти синие ворота и уперлась в них. Конечно, калитка была закрыта на ночь, а крыльцо дома было далеко-далеко от калитки. Как стучать? Кричать? Начала шарить рукой по калитке и нащупала кнопку электрического звонка.
На мой трезвон на крыльце сначала зажегся свет. Затем на крыльцо вышла женская фигура и очень неприветливым голосом закричала «Кто там?» Я вспомнила про эффективность жалостливого девичьего голоса. «А Королёвы здесь живут?». Она в ответ так же очень неприветливо «А чЁ надо?...» Знала бы я, чЁ мне надо… Нет, я то знала, не знала лишь на фига оно ей надо. «Откройте, пожалуйста…». Женщина постояла. Развернулась и зашла в дом. Мама дорогая….Что делать-то теперь? Но, оказалось, что женщина обувалась. Она подошла к калитке и, не открывая её, глядя на меня через верхнюю полую часть, опять спросила: «Ты кто?...»
Темень была такая, что даже в упор, просто по разные стороны калитки, я не видела ее лица. Соответственно, она меня тоже не могла видеть. Я промямлила «Я дочь Михаил Баранова»… А в ответ тишина… Несколько секунд. А потом: «Да как же это… Да откуда ж ты… Да милая ты моя…» И все это одновременно с открыванием замков калитки, обниманием, выхватыванием моей сумки и движением по направлению к крыльцу дома.
Потом был РАЙ! Тепло, сухо, сытно и вкусно. Тетя Дуся позвонила своей сестре, той самой тете Любе и та мгновенно прибежала. Как, оказывается, правильно я вспомнила их имена и фамилию одной из сестер. Причем, они обе мне сообщили, что видели меня всего один раз в жизни, когда отец привез меня к ним в гости НОВОРОЖДЕННУЮ, как они сказали «привозил похвастаться». До сих пор приятно это вспоминать: папка мной хвастался))))) С огромным удовольствием тетки вспоминали, что им некуда было положить грудного ребенка и они выдвинули ящик комода, вытащили из него все белье и в этом ящике устроили мне колыбель. И с таким удовольствием они вспоминали это ящик комода, что мне пришлось поинтересоваться, не возникло ни у кого желания этот ящик задвинуть обратно в комод?)))
Эти Дуся и Люба были дочерями погибшего на войне родного брата моего деда, то есть двоюродными сестрами отца. А мне, получается, тетками. Отец, конечно, с ними и виделся, и общался, но нас, детей, в этот Совхоз Советский не брал, как я потом поняла, из-за той самой не асфальтированной дороги. Любой небольшой дождик и можно остаться ночевать в кювете. Нам же, детям, отцовских родственников хватало и в ближайшем окружении, чтобы запоминать, кто где живет и кем нам приходится. У отца было пять родных братьев и сестер. У его родителей у обоих было тоже по пять братьев и сестер. То есть, десять родных теток и дядек. И у них у всех дети, то есть двоюродные братья и сестры. А еще были троюродные, четвероюродные… Причем, никаких приставок дво- тро- или четверо-юродные никогда не делалось, всегда произносилось только главное – брат-сестра или тетка-дядька. И это еще без всяких там кумовьев. Вот странное дело, детей не крестили, негде было, а кумовья откуда-то брались)))) Вот и попробуй тут всех запомни. Как это еще моя память воспроизвела прозвище мужа тети Дуси и их с сестрой имена.
После кормежки и первых воспоминаний тетя Дуся и тетя Люба начали ссориться. Причиной конфликта стала я. Точнее, выяснение, у кого я буду ночевать. Они прям орали друг на друга. У тети Дуси был убойный аргумент: «Она не к тебе, она ко мне пришла!!!» Слушая их вопли, я убеждалась, да, я у родни! Отец с тетей Шурой, с родной сестрой обычно так и общались на повышенных. Причем, стоило им сказать «Чего вы так орете?», они оба искренно удивлялись «Я не ору, у меня голос такой…»
Потом мы смотрели фотоальбомы, тетки показывали мне своих взрослых детей и этих же детей, пока они были маленькими, показывали себя молодых, показывали своих мужей. И опять кормили. Причем, помню, что изо всех сил предлагали местный деликатес – малосольные огурцы с медом. Почему-то они обе считали, что это необыкновенно вкусно – макать огурец в мёд и есть. Мне же это лакомство совершенно не понравилось, но огорчать теток не хотелось.
Тетя Дуся, конечно, не отпустила меня ночевать к тете Любе. Знаете это пресловутое «как вчера»? Вот именно «как вчера» я помню эту железную кровать с шишечками и шикарную перину на ней. Боже, как это было мягко, тепло и уютно – спать на этой кровати. Сладко!!! Вот, точное определение после целого дня беспросветного дождя и долгой дороги в неопределенность.
На следующий день я дрыхла почти до обеда, меня никто не будил. А проснулась я от запахов. Тетя Люба уже была здесь и они с тетей Дусей что-то усиленно готовили. Оказалось, праздничный стол! Да, именно праздничный стол, а сам праздник по случаю неожиданного приезда 17-летней то ли двоюродной, то ли троюродной племянницы. Потом потянулись гости. Дети у обеих теток жили где-то в городах, муж тети Дуси был у одной из дочерей в Петропавловске, муж тети Любы лежал в больнице. Но и без ближайших родственников было человек 10 каких-то соседей, кумовьев и еще кого-то. И всем меня представляли, причем, мое имя особо и не требовалось. Достаточно было «Мишкина дочка». Тут же начинались обсуждения: а на кого я так похожа? На Мишку или на тетку Нюрку? Но, поскольку, тетка Нюрка приходилась Мишке матерью, а я приходилась Мишке дочерью, то какая разница? Потом опять было много еды. Из алкоголя была какая-то домашняя наливка, но в каких-то мензурочных рюмочках, так что пьяным это застолье точно не было. Потом они начали петь. И с первой же песни я снова ОЩУТИЛА – я у своих! Я у родни! Потому что самой первой они запели «По за лугом зелененьким». Эту украинскую песню я слышала только в своей семье, а потом, взрослая, только в исполнении кубанского казачьего хора. Дед Семен, отец тети Дуси и тети Любы и мой дед Алексей были выходцами из Черниговской губернии. Но, не смотря на то, что вывезли их младенцами, украинского в нашей семье всегда было очень много, хоть отец всегда и утверждал, что ни капли украинской крови в нас нет. Ну, а про татарскую кровь я помнила, я собиралась ему предъявить….
На следующий день меня разбудили очень рано. Тетки наняли для меня ТРАКТОР!!! Беларусь!!! Поскольку, дождь продолжал лить, а асфальтированная дорога была от них только в направлении Булаево. Мне же нужно было в другую сторону и ехать можно было по такой распутице только на тракторе. Еды мне с собой наложили столько, что мы с трактористом ели её весь день. Да, эти сто с лишним километров мы ехали целый день, домой я приехала уже затемно.
Тракторист переночевал и на утро отправился в обратную дорогу, а у меня было целых три дня дома. Тетю Дусю и тетю Любу я поблагодарила в письме. Потом отправила открытки к 7 ноября и к Новому году. Возможно, с 8 Марта тоже поздравляла, но точно уже не помню. Студенческая жизнь захватила бесповоротно и безоговорочно, стало не до родственников. Потом развал Союза и мы в разных государствах, 90-е с их нищетой…
Здесь можно было бы закончить рассказ о той, последней осени детства. Закончить мамиными охами от моего рассказа. Ей эта история казалась невероятной и опасной, у нее в родне никогда не было близких отношений и, поэтому, мамину родню мы особо и не знали. Батя, слушая мой рассказ и принимая приветы, которые я привезла ему от сестер, кидал короткое и веское «Наша порода!» Он вообще любил это слово «порода». Когда видел в нас, в детях, что-то хорошее, то это всегда была его порода, а если плохое, то это было, соответственно, маминой породой. )))) Но в любом случае, мы были породистыми, а со знаком плюс или минус, это уже детали ))) И да, вот тут я и спросила его про чистоту этой самой породы: «Пап, что за дела? Почему меня люди принимали за татарку? Ты же всегда говорил, что никаких примесей у нас быть не может…» Отец задумался, потом встрепенулся и выдал: «Ой, дочь, так баба Аня у нас родом из Рязани. А Рязань четыреста лет под Батыем была. Глядишь, кто когда и согрешил….» Всю жизнь у нас с братьями эта фраза «глядишь, кто когда и согрешил» фактически крылатая, тем более, что и младшего брата всю жизнь принимают за татарина.)))
А мне эта осень 1985-го дорога тем, что я впервые поняла – что такое родня. В детстве всю свою многочисленную родню я воспринимала как данность. Временами, обременительную данность, например, когда нужно было помогать копать картошку. Чаще, конечно, данность приятную. Например, моя тетя Шура, когда покупала какую-то обновку своим дочкам, обязательно покупала и мне, племяннице. Но именно в этом моем путешествии в Совхоз Советский я впервые поняла, что родня – это еще и Богатство! И это Защита!!!! Защита от неприятностей, которые мы сами себе устраиваем. Да, сами себе, никто ж меня не заставлял переться назнамо куда. Ну, поехала бы дальше, через Омск, я бы в любом случае раньше бы дома оказалась. Но, нет, видимо, мне нужно было что-то именно тогда понять, чтобы начать взрослеть.
А еще эта история стала первым приключением во множестве других дорожных приключений. Впереди было четыре года учебы в институте с бесконечными поездками домой и из дома. И почти каждый раз со мной что-то приключалось. Но это повод для других рассказов…
ПыСы… А еще эта история спустя много лет отзеркалилась. В 2003м году мой младший брат, служа в армии, когда на 7 месяцев попал в Чечню, написал мне, что у него в дедах оказался земляк из нашего района. Или не в дедах, не знаю, как у вас, у мужчин, это называется, ну, в общем, на пол-года старше по службе. И написал имя этого земляка: Петруха Гаврилов. Потом имя еще несколько раз в письмах упоминал, потому что в армии земляки это почти так же, как тетки в Совхозе Советском.
Однажды поздно вечером у меня в квартире раздался звонок в дверь. Напомню, начало 2000х, домофонов еще в помине нет, сотовых нет. Даже собаки у меня тогда не было, чтобы можно было смело открывать дверь. А был ребенок 10 лет и, в общем, было довольно страшно – кто приперся так поздно? Подхожу к двери и, не открывая, злым голосом спрашиваю «Кто там?» Точь-в точь, как тетя Дуся, когда вышла на крыльцо. В ответ была сначала молчаливая пауза, а потом очень вежливый мужской голос «Извините, а Марина Морозова здесь живет?...» Так, ладно, раз имя и фамилию назвали, значит, точно ко мне. Открываю дверь и вижу молодого незнакомого парня. Может, если бы он был в солдатской форме, я бы по-другому отреагировала, но он был по гражданке. «Что надо???» Я была, ну ооочень неприветливой, точь в точь, как тетя Дуся, когда подошла к калитке. Парень заметно растерялся. У него прямо на лице это было написано «блин, что ж делать-то теперь?...» И он просто сказал: «Я Петя Гаврилов…»
Дальше было все точь в точь, как я рассказала выше, только я была в роли тети Дуси, а Петя в моей роли. Это в 1985м я поняла, что родня это Богатство, а к 2003му я уже была взрослой, я знала, что земляки это тоже Богатство, и друзья это Богатство, даже если это друзья братьев. Сейчас друзья сына это тоже Богатство. Вообще-то, от друзей братьев и сына иногда больше пользы, чем от самих братьев и сына…))) В общем, то, что сейчас для меня данность, нужно было понять в ту, последнюю осень детства…
Пысы еще раз. Вы спросите, а при чем тут первый день зимы? Да просто сегодня 1 декабря, а, значит, осень закончилась. А осень я не-на-ви-жу!!!!!!