Повезло моему родному Калининграду. Ох, как повезло! Ведь это мог оказаться один из городов на Чёрном море, Дальнем востоке, или прекрасный Санкт-Петербург и даже Москва. Но городом, где появился первый и пока единственный в стране Музей Мирового океана, стал именно Калининград.
Сегодня, когда едешь по старому эстакадному мосту через Преголю… (О боже, он уже стал старым, а ведь я помню, как его строили в начале 70-х. Теперь через реку построили ещё две эстакады и мост называют старым. Видимо, я и сам уже…) Так вот, проезжая по старому мосту невозможно не бросить взгляд в сторону Музея Мирового океана. Это как магнит, как Спасская башня в Москве, как любимая женщина, которая каждый раз радует глаз своей необыкновенностью, неповторимой красотой. Этот голубой стеклянный шар, символизирующий хрупкость нашей планеты, эти уникальные легендарные корабли, навечно ошвартованные вдоль музейной набережной, — разве можно равнодушно проехать мимо, не удостоив их вниманием. Любой гость города непременно стремится посетить наш морской музей, а многие специально приезжают в Калининград именно для этого. У каждого калининградца в душе чувство гордости за свой город, прославившийся этой достопримечательностью. А меня-то, моряка со стажем, как распирает, а ещё каждый раз напоминает, что и я не чужой человек для музея, что и я, пусть немного, но всё же сопричастен к его процветанию. В бытность моей работы в море я привозил и дарил музею интересные артефакты. Вот об этом мне хочется рассказать по подробнее, поскольку это касается темы о которой я пишу — об Антарктике.
Можно сколько угодно спорить о роли личности в истории. Теоретики марксизма утверждают, что история делается людьми под влиянием необходимости. Не буду углубляться в философские дебри и спорить с профессионалами. В институте (КВИМУ) я пропускал скучные лекции по марксистко-ленинской философии и научному коммунизму, предпочитая заниматься игрой на гитаре в ансамбле. Мы по просьбе проректора по политической части иногда пели патриотические песни на разных мероприятиях, за что получали гарантированные четвёрки по этим предметам. Позднее, уже в море, я с интересом перечитал собрание сочинений Ленина, которое непременно было в каждой судовой библиотеке. Правда, я рассчитывал использовать это в качестве снотворного, чтобы поскорее уснуть от скучного повествования — начинаешь читать, полстранички осилил и вот он, желанный сон. Но частенько получалось, что содержание увлекало, и я зачитывался надолго. Так за пару рейсов я осилил всего Ильича и взялся было за Карла Маркса. Его двухтомник «Капитал» тоже был на судах. Вот Маркс в качестве снотворного действовал безукоризненно. Кстати, рекомендую морякам, да и не только, всем тем, кто плохо засыпает, предаваясь своим собственным размышлениям. В общем, кое-что про базис и надстройку в жизни человечества я понимал.
Однако, вернёмся к нашему музею. Нельзя сказать, что идея создать такой музей в нашей стране — великой морской державе, не витала в воздухе. Тем более, что в Мире уже существовали примеры морских музейных центров, будь то большие океанариумы как в американском Бостоне, или коллекции различных судов, как например в немецком Бремерхафене. Да, идея в стране была, и она ждала своего воплотителя, как космос ждал своего Королёва. Я нисколько не сомневаюсь, появись такой человек в другом городе, в Москве, Питере, Мурманске, Владивостоке, даже в Сочи, да мало ли подходящих городов в нашей стране, и ездили бы мы, чтобы поближе узнать о Мировом океане в этот другой город. Но повезло именно Калининграду. Наша местная девчонка, родившаяся в Советске, закончившая школу, а затем университет в Калининграде, после которого осталась работать в краеведческом музее, оказалась именно тем человеком, которому было под силу воплотить витавшую в воздухе идею в реальность. Света, Светлана, Светлана Геннадьевна, — это имя стало символом нашего города, нашей гордостью, а она сама почётным гражданином.
А начиналось всё с легендарного научного судна «Витязь».
Ещё в детстве, как только в нашей семье появился телевизор я с интересом ждал и смотрел популярную передачу «Клуб кинопутешественников». Там довольно часто показывали фильмы, снятые в научных экспедициях на борту судна «Витязь». Эти фильмы, а также журнал «Вокруг света», в немалой степени повлияли на выбор мной профессии связанной с морем. Как мне хотелось стать таким же исследователем, путешественником, первооткрывателем тайн океана. Как я завидовал морякам и учёным, работавшим на «Витязе». Мне всё это казалось несбыточной мечтой. К тому же, легендарное судно базировалось в далёком Владивостоке и увидеть его можно было только в кино. Но шло время, я закончил мореходку и оказался на научном флоте. И пусть это были не академические суда, а суда промысловой разведки, всё равно я чувствовал себя и путешественником, и первооткрывателем и осознавал, что нахожусь на острие науки. Было время, когда я серьёзно задумывался о написании кандидатской диссертации.
И вот однажды, уходя в очередной рейс, я увидел «Витязя», стоящим у одного из причалов Морского канала, там, куда ставят суда для отстоя, чтобы не занимать место в порту. Вид у него был ужасный. «Как же так? Почему? — крутилось в голове. — Неужели в стране никому нет дела до легендарного корабля. Разве может хоть один другой корабль в мире сравниться с нашим «Витязем» по своим заслугам в науке? Какая несправедливость, какое равнодушие!»
Еще в середине 70-х гг., когда стало ясно, что карьера флагмана отечественной океанологии подходит к концу, родилась идея сохранить «Витязь», сделав его музеем. На высшем уровне рассматривался вариант его установки в Москве, в «порту пяти морей», к открытию московской Олимпиады. Однако перемещение «Витязя» в Москву по водным каналам представлялось слишком сложным мероприятием, и этот план был отвергнут. Обсуждалась кандидатура Ленинграда, попросили вернуть «Витязь» и дальневосточники, потому что портом приписки судна долгие годы был именно Владивосток, обсуждался даже вариант Клайпеды, но предпочтение было отдано Калининграду. В 1979 году судно завершило свою последнюю научно-исследовательскую экспедицию, прибыв из Новороссийска в Калининград. На следующий год судно вывели из состава действующего флота.
В течение последующих 11 лет велись споры о судьбе заслуженного судна, в то время как сам «Витязь» постепенно гнил и разворовывался. С него тащили всё, что представляло хоть какую-то ценность — красное дерево, цветной метал, мебель. Позже комиссия заключила, что восстановлению он не подлежит, и его хотели пустить на переплавку. Но калининградская общественность не позволила. За плавучую легенду боролись. Итогом долгого пути по спасению судна стало постановление Правительства РСФСР от 12 апреля 1990 г. о создании в городе Калининграде Музея Мирового океана. В августе 1992 г. Институт океанологии им. П.П. Ширшова, на балансе которого числилось судно, передал «Витязь» Музею Мирового океана. В июле 1994 г., после завершения ремонтных работ, «Витязь» ошвартовался у музейного причала на реке Преголе, в центре Калининграда.
Так кто же боролся за «Витязя», кто будоражил общественность, кто неустанно бегал по инстанциям, преодолевая равнодушие чиновников? А вот тут-то как раз и получается классический пример из марксистко-ленинской философии. Есть базис — легендарный «Витязь» вкупе с назревшей необходимостью создания в стране морского музея, и он порождает надстройку, для реализации которой находится личность. Этой личностью, и стала наша Светлана.
Вот как она сама рассказывает в своих интервью калининградским журналистам о том, с чего начинался Музей Мирового океана: «Я с детских дет увлекалась географией, мама работала учителем, и дома на стенах везде висели карты, они лежали даже на столах вместо скатертей. Я всегда мечтала стать капитаном и посвятить свою жизнь морю. После школы я собиралась ехать в Ленинград, но тут в нашем университете открылась кафедра географии и я осталась дома. После университета я устроилась на работу в Калининградский историко-художественный музей. Как раз в это время в музее появилась тема «Витязя», и я стала одним из двух сотрудников, занимающихся этой темой. Судно очень известное, и наши академики решили создать на его борту Музей мирового океана. Специалисты из морского музея в Бремерхафене, осмотрев наш «Витязь», сказали, что его уже не восстановить. Что делать? Мне удалось выяснить, что вопросы ремонта академических судов решает Иван Дмитриевич Папанин, наш прославленный полярник, он тогда руководил всем флотом Академии наук. «Деточка, как хорошо, что Вы пришли, — сказал он мне, когда я оказалась у него в кабинете. — Запомните навсегда — любая бумага любит ноги. Вы пришли, я Вас услышал». В 1987 году мы дали объявление в «Калининградской правде» о создании клуба друзей «Витязя» для поддержки создания музея. Нашлись неравнодушные люди, среди которых было много бывших членов его экипажа. Это очень помогло. Вопрос был окончательно решён в 1990 году. Министр культуры Мелентьев сказал, что музей будет строиться долго, нужно очень большое терпение, а это лучше получается у женщин. Из нескольких кандидатур — мужчин, учёных, академиков, выбрали меня».
Отдадим должное скромности Светланы, представляющей события происходящими как бы сами по себе. Она любит повторять фразу Феллини: «Я не делал в жизни никаких усилий, просто ехал от станции к станции, а вокзалы стояли на местах…" Но мы то с вами знаем, что «под лежащий камень вода не течёт». Скольких трудов стоило отстоять «Витязя», не дать ему окончательно погибнуть, как погибли многие из легендарных кораблей, например, «Ермак» — дедушка ледокольного флота в Мурманске, его не смогли сохранить и списали, несмотря на противодействие общественности. Пионеры даже собирали металлолом на новый ледокол, чтобы не уничтожать старый. Всё напрасно. «Ермак» сожгли и утилизировали, хотя он был в не таком ужасном состоянии как «Витязь». Сколько раз, встречаясь с непреодолимыми трудностями, у Светланы должны были опуститься руки, взять хотя бы историю с госкомиссией, признавшей судно не ремонтопригодным. А вместо этого она поехала в Москву к самому Папанину и смогла убедить его принять участие в судьбе «Витязя. И уж точно, неспроста высокое начальство в Москве выбрало именно Свету, увидев в ней то, чего не видели в мужчинах, пусть и заслуженных.
Итак, Музей Мирового океана был образован на бумаге 12 апреля 1990 года, когда Совет Министров РСФСР принял Постановление № 116 «О создании Музея Мирового океана Министерства культуры РСФСР в г. Калининграде». Однако первых посетителей музей смог принять только пять лет спустя, когда на вставшем в 1994 году на вечную стоянку у музейного причала судне «Витязь» были оборудованы выставочные площади. По-настоящему дебютным стал для музея 1996 год, когда в его стенах проводились праздничные мероприятия в честь трёхсотлетия флота России.
…
уляя как-то по Калининграду, я решил пройтись по набережной, где у причала недавно ошвартовался только что отремонтированный «Витязь». Хотелось поближе посмотреть на знаменитое судно и, если можно, подняться на борт.
Будущая набережная Петра Великого, — место, отведённое городскими властями под Музей Мирового океана, представляла собой унылое зрелище. Как говорится — «конь не валялся», кругом одни развалины. Но красавец «Витязь», как бриллиант в той короне, которую ещё надо было смастерить, уже притягивал к себе неравнодушных людей. Каково же было моё удивление, когда я повстречал рядом с судном одного из старых морских товарищей, с которым мы вместе ходили на судах «Запрыбпромразведки». Борис Борисович Котельников, когда-то помощник капитана по науке, оказался сотрудником музея. Мы разговорились, вспомнили, как вместе бороздили моря, а затем он мне предложил осмотреть судно. Если снаружи «Витязь» выглядел красавцем, то внутри всё только начиналось. Кругом были видны следы идущего ремонта. «Тут у нас будет то-то, — объяснял Борис Борисович, — а тут ещё пока не решили». После осмотра он спросил:
— Ты с Захаровым знаком?
— С Леонидом Андреевичем? — уточнил я, —да, хорошо знаком, мы не раз ходили вместе. Берикса на Угловом поднятии нашли, и в Тихом были. А что, он тоже тут, в музее работает?
— Да, Сансаныч, пойдём со мной.
Мы пошли в недавно восстановленное небольшое здание, в котором до войны размещалось генконсульство Бельгии, а теперь обосновалась администрация музея. Встреча бывших промразведчиков была неожиданной, приятной, и не могла закончиться просто так. Она и не закончилась, а продолжилась в одном из кафе недалеко от музея. После этого я стал заглядывать к своим друзьям довольно часто, с удовольствием наблюдая, как строится, хорошеет на глазах музей. В одно из таких посещений я и познакомился со Светланой. Запомнились её глаза на добром улыбчивом лице. Они горели, — эдакая смесь энергии, романтики и уверенности. Я тогда спросил у друзей: «Сивков, Вадим, из науки, не её ли муж? Я ходил с ним на «Академике Иоффе» в начале 90-х». Мне объяснили, что она с ним в разводе, правда фамилию оставила.
Весной 2001 года, после возвращения «Академика Иоффе» из очередного антарктического рейса, наш капитан, Геннадий Посконный, пригласил сотрудников Музея Мирового океана на судно. Оказывается, он был хорошо знаком со Светланой.
Я провёл гостей по лабораториям, показал уникальное оборудование, рассказал о нашей работе с учёными и с туристами в Антарктиде. Затем устроили небольшой банкет в салоне команды, выпили шампанского, разговорились. В качестве экзотической изюминки мы предложили гостям попробовать на вкус кусочки антарктического льда — добавить его в бокал с шампанским. Я привёз с собой в морозилке холодильника несколько кусков абсолютно прозрачного льда. Такой лёд образуется из-за большого давления в нижней части ледников, сползающих в океан. Ему тысячи лет. Отколовшись от ледника, айсберг постепенно разрушается, распадаясь на части. Я, как драйвер зодиака, иногда вылавливал из воды понравившиеся куски льда и снабжал ими судовой бар. Пассажиры с удовольствием употребляли этот лёд для коктейлей. Несколько таких кусков (сколько может вместить морозилка холодильника) я всегда привозил домой и угощал им своих гостей. Вот и теперь, когда на судне появились сотрудники музея во главе со Светланой, мы предложили им отведать льда времён Иисуса Христа, а может и ещё древнее. Тут же у неё родилась идея доставить такого льда из Антарктиды для музея, чтобы угостить им посетителей. Мы пообещали и выполнили обещание. Из следующего рейса привезли в провизионной кладовой килограммов двести антарктического льда.
Не помню, какой был тогда праздник, — День города, а может День музеев, или другое знаковое мероприятие, — но хорошо запомнился тёплый солнечный день и счастливые лица детишек, когда им бесплатно раздавались стаканчики с кока-колой, в которых плавали кусочки экзотического льда из Антарктиды — это там, где живут пингвины.
Ещё тогда, на судне, я дал себе обещание обязательно привезти из Антарктиды что-нибудь интересное для музея. Такая возможность у меня была, ведь я в течение одного только сезона, катая туристов, десятки раз посещал вместе с ними самые разные места, будь то острова, берег континента, заброшенные китобойные базы, покинутые и действующие научные станции.
…
Как-то было дело в море Уэделла… Балуюсь иногда стихами. Вот и сейчас потянуло — настроение лирическое, и вообще, приятное занятие вспоминать хорошее, тем более если это Антарктика.
Для тех, кто подзабыл, напомню, — Море Уэделла омывает берега Антарктического полуострова с восточной стороны. Здесь, в этом море знаменитый «неудачник» Эрнст Шеклтон утопил свой «Эндуранс». Здесь на небольшом островке Сноу-Хилл шведская антарктическая экспедиция под руководством Отто Норденшёльда, провела две зимовки с 12 февраля 1902 по 11 ноября 1903 года.
Хижина Норденшёльда, возведенная на острове в 1902 году, в настоящее время является историческим памятником. Осмотр этой достопримечательности и был основной целью той части нашего туристического маршрута, который проходил в море Уэделла.
Погода стояла замечательная. В отличие от предыдущего года, когда в море Уэделла льды не позволили подойти к острову Сноу-Хилл, на этот раз путь был свободен, и лишь многочисленные айсберги не столько мешали, сколько украшали наш путь. Остров находится на 64 градусе южной широты, а это совсем рядом с Южным полярным кругом. Солнце ночью не заходило, оно лишь слегка пряталось за макушки гор, окрашивая небо, море и айсберги в причудливые цвета, сводя с ума фотолюбителей, да и всех остальных тоже.
Утром, сразу после завтрака, мы спустили зодиаки, погрузили пассажиров и отправились на остров. Хижина Норденшёльда оказалась не такой уж хижиной, в том смысле, в каком я ожидал её увидеть. Сказывался пробел в моей эрудиции. Это оказался вполне приличный сарай, скорее даже утеплённый домик, построенный из специально привезённых материалов, а не слепленный «из того что было». А ведь была у меня возможность заглянуть в Большую советскую энциклопедию, которая имелась на судне. Просто не сообразил, поленился. Зато в полной мере восполнил этот пробел путём непосредственного изучения объекта, где можно было те только всё осмотреть, но и потрогать, и даже подержать в руках.
Мелькнувшая было мысль: «А не прихватить ли что-нибудь для музея?», — тут же была отвергнута как кощунственная, тем более что гиды постоянно предупреждали пассажиров, что забирать с собой на корабль хоть что-то из увиденного в Антарктике категорически запрещено.
Я не буду пересказывать все перипетии, выпавшие на долю участников шведской экспедиции, — кому интересно, может сам заглянуть в интернет. Отмечу лишь, что вместо одной запланированной зимовки шведам пришлось провести вторую, не запланированную, связанную с потерей корабля. Экспедиционное судно «Антарктик» было раздавлено льдами. Ещё отмечу, что мы оказались на острове Сноу-Хилл ровно сто лет спустя после тех событий.
После осмотра домика туристы разбрелись по острову небольшими группами и даже по одному. Я тоже решил прогуляться с видеокамерой, поснимать интересное. Первое, что привлекло моё внимание был незадачливый турист застрявший в глине. Дело в том, что остров был когда-то дном океана. На нём имелись участки, где скопились донные осадочные породы в виде глины. Эту глину дождями смыло со склонов холмов и гор в низины. Ходить по ней было проблематично и даже опасно. Она прилипала к сапогам большими комьями, затрудняя движение. А могла и засосать по самое немогу, что и произошло с тем пассажиром.
Пришлось его спасать из этой глины, что я и заснял на камеру. Было не столько опасно, сколько весело, хотя, как знать, могло засосать и посильнее — в Антарктике нет табличек с надписью «тут опасно!».
Гуляя дальше по склону одного из холмов, я вдруг заметил нечто необычное. Нет, это были не мхи, коих можно встретить большое разнообразие самых разных цветов, не причудливые лишайники на камнях и даже не трава, которая крайне редко, но иногда всё же попадается в этих широтах, — всё это я всегда с интересом искал и снимал на камеру. Тут было нечто совсем необычное, чего я нигде больше не встречал. Не только в Антарктике, а вообще нигде. Это были камни круглой формы размером примерно с кулак или теннисный мячик.
Я поднял один из них, и он развалился в моих руках на две половинки. Внутри оказался чёткий отпечаток раковины древнего моллюска. Я взял другой, там тоже отпечаток. Рядом лежали как целые, так и развалившиеся камни, где были видны отпечатки.
Только теперь я внимательно осмотрел окружающее пространство и увидел, что в некоторых местах таких камней очень много. Ими буквально были усыпаны некоторые склоны холмов. Мне, человеку причастному к науке, руководителю научно-технической службы академического судна, много раз принимавшему участие в экспедициях, где в том числе проводились и геологические исследования дна океана, было хорошо известно о существовании железно-марганцевых конкреций. Только это касалось дна океана, больших глубин, где учёные обнаружили такие залежи, и мировое сообщество, в виду их особой ценности, даже поделило, или по крайней мере узаконило права на их добычу для всех заинтересованных стран. И лишь технические трудность не дают возможности организовать такую добычу — уж очень глубоко они лежат. А тут, на острове Сноу-Хилл, прямо на поверхности, — бери не хочу. И ведь знают наверняка о них, те же шведы из экспедиции сто лет назад. Неужели не заметили? Вряд ли.
Ещё будоражило воображение осознание того, что я стою сейчас на суше, бывшей когда-то дном океана, а затем, в результате вулканической активности, поднятой наверх.
Как бы то ни было, я решил, что именно эти артефакты очень подойдут для Музея Мирового океана. Осталось осуществить задуманное. Дело в том, что на глазах у туристов набивать карманы камнями было как-то не этично, — то есть, им нельзя, а этому Алексу всё можно. Да кто он такой? Эти русские… Пришлось не спеша отойти в сторонку, благо камни были везде, и выбрать несколько образцов. Я уложил их в сумку из-под видеокамеры, которую всегда носил на груди, а саму камеру переложил за пазуху. Так было незаметно, удобно и не вызывало ненужных вопросов. Самого же меня совесть не мучала, — я был абсолютно убеждён в правоте моих действий, поскольку собирал камни в интересах науки, не имея никаких корыстных побуждений.
Ссылка на ролик про остров Сноу Хилл: https://dzen.ru/video/watch/674af2dbdeb7a2748111b83a
...
На следующий день мы совершили экскурсию на остров Паулет, где в хижине, сложенной из камней зимовала другая часть шведской экспедиции — та, которая потеряла своё судно, раздавленное льдами.
Эта хижина соответствовала своему названию, так как была «слеплена» из того, что было под рукой и того, что удалось спасти с тонущего судна. Её остатки, спустя сто лет, ещё сохранились, и теперь заселены пингвинами.
День был солнечный, тёплый, пингвины очень милые, прикольные, всё это приподнимало настроение.
И как мне кажется, не случайно именно такой день парочка туристов выбрала чтобы узаконить свои отношения.
Известно, что капитан судна имеет право зарегистрировать брак прямо в рейсе, без всяких там юридических примочек и проволочек.
Вечером, после ужина, на ходовом мостике состоялась церемония бракосочетания. Капитан Геннадий Посконный, в присутствии приглашённых гостей, объявил «молодых» мужем и женой, после чего они поставили свои подписи в специально заготовленном сертификате, поцеловались и обменялись кольцами. Затем все выпили шампанского.
Тем временем закат творил чудеса. Он как неутомимый художник, не жалеющий красок, создавал неповторимые визуальные шедевры на фоне удаляющегося острова. Где-то эти краски становились ярко-алыми, где-то фиолетовыми и нежно голубыми. Любоваться этим можно было до бесконечности, и лишь понимание, что такой вернисаж будет длиться всю полярную ночь, подталкивало заняться другими делами. Свадьба постепенно переместилась с мостика и верхней палубы внутрь судна, в бар, где уже была установлена ёлка. Приближалось Рождество.
Вот ссылка на ролик о тех событиях: https://dzen.ru/video/watch/6241ef84729bf019a6343b09
…
Нельзя сказать, что тот антарктический сезон пролетел незаметно. Событий, самых разнообразных, было много. Мы посещали новые места, где раньше не высаживались, побывали на разных антарктических станциях, где ещё ни разу не были, но это не имеет отношения к музейной теме, поскольку ничего, заслуживающего на мой взгляд внимания, я там так и не нашёл. Хотя мысль о том, что надо бы что-то найти постоянно присутствовала. Я мечтал отыскать метеорит. Такая возможность была, и я хорошо об этом знал. Мы часто совершали экскурсии по ледникам, там, где это было относительно безопасно. А теперь представьте, что на белой поверхности ледника вдруг виднеется что-то чёрное, похожее на камень. Как он сюда попал? Есть только один путь — упал с неба. Может сотню лет тому назад, а может быть и тысячу. Ледник тает, (на планете потепление), и камень оказывается на поверхности. Тут мы его и … Кстати, стоимость такой находки может быть огромной, любой метеорит по цене соизмерим со стоимостью золота, а некоторые образцы так и вообще бесценны, например, планетарного происхождения.
— Эй, Билли, смотри, камень! — решил как-то я разыграть лидера экспедиции. Мы во главе колонны из туристов поднимались по пологому склону ледника. — Как ты думаешь, похоже на метеорит?
Ушлый Билл Дэвис ухмыльнулся и сказал, — похоже на камень, который хитрый Алекс подобрал на берегу. Но он не учёл, что метеорит не может быть овальным, как галька, без острых граней.
Посмеялись. Он был конечно прав, и мне не удалось провести опытного гида. Но я знал, что они, наши гиды, среди которых есть настоящие учёные, тоже мечтают о такой находке и, в случае чего, не упустят возможности.
Лишь в самом конце сезона подвернулся подходящий случай, о котором стоит рассказать.
На острове Ливингстон, одном из крупнейших в архипелаге Южных Шетландских островов, расположенных по соседству с Антарктическим полуостровом есть замечательное место. Своё название оно получило в честь британской зверобойной шхуны «Ханна», родом из Ливерпуля, потерпевшей здесь крушение на рождество 1820 года. Ханна-Поинт — так называется этот берег острова, я пометил его красной стрелкой
Примерно через месяц после кораблекрушения сюда прибыла русская Антарктическая экспедиция, во главе с Беллинсгаузеном. Она застала 8 зверобойных судов, появившихся тут немногим ранее.
24 января (5 февраля) 1821 года где-то в этих местах произошла встреча 42-летнего капитана Беллинсгаузена с 21-летним главой зверопромышленников — американцем Натаниэлем Брауном Палмером. Об этом любят рассказывать туристам гиды-англосаксы, акцентируя внимание на том, что русские пришли в Антарктиду, когда там уже работали их ребята. Я уже упоминал об этом раньше. А пока вернёмся на берег небольшого полуострова Ханна-Поинт в заливе Уокер острова Ливингстон.
Если посмотреть на карту этого места, где красной линией я обозначил туристический маршрут, то можно увидеть, что он начинается на берегу у пика Устра.
Там настоящий зоопарк под открытым небом. Любителей пеших прогулок проведут по обозначенной тропе сначала между двумя утёсами, а затем по склону из тёмного вулканического песка к тому месту, где на карте чёрный квадратик. Всё это пространство вдоль берега носит название Ливерпульский пляж. Место у туристов настолько популярное, что пришлось ввести временные ограничения на посещение пляжа, так как это вредит его коренным обитателям в период размножения.
Кого тут только нет: большие колонии трёх видов пингвинов — дженту, чинстреп и макарони; гнездовья несколько видов птиц, среди которых гигантский буревестник, антарктический голубоглазый карморан — за свою похожесть на пингвинов называемый летающим пингвином, а также поморники, белокрылки, чайки и другие.
Здесь можно увидеть почти все виды тюленей, обитающих в Антарктике. Есть большое лежбище морских слонов, лениво валяющихся на песке. Их на лежбище несколько десятков — взрослых с хоботами и милых малышей с курносыми носами. Много шустрых морских львов, гоняющихся за пингвинами ради развлечения. Шансов поживиться ими на суше у львов нет. Как нет таких шансов и у морских леопардов — грозе пингвинов воде. А тут, на берегу, они безо всякого азарта краем глаза наблюдают за любопытными пингвинами, которые позволяют себе ходить прямо у них перед носом. Кажется, что они специально запоминают особо наглых, чтобы потом отомстить им при встрече в воде.
На туристической тропе, в том месте где она проходит между скал, видны яшмовые жилы, и кусочки красной яшмы лежат у вас под ногами. А ещё попадаются зелёные камни, похожие на малахит.
«А не набрать ли мне этих камушков для музея?» — подумал я. И набрал бы, если не вспомнил, что на Ханна-Поинт я раньше видел нечто ещё более интересное.
На пляже есть один большой отдельно лежащий камень, на плоскую поверхность которого туристы складывают необычные находки. Эдакий стихийный музейчик под открытым небом, где представлены разнообразные артефакты, собранные в окрестностях — в основном это разные камни и кости животных. Именно его я обозначил чёрным квадратиком на карте.
Среди этих камней с вкраплениями цветных минералов там были чёрные куски окаменевших деревьев с хорошо видными годовыми кольцами. «А вот это как раз то, что мне надо, — решил я, — окаменелое дерево из Антарктиды будет замечательным экспонатом в Музее Мирового океана».
Я обогнал походную колонну наших туристов, не спеша, с остановками для фотосессий, идущих по чёрному вулканическому песку вдоль высокого крутого склона и первым спустился к заветному камню. К моему удовлетворению, на нём, среди других артефактов, были несколько кусков окаменевшего дерева. Пользуясь тем, что меня никто на видит, я выбрал среди них подходящий по размеру, с хорошо видными годовыми кольцами и спрятал в сумку от видеокамеры. Затем дождался, когда наши туристы гуськом спустятся со склона к камню, поснимал оказавшегося рядом молодого слоника, мило попозировавшего мне и пассажирам и, сунув камеру за пазуху, пошёл к берегу готовить свой зодиак к погрузке.
Образец окаменевшего дерева из Антарктиды — прямое доказательство того, что на континенте когда-то росли леса — через стенки сумки и несколько слоёв одежды согревал душу, как уголёк, горящий в зимней печке. «Когда-нибудь, в Антарктиде наверняка найдут залежи угля, раз тут произрастали деревья», — думал я, по пути на корабль, стоящий в километре от берега. Одной рукой я придерживал отяжелевшую сумку у себя на груди, а другой крутил ручку газа 60-ти сильного мотора «Ямаха», гнавшего мой зодиак с 12-ю пассажирами навстречу крутой волне. «А сколько ещё богатств таит в себе белый континент? — продолжал я размышлять, возбуждённый содеянным. — Может и хорошо, что тут нельзя пока ничего «копать», а иначе…» Это «иначе» предстоит увидеть будущему поколению, и дай Бог, чтобы они не наломали дров.
Ссылка на ролик о Ханна-Поинт: https://dzen.ru/video/watch/61f9839f8936800eee2e0f42
…
На обратном пути домой на судно прибыла группа учёных, для попутного проведения исследований в Атлантическом океане. Среди них оказался Дмитрий Васильевич Рундквист, директор Государственного геологического музея имени В. И. Вернадского Российской Академии Наук. Музей замечательный, один из старейших в стране, созданный по инициативе Ломоносова и Шувалова в 1755 году при учреждении Московского университета. В феврале 1755 г. семья уральских заводчиков Демидовых передала в дар университету «минеральный кабинет Генкеля», пополненный образцами уральских и сибирских руд (более 6000 предметов, стоимостью 20 тысяч рублей). Эта коллекция стала основой будущего музея. Сегодня он является самым значимым среди геологических музеев страны. Музей расположен в Москве рядом с Кремлём в красивом историческом здании.
Я конечно не удержался, чтобы не похвастать Дмитрию Васильевичу моими находками.
— Саша, отдайте их в наш музей, — сказал он, внимательно осмотрев артефакты, — я, как директор, обещаю, что они будут лежать на самом видном месте у входа, и все будут видеть кто подарил их музею. Только представьте, ваши друзья, дети, внуки…
Предложение было заманчивым, если не сказать больше — неотразимым. Его сделал мне учёный мировой величины, доктор наук, директор самого-самого… музея, где собраны самые-самые… экспонаты, где из окон видны стены Кремля, и бесконечный поток посетителей. А с другой стороны только зарождающийся провинциальный музейчик с весьма скромной коллекцией экспонатов и редкими посетителями. Но это был мой музейчик, для меня он был музеище! Там всё было про море, которому я посвятил жизнь, там работали мои друзья, и вообще, я же обещал.
— Нет, Дмитрий Васильевич, не могу, — дал я ему свой ответ, — в другой раз.
Несмотря на то, что этот антарктический сезон был для меня не последним, «другого раза» не получилось. Так уж устроена наша жизнь. Больше ни на остров Сноу-Хилл в море Уэделла, ни на пляж Ханна-Поинт острова Ливингстон я не попал. Море Уэделла надолго затянуло льдами, а Ханна-Поинт закрыли для посещений, чтобы не пугать его коренных обитателей.
…
По возвращению в Калининград я отнёс находки в Музей Мирового океана. Меня там встретили как родного. Руководство решило организовать процедуру «дарения» экспонатов музею. Это произошло в один из знаковых дней. Открывался только что построенный новый Главный корпус. Выглядел он как многоуровневое здание с полуцилиндрической средней частью, увенчанной башней с маяком и смотровой площадкой с видом на набережную. На открытие приехал губернатор Боос, сказал нужные для такого случая слова, поприсутствовал на процедуре «дарения» артефактов из Антарктиды, пожал мне руку, поблагодарив от имени всей общественности и себя лично. Затем вместе с персоналом музея я оказался на банкете в новом корпусе. Он был ещё не обустроен, кругом были видны следы, оставленные строителями. Первые посетители появились только в сентябре. А пока в пустом просторном зале третьего этажа мы подняли бокалы с шампанским за процветание музея, а затем зазвучала музыка и я пригласил Светлану на тур вальса.
…
Мои дружеские связи с сотрудниками музея продолжались ещё много лет. Выяснилось, что одна из сотрудниц — Татьяна Кугай — жена нашего судового токаря Олега с «Академика Иоффе», моего «крёстного отца», участника того самого крещения в церкви на станции Беллинсгаузен. А капитаном на легендарном СРТ-129 работает Борис Викторович Дорофеев, — я знал его ещё по «Запрыбпромразведке», и теперь мог по-приятельски заглянуть к нему в гости на чаёк, повспоминать, как 250 наших калининградских сээртешек добывали 13% всей советской селёдки. Как, искали рыбу в Тихом океане, где в честь него названа одна из гор подводного хребта Наска. К тому же именно этот СРТ-129 в далёком 1949 году стал первым судном-разведчиком, начавшим поиск рыбных запасов и научные исследования в океане. Сегодня в его экспозиции есть навигационный эхолот «НЭЛ-5» и радиоприёмник «Волна-К», подаренные музею моим другом Женей Кашкевичем, в бытность его работы начальником отдела связи того, что оставалось от «Запрыбпромразведки» в нулевых годах. Эта архаичная техника «валялась» на складах, и лучшего применения, чем быть музейными экспонатами, трудно было подыскать.
Сотрудники музея, узнав, что я увлекаюсь видеосъёмками, часто предлагали принять участие в том или ином киноконкурсе, которые организовывал музей. Я был дипломантом таких киномероприятий, как «Время в кадре», «Балтийский ракурс», «Балтийские дебюты».
А ещё, зимой 2010 года, в новом павильоне «Кашалот» состоялась выставка «К берегам Антарктиды», посвящённая открытию шестого континента в январе 1820 года. Вот что писали тогда об этом событии: «На открытии гостей выставки ждал сюрприз — встреча с сотрудником Института океанологии им. П. П. Ширшова РАН Александром Шматовым. Он участвовал в экспедициях к Антарктиде на НИС «Академик Иоффе» и НИС «Академик Сергей Вавилов». Красочные воспоминания о природе, животном мире, рассказ о работе современных антарктических научных станций присутствующие смогут услышать от человека, неоднократно бывавшего на самом юге Земли! Александр Шматов также представит свой фильм о далёкой и загадочной Антарктиде. Полярник Александр Шматов шутит, что Антарктида для него как родная – почти с каждым пингвином знаком. В общей сложности исследователь прожил на загадочной земле 2,5 года. Сейчас уже со смехом вспоминает, как лавировал среди айсбергов на маленькой резиновой лодке, и даже пережил настоящее антарктическое крещение».
Ох уж эти журналисты. Я себя полярником никогда не считал, исследователем Антарктиды тоже. Просто «ехал в поезде», где были остановки у её берегов. В одном они правы, где-то в сумме около двух с половиной лет я провёл в Антарктике, ежедневно катая туристов на зодиаке. И пингвины, которых я узнавал, действительно были. И да, я принял крещение в церкви, которую посоветовал доставить в Антарктику на нашем научном судне.
Фильм, который тогда показывали посетителям выставки называется «Антарктическая баллада». Я сделал его в 2002 году, он довольно длинный — 62 минуты, и его целиком показывали по калининградскому телевидению. Сегодня его можно найти в интернете набрав в поисковике название.
На фотографии, сделанной мною в музее, в красном платье среди сотрудниц художница Лилия Славинская.
Она дважды побывала со мной в Антарктике на НИС «Академик Иоффе». Написанные в этих экспедициях картины составили большую коллекцию, с которой она объездила множество городов. Ну и конечно же эта коллекция не раз демонстрировалась в нашем музее. Я был участником этих мероприятий, где в качестве фонового сопровождения демонстрировались мои видеофильмы. Пару раз я бывал в гостях у Лили в Москве, в «Доме художника». У неё в то время была своя художественная галерея «Les Oreades». Там тоже у экспозиции картин про Антарктиду всё время на экране большого телевизора крутились мои фильмы.
Как-то, в очередной Лилин приезд в Калининград со своей Антарктической коллекцией, мы довольно долго общались со Светланой. Она водила Лилю по музею, показывала новые экспозиции, которые появлялись тут как грибы после дождя. Музей быстро пополнялся новыми экспонатами. Да что там экспонаты, павильоны новые возникали казалось бы из ничего с завидной регулярностью. Мы посмотрели всё что можно, Лиля даже в подводный батискаф залезала.
Я тогда, улучив момент, когда рядом с нами были знакомые сотрудницы музея, задал интересующий меня вопрос: «А где же камушки из Антарктиды, те что я дарил в 2003 году? Посетителям было бы интересно увидеть их тут. Я недавно внучку привёл в музей, хотел похвастать, да так ничего и не нашёл». Девочки пожали плечами, но уверили, что никуда они не пропали, просто ждут своего часа, чтобы украсить экспозицию, посвящённую богатствам Антарктиды, которая обязательно когда-нибудь появится в музее.
…
Время берёт своё. Не стало моих друзей-разведчиков Бориса Борисовича Котельникова, Леонида Андреевича Захарова, ушли из музея Таня Кугай и капитан Дорофеев. А Музей Мирового океана процветает, строятся новые объекты, пополняются коллекции, всё больше уникальных судов навечно становятся к его причалам.
Недавно музей взял под своё «крыло» полуразрушенный маяк в посёлке Заливино, Полесского района. А это моя Родина, я там провёл детство и юность, закончил школу. Этот маяк служил ориентиром, когда я помогал отцу водить заводской мотобот по Куршскому заливу, — мы доставляли пойманную рыбаками-колхозниками рыбу на Полесский рыбзавод. На фотографии начала 60-х маяк моего детства. Так он выглядел тогда, когда был по настоящему нужен.
В начале 2000-х я даже чуть было не купил этот никому не нужный давно заброшенный маяк — его продавали местные чиновники. Я уже мечтал, как буду тут жить, починю домик, налажу работу маяка и встречу свою старость в том же месте где вырос, где мне всё дорого, и радует душу. Но потом выяснилось, что маяк по закону нельзя купить. Дом Светов в центре Калининграда можно, а навигационный объект на берегу залива нельзя, пусть и полуразрушенный и никому не нужный. Говорят — «пути господни неисповедимы». Помните, я писал в начале, что когда едешь по старому эстакадному мосту к центру города, то невозможно не посмотреть налево, на голубой шар музея? А если смотреть направо, то сначала будет красивое здание бывшей биржи, затем, в советские времена, — дворца культуры моряков, а ныне — музея изобразительных искусств. Затем на острове вы увидите прекрасный парк, где мы, курсанты мореходки, сажали первые липы в далёком 73 году, где стоит восстановленный из руин Кафедральный собор. А затем, в конце моста, вам откроется вид на Дом Советов, точнее на то что от него ещё осталось. Его участь печальна, — так и не достроившись, он теперь будет окончательно снесён и исчезнет с лица города. А вот маяк в Заливино, ждут хорошие времена. Он реставрируется, и уже сегодня привлекает к себе множество людей, как местных калининградцев, так и гостей из других мест. Его судьба под крылом Музея Мирового океана видится безоблачной и интересной. Остаётся только опять и опять благодарить нашу Светлану и замечательный коллектив музея, неутомимыми усилиями которых процветает наш край, становясь всё более привлекательным.
Продолжение следует.
Ссылка на предыдущий контент:
