Вчера по дому разлилась любовь. Она затопила одну комнату, другую и медленно начала подниматься на второй этаж. Я испугалась и заметалась: это что-то неслыханное, это что-то невиданное, где-то в доме прорвало кран с любовью, а я не могу найти, где! Я бегала, суетилась, переживала. Всё осмотрела — не нашла, а потом прислушалась…
Оказывается, любовь лилась из моего сердца!
Вот чудеса! В суете дней и мирских забот я и забыла, что такое бывает! Неужели её может быть так много, что даже до второго этажа поднимается?
Сердце раскрылось.
С распахнутым настежь сердцем я вышла из дома. Ему не было холодно, оттого что оно голое, ему не было страшно, оттого что оно беззащитно. В своей беззащитности и открытости, полное любви, оно было сильнее, чем когда пряталось за броней и маской.
С раскрытым сердцем я встретила из школы дочь, и неожиданно мне не захотелось спрашивать её про оценки и про тот текст по английскому, который она не очень хорошо прочитала дома. Вместо этого я нежно гладила её пальчиком по коленке, пока вела машину домой, и молчала. На большее не рискнула, потому что за последнее время мой кран любви так сильно проржавел, что любовь оттуда даже не капала, и мы с дочкой отвыкли любить друг друга. Я делала хорошую мину при плохой игре и активно изображала то, чего нет, а потом воспитывала-воспитывала-воспитывала, считая, что так я проявляю то, что на самом деле высохло под суховеем бытовых проблем. Проявляю любовь, которая застряла в ржавом кране.
Неправильно мы как-то понимаем слово воспитание. Оно не о педагогике, а о питании. О питание любовью. Но кран может заржаветь. Вот такая вот беда… И тогда нам на помощь приходят учебники по педагогике и психологии. Они пытаются сухими словами заменить то, что живой водой должно литься из нас самих. Без всяких книг, без всяких учений, а просто по факту нашего рождения и создания по образу и подобию Божьему. Жестокая ирония…
Потом я приготовила ужин. На удивление он получился скорым и вкусным — это всё волшебный маринад любви сделал с ним такое чудо.
Я забрала младших детей из сада, помогла раздеться, присела на диван и вдруг задремала, пока они рисовали в своей комнате. Никогда ещё у меня не было времени, чтобы дремать вечером. Удивительно, но сегодня оно неожиданно нашлось.
Вы заметили, что время стало бежать неумолимо быстро? Я — да. Всё никак не могла придумать, что же делать! Ничего не успеваю! Но вчера я, кажется, нашла тот самый утерянный ключик от поломанных мировых часов. Это любовь. С ней время растягивается (а для других продолжает бежать. Только тс-с-с, никому не говорите), и все в руках спорится и складывается.
А перед самым сном, когда мне казалось, что ничто уже не сможет спасти меня от этого потопа, я вдруг обнаружила горькую поломку: дети разломали новые подставки для фломастеров. Эта печальная картина резко перекрыла мой краник и снова в моем голосе зазвенели противные ноты претензий и строгости.
— Как?! — Неумолимо набрасывала я нас своих детей сети обвинений! — Как вам покупать что-то новое, если вы ничего не бережете и не жалеете?!
Обычно Антон и Арина, чувствуя за собой вину, начинают играть в партию пинг-понга под названием «это не я, это он/она» и красноречиво тыкать друг в друга указательными пальцами. Но вчера… Вчера в моём доме разлилась любовь и дети — эти милые благословенные дети — успели пропитаться ей, как свежеиспеченные ромбабы пропитываются густым сиропом.
И Арина заплакала. Горько и безнадёжно:
— Это я-аааа…., — уткнулась она папе в коленки.
Мы с мужем замерли — не ослышались? А где же пинг-понг? А где же «это Антон!» и демонстративно выброшенный вперёд палец?!
Партия случилась, но в неожиданно обратном порядке.
— Нет! — Решительно прервала её Антон. — Это я!
— Нееет, — продолжала плакать Арина, — это я-ааа…
— А я говорю — я, — снова перебил её Антон и попытался изложить свою, защищающую честь Арины версию происшествия.
Никогда, никогда ещё этот дом не слышал чистосердечного признания от детей и такой искренней, пронзительной попытки защитить другого. Это была любовь. Удивительная, нежная и преданная.
А потом мы чистили их маленькие зубки, мыли их маленькие попки, а чуть позже лежали все вместе в детской, в темноте, и слушали «Аллилуя любви!» из оперы «Юноны и Авось». Музыка лилась из колонки, стекла по стенам и, смешиваясь в нашим потопом, залетала нас прямо в сердце словами:
Аллилуйя возлюбленной паре!
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на землю попали.
Аллилуйя любви! Аллилуйя любви!
Аллилуйя!
