Молодым семьям желательно жить отдельно от родителей, — теперь так принято, и едва ли кто поспорит. Уж Алена-то точно не стала бы спорить, — помнит, как жилось ее родителям, тогда еще молодым, вместе с бабулей! Мать Алёниного отца умела изводить не только своего сына, но и остальных домочадцев. Тяжелый характер у бабули был, ничего не скажешь, но и у мамы не лучше... А может она, пожив со свекровью, сама переняла ее привычки, — а теперь дочке все расхлебывать... И надеяться на то, что сама не превратится в копию бабушки и мамы.
Бабушки не стало, когда Алене было десять лет, но покоя в семье не было, — мама «переняла эстафету», начала «клевать» по любому поводу и мужа, и сына с дочкой. Дети выросли и поспешили уйти из дома, — сначала Валентин, старший брат, потом и сама Алена. Нет, они, конечно, очень любили родителей, но раз уж у них свои семьи, то надо строить свои жизни отдельно от мамы и папы! Тем более, что Марина Николаевна и Виктор Павлович тоже не старые, надо и им дать возможность пожить свободно!
И поначалу все было очень удачно, — брат женился на девушке с квартирой, и на родительскую не претендовал. Алена же, как было решено с самого начала, переехала сперва к мужу, который жил в коммунальной квартире, у него там было две комнаты. Потом родители решили, что надо детям выделить их доли, то есть разделить все по справедливости, чтобы не было ссор и обид в будущем.
— А то действительно получается как-то неправильно, — мы с отцом вдвоем живем в трехкомнатной квартире, а вы вроде как ничего и не получили! — сказала мать.
— Да, случись что с нами, так будете еще грызться из-за этой квартиры и дачи. Потому мы с матерью думаем так сделать: дом загородный отдать Валентину, трехкомнатную квартиру продать, нам купить однокомнатную, Алене — деньги, чтобы она купила себе жильё, объединив их с деньгами от продажи за комнату мужа.
Все были согласны с этим решением, все довольны. Разумеется, осуществить этот план удалось не так скоро, но все же удалось. К тому же детей у молодых на тот момент еще не было. Правда, Марина Николаевна в какой-то момент засомневалась:
— План-то хороший, но это пока всё хорошо! А если, не дай Бог, кто-нибудь из них разводиться решит? Всякое ведь в жизни бывает! И что же тогда получится?
— Прекрати каркать, Мариша, — ответил отец, — Они только поженились, а ты их уже разводишь. Давай уже сойдёмся на том, что всё будет хорошо. В конце концов они люди взрослые, — мы их вырастили, всем, чем могли, обеспечили, а дальше уже их дело! А мы можем только надеяться, что они доживут до своих золотых свадеб в любви и согласии.
На этом и сошлись. Не без труда, но вполне выгодно разменялись, начали обживаться в новых условиях. Через два года все вроде бы наладилась, каждый жил в своей квартире, ходили друг к другу в гости, общались, — всё было замечательно! Алёна родила своего первого сына, в семье Валентина родилась девочка... А потом Марина Николаевна заболела. У неё всегда здоровье было не очень крепкое, а тут вдруг случился микроинсульт. Вся семья, естественно, была заинтересована в ее скорейшем восстановлении, — лечение, врачи, обследование, санаторий, — всё было сделано! И она в результате по большей части восстановилась. Но болезнь была не из тех, что проходят бесследно, прежней Марина Николаевна уже не стала, — давление все же нестабильное, частые головные боли... И характер её изменился. И всегда-то был не сахар, а тут уже Виктор Павлович стал жаловаться детям, что жить с матерью все сложнее... Приходя иногда в гости к дочери, он чуть не плакал:
— Ты прости, Алёна, я понимаю, — ты с малышом, тебе трудно, а тут еще я с жалобами... Но я сам уже как с маленьким ребенком с матерью! Слово ей поперек боюсь сказать! Капризная стала, плаксивая, целыми днями только и делает, что жалуется на всех и на все, а главное — на меня. Да, ругает меня за всё подряд!
— Но ведь она же уже в порядке, и лекарства принимает... Ты следишь за этим?
— Слежу, конечно, но ведь я же работаю! Она в порядке, она все прекрасно понимает, и сама вовремя принимает эти лекарства, но я всё равно получаю за то, что ее чем-то там пичкаю не тем, не слежу за ней... Честное слово, Алён, я к тебе или к Вале прихожу отдыхать, а домой идти совершенно неохота! За это, разумеется, тоже получаю!
Алёна знала, что отец не врёт, потому что мать и ей звонила регулярно жалуясь на отца, на врачей, на лекарства, на болезнь... Ну и, естественно, на них же, детей, которые не оказывают ей должного внимания. Спорить с ней было бесполезно, доказывать что-то тоже, хотя на самом деле сознание у Марины Николаевны было вполне ясным. Алёна даже с врачом советовалась по этому поводу, но тот только плечами пожал:
— Если больная чувствует себя неплохо, то все остальное — это просто особенности характера, что тут поделаешь. Все люди с возрастом меняются, а после такой болезни тем более.
— Какой у неё возраст, ещё пятидесяти нет! Да и после болезни она восстановилась, вы же знаете... Может, ей какие-нибудь таблетки для успокоения? Я уж не знаю, я просто за отца уже беспокоюсь, он действительно на пределе!
Таблетки выписывали, но толку от этого не было, — Марина Николаевна всегда находила повод для того, чтобы на кого-то пожаловаться, кого-то в чем-то обвинить. А Алёна всерьёз беспокоилась за отца, — и правда совсем он поник... Но потом всё же наладилась их жизнь с матерью. По крайней мере стало заметно, что Виктор Павлович ожил, стал более веселым, активным, к детям уже заходил пореже, на мать не жаловался...Причина этого выяснилась довольно быстро, — он, человек еще не старый, нашел другую женщину. И решил в результате развестись с Мариной Николаевной!
Её реакция, разумеется, была ужасной. Она рыдала, проклинала предателя, гнала его из дома, сама грозила умереть немедленно после развода.
— Я с ним почти тридцать лет прожила, ни на одного мужчину даже не посмотрела, — и вот он меня вышвыривает из своей жизни! У нас двое детей, уже почти трое внуков, как можно было так поступить со мной? — говорила она то сыну, то дочери.
Алена с Валентином пытались как-то повлиять на отца, но он был непреклонен:
— Ребята, я вас понимаю, это ваша мать, вы всегда будете на её стороне, и правильно, конечно, молодцы! Но и меня тоже поймите, — я тоже жить хочу, а уже третий год после ее болезни не живу, а просто умираю рядом с ней! Ведь ни минутки покоя нет, она меня просто изводит!
— Но ведь и маме же как-то нужно жить, — плакала Алена, — Ведь она действительно умрет без тебя! Неужели ты просто так уйдешь от человека, с которым прожил всю жизнь?
— Уйду, Аленушка, не проклинай меня, пожалуйста! Впрочем, можешь и проклинать, может это будет даже справедливо. Но пойми, с ней невозможно жить. Я ведь ничего плохого ей не делаю и не желаю, квартиру оставляю, ухожу буквально с одной зубной щёткой. А Марина сама еще не старая, красивая женщина, вполне может найти себе другого мужчину... Если прекратит, конечно же, плакать и жаловаться на все на свете. Иначе и правда никто не выдержит.
Алена любила отца и не собиралась проклинать его, но мама в этой ситуации была страдающей стороной... Что ни говори, а она действительно очень тяжело переживала уход мужа, — ведь оставалась совсем одинокой... О том, что Марина Николаевна может как-то устроить свою жизнь с другим мужчиной, речи на шло, но Алена надеялась, что отец передумает, вернется...
Но Виктор Павлович был настроен решительно и вскоре ушел от матери. Это был ужасный период для всей семьи! Марина Николаевна впала в глубокую депрессию. Теперь она не звонила поминутно детям, не плакала и не жаловалась, а все время молчала и не всегда даже отвечала на телефонные звонки, а если и отвечала, то почти не разговаривала. Когда дети приезжали, то с ужасом видели, что она не то что лекарства не принимает, но и не ест ничего! Опять были врачи, больницы, лекарства... Времени на восстановление Марины Николаевны ушло немало, — за это время у Валентина родилась еще одна дочка, и в основном все тяготы пали на голову Алены, которой приходилось постоянно беспокоиться за мать и заботиться о ней. А ведь вместе с мужем Марина Николаевна потеряла и весь источник дохода! Что там была ее пенсия по инвалидности третьей группы, — она вся уходила на лекарства, а нужно было как-то платить за квартиру, не говоря уже о том, что питаться на что-то, и просто жить!
Алена с братом, посоветовавшись, решили сами помогать маме деньгами по мере возможности. Хотя возможностей у обоих был не так уж много... Марина Николаевна, немного успокоившись, сама все прекрасно понимала и даже пыталась устроиться на работу. Но кто же возьмет на работу человека в возрасте, и с инвалидностью! Можно было устроиться неофициально, допустим, торговать где-нибудь на рынке, или уборщицей, но Марине Николаевне все это было трудно.
— Не высижу я за прилавком целый день. А уборщицей как? Тяжелое поднимать, нагибаться, — тоже очень трудно. Консьержкой предлагали, но там нервы, и тоже круглые сутки иногда приходится сидеть... Поверьте, дети, я не притворяюсь, мне действительно тяжело! Взять куда-нибудь может и возьмут, но кому будет легче, если я на этой работе окочурюсь в конце концов?
— Мама, да никто не гонит тебя на работу! Мы с Валей всегда поможем, ты же не требуешь ничего сверхъестественного. Было бы здоровье, а уж деньги... Справимся! — уверяла ее дочь.
Да, они с братом всё понимали, жалели мать и искали пути выхода из ситуации. Наконец Алёна, посоветовавшись с мужем, решила взять маму к себе. Её Сергей отнесся к этому одобрительно:
— Давно пора было, еще когда она после развода не в себе была! Разве можно было ее одну оставлять? А так среди людей, на новом месте, с Мишкой нашим будет нянчиться, — вот увидишь, скоро оживет!
Алена тоже так считала, но в то же время и сомнения были, — уж она-то знала характер мамы! Знала и то, что Марина Николаевна действительно делается все более тяжелым человеком. В уходе, в какой-то физической помощи она не нуждается, да и от нее никто не собирается ничего требовать, но вот каково им будет жить всем вместе в одной квартире? Разумеется, если все будет хорошо, то это действительно выход, — мама сможет сдавать свою квартиру, таким образом расходы на жизнь окупятся. Оставалось уговорить только саму Марину Николаевну. Разговор об этом уже возникал раньше, но она отказывалась:
— У вас своя семья, а я, как ни крути, мешать буду. Да и мне тоже тяжело, так я у себя в доме хозяйка...
— Мамочка, а в моем-то доме ты кем будешь, гостьей, что ли? Ты же моя мама, не забывай про это, — уговаривала Алена, которая сама прекрасно понимала все за и против такого сожительства. То есть против было только одно, — характер мамы! Трудно ожидать что она, переселившись в квартиру дочки, изменится. Но другого выхода все равно не было, потому Марину Николаевну все-таки уговорили, и вскоре она переехала к дочери, зятю и внуку, поселившись в выделенной ей комнате.
Зажили все вместе, и в общем-то нормально. Бабушка с внуком наладили неплохие отношения, хотя у нее были свои соображения по поводу воспитания детей, и она не во всем была согласна с дочерью, но не спорила, даже помогала чем могла. Правда и здесь с ней поладить было трудно, в основном все из-за того же самого характера! Марина Николаевна то и дело заявляла, что она не желает сидеть ни у кого на шее, возьмет на себя часть домашних обязанностей, — например, уборку и приготовление пищи, будет отпускать молодых погулять, а сама тем временем будет сидеть с Мишей, водить его на дополнительные занятия, гулять с ним.
А на следующий день начинались рыдания, — Марина Николаевна оплакивала свою несчастную жизнь, говорила, что на старости лет стала прислугой в доме у дочери, что у нее нет своего угла... Алена, разумеется, тут же освобождала маму от всех обязанностей, — и тут же начинались жалобы на то, что ее ни во что не ставят, ничего не доверяют, к внуку не подпускают... Все это было конечно, не явно, Марина Николаевна умела манипулировать людьми, вызывая у них при надобности чувство вины.
К тому же нельзя было не заметить того, что Марина Николаевна во всем видит негатив, — и в событиях, и в людях... Алена очень надеялась на то, что ее мама, переехав на новое место, найдет себе и новых знакомых. Нет, не женихов, конечно, но подружек, с которыми можно поболтать, прогуляться в парке, и таким образом отвлечься от своих переживаний. Она ведь в прежние времена была общительной, и если не заводила близких подруг, то только потому, что времени не было, — работа, семья, не до того, чтобы слишком тесно с кем-то общаться! А теперь вроде самое время!
И Марина Николаевна общалась... А вечером рассказывала дочери о том, что узнала в результате этого общения. И так получалось, что все, с кем бы она ни познакомилась, не дотягивают до ее уровня ни морально, ни интеллектуально!
— Ну о чем с этими женщинами можно говорить? Предел их духовных запросов, — это узнать, кто с кем переспал в этих дурацких сериалах! Я не понимаю, сейчас что, книг никто не читает? С одной разговаривала, в тему стихотворение любимого поэта начала читать, а она руками замахала: «Ой, что это за ерунда такая!». Ну вот как так можно?
— Да, бывает, некоторым просто некогда читать... А ты бы тоже поговорила о том, что всем интересно. О тех же сериалах, ведь и ты их смотришь! — советовала Алена.
— Что я, слабоумная, на такие темы говорить? В нашем возрасте мозги надо чем-то более интересным загружать. А сериалы я и не смотрю, иногда включаю так, для фона, под вязание или глажение белья. А на улице присела с компанией совсем пожилых бабусь, и ты наешь, о чем они толкуют? О болезнях! Ну хоть бы о внуках говорили!
Алена слушала и порой сама пугалась, — а вдруг и ее или Сергея мама начнет вот так же «экзаменовать» по поводу знания литературы или изменений в обществе? Они ведь тоже могут оказаться недостаточно эрудированными!
Отношения с зятем у Марины Николаевны были ровными, — они не ссорились, но и слишком близкими людьми их назвать было нельзя. Алена подозревала, что Сергея ее мама тоже считает не слишком эрудированным человеком... Но ему она по крайней мере никаких замечаний не делала, и дочь была благодарна ей хотя бы за это!
С матерью Сергея, Антониной Матвеевной, Марина Николаевна была, разумеется, знакома, но виделась всего несколько раз, да и то больше мельком, — на свадьбе, и потом, на нескольких семейных торжествах, — случая пообщаться у двух родственниц не было, как и, скорее всего, желания. Алена была этому рада. У нее к свекрови никаких претензий не было, просто была она очень простой, деревенской женщиной, жила в сельской местности, довольно далеко от города. В гости к сыну выбиралась редко, а они и того реже, а сама Алена вовсе не была снобом и не считала, что имеет основания хоть в чем-то возвышаться над свекровью. А вот ее мама, вполне возможно, могла не только так думать, но и не преминула бы прямо сказать об этом. И ведь не скажешь же ей, что именно этим она проявит свою ограниченность!
Но родственники есть родственники, и однажды Сергей сообщил, что его мать собирается приехать к ним на три дня.
— Давненько не была у нас, соскучилась, да и по магазинам хочет пройтись, — объяснил он цель предстоящего визита.
Марина Николаевна отреагировала спокойно и даже доброжелательно, поздравила Сергея, который наверняка скучает по маме, сказала, что раскладушку для гостьи можно будет поставить в ее комнате.
— Ну зачем же, с Мишкой в комнате поспит! — возразил Сергей, — Она тоже по внуку скучает.
На это Марина Николаевна только плечами пожала, но потом дочке высказала:
— То вы сына приучаете спать одного в комнате, то заставляете спать вместе с чужим, по сути, человеком!
— Какой же она чужой, она бабушка! — напомнила Алена.
— Скажи на милость... Да они виделись-то всего несколько раз! Не понимаю, что это она вдруг заскучала. Впрочем, не мое дело.
— Ну что ты, мама! Или тебе так уж хотелось с тетей Тосей в одной комнате побыть? Так у вас будет время поболтать, пока Сергей на работе.
— Не очень-то я нуждаюсь в разговорах со всякими Тосями! — ответила Марина Николаевна, и Алена подумала, что проблемы все же возможны...
Да, она свекровь называла тетей Тосей, и та ничего против не имела, — да и не так уж часто они виделись! Антонина Матвеевна и сватье сказала, чтобы та называла ее просто по имени:
— Родня же! Да и не в дворянском собрании встречаемся, что уж тут по имени-отчеству, как чужие.
Но Марина Николаевна при каждой встрече упорно называла ее полным именем, и заметно кривилась, когда Тося попросту называла ее Мариной, а то и Маришкой. «Но три дня в одной квартире, — это все-таки можно стерпеть, не успеют они особо поссориться!», — утешала себя Алена.
Успели. Не сказать, что дело дошло до ругани, но свекровь в первый же день, проводив сына и невестку на работу, высказала свое недоумение по поводу того, что Мишу отдали в детский сад:
— И Аленка не каждый день работает, и ты тоже дома, зачем ребенка-то каждый день, да в любую погоду, таскать в садик? Поспал бы в свое удовольствие!
На время приезда второй бабушки Мишу из садика «отпросили» на три дня, и он блаженно отсыпался по этому поводу. Марина Николаевна объяснила:
— Он уже большой, в подготовительную группу ходит, ему в школу на следующий год, — вот для этого и водим в сад! Чтобы и к дисциплине привык, и к коллективу.
— Да привык бы, когда в школу пошел, никуда бы не делся! Зачем ребенка детства лишать. А к школе подготовить, — неужели ты бы не смогла? Сама-то умная, и книжки читаешь, и стихи всякие...
— Одно дело я, другое — педагоги!
— А они что, не такие же люди, как мы? Я вот с Танюшкиными детьми сидела, без всяких садиков в школу пошли, и учатся хорошо! — старшая дочь Антонины Матвеевны жила с матерью.
— Так у вас школа обычная, сельская, а в городе-то всё иначе! Миша в специальную пойдет, с углубленным изучением математики и языков...
— Ну конечно, мы в селе все глупые, крестиком расписываемся! Непонятно только, откуда вы в городах все такие умные беретесь, из тех же ведь сёл! С малых-то лет зачем его так перегружать?
В общем, с самого утра как начали спорить, — так и остановиться не могли, цепляясь к каждому пустяку, в основном по поводу воспитания ребенка, — у Антонины Матвеевны были свои представления о том, как кормить детей, как воспитывать... Нет, она не поучала сватью, ее замечания были высказаны в том духе, что: «Я вот не так делаю, а эдак! И хоть я простота сельская, но троих детей и двоих внуков не последними людьми вырастила!».
В результате к моменту возвращения с работы Алены обе бабушки были если не врагами, то и не друзьями, — почти не разговаривали друг с другом. Алена подозревала, что так оно и будет, и на следующий день сама отпросилась с работы. Она хотела походить со свекровью по магазинам, но с самого утра Марина Николаевна заявила:
— Ты что, Алена, забыла? Сегодня годовщина смерти бабушки, мамы моей, надо на кладбище съездить, в церковь там зайти.
— А мы с Мишенькой дома вас подождем, поиграем пока! Вы надолго? — сказала Антонина Матвеевна.
— Что значит «посидим»? Вы разве не поедете? Ну мы тогда втроем, и Миша с нами. Собирайся, Алена, до полудня надо на кладбище быть.
— Ребенка-то зачем тащить? — удивилась свекровь.
— Затем, что он должен знать свои корни! Знать, что он не в капусте найден, у его семьи есть свои традиции, свое прошлое! — уже немного повысила голос Марина Николаевна. Алена тоже не считала, что Мишу надо брать с собой, да и тетя Тося была там ни к чему, но вот как сказать это маме? Страшно даже представить, в какой скандал это может вылиться! Без этого не обошлось, так как Миша сам отказался ехать:
— Мы с бабой Тосей на площадку лучше сходим! — заявил мальчик.
Поехали Марина Николаевна с Аленой вдвоем... Всю дорогу мать ворчала по поводу того, что «приехала тут порядки свои устанавливать», а на могиле рыдала так, словно схоронила мать только что, а не двадцать лет назад.
— Ну что ты, мамочка, не убивайся так... — пыталась утешить ее дочь.
— Вот подожди, узнаешь ты, каково это жить-то без мамочки! Посмотрим, как тебя твоя тетя Тося любить и жалеть будет! И ведь надо же, какая Лиса Патрикеевна, змея подколодная, — за один день всех на свою сторону переманила, и тебя, и Мишку.
— Да о чем ты говоришь, мама?! Зачем ей нас перетягивать, она приехала и завтра уже уедет! — убеждала ее Алена.
— Уедет, но сперва всех убедит в том, что она хорошая, а я... Счастлива она, что ей есть куда уехать! — плакала мама, и утешить ее удалось только уже на обратном пути. Утешить, но не примирить с соперницей, каковой она считала теперь Антонину Матвеевну, — приехав домой, Марина Николаевна закрылась в своей комнате и отказывалась выходить и к обеду, и к ужину.
— Обиделась, что ли? — удивилась Антонина Матвеевна, — Вроде ничего плохого не сказала, а что на кладбище не поехала, — так я мать ее и не знала никогда, что мне ее поминать?
— Не обращайте внимания, — шепнула Алена, — У мамы со здоровьем не все хорошо, давление, депрессия...
— Как хотите, но избалованные вы тут, в городе! Жила бы в деревне — знать не знала бы о таких хворях, не до того бы было. Или, уж прости, но мужика ей надо! Все-таки что-то свое будет, да и о депрессиях некогда думать...
Но Марина Николаевна жила в городе, не помышляла ни о каких мужиках, и всегда была очень обидчива, а после болезни и предательства мужа это качество было умножено на десять... Следующий день она тоже безвылазно сидела в своей комнате, и даже не вышла попрощаться со сватьей, — через дверь пожелала ей счастливого пути.
— Ну зачем же ты так, мама? — упрекала ее потом Алена, — Никто же не говорит, что ты должна развлекать гостью, но за что на нее обижаться? Я тоже не могу сказать, что очень люблю свекровь, но просто поддерживать нормальные отношения можно?
— Вот и поддерживай, а я тут при чем? При том, наверно, что она здесь гостья, а в своем доме хозяйка, а я так, приживалка в доме ее сына!
— Ну опять начинается... Она тоже с дочкой и зятем живет! И никакая ты не приживалка, это такой же твой дом, как и наш.
— Такой же, да не такой... Нет, спроважу я квартирантов, к себе уеду. Проживу как-нибудь, не пропаду! На работу устроюсь, буду работать, пока не умру. Позванивайте иногда, может, я уже... Ведь случись что, — я и Скорую вызвать не успею!
И таким образом она изводила дочь каждый день. Алена понимала, что никуда мать, скорее всего, не уедет, — сама прекрасно понимает, что жить отдельно ей будет во всех отношениях хуже. Да и ей, дочери, легче не станет! Каждый день придется думать о том, как там мама, — экономит на всем, терпит недостаток в еде, лекарствах, а если еще на работу устроится? Ездить к ней — так это на другой конец города, не наездишься... Да и просто так мама не уйдет, все будет обставлено в том ключе, что «Родная дочь выгнала из дома»! Даже если мать сама примет такое решение, — все равно будет считаться, что это Алена ее выгнала.
Да и не сможет она жить одна... И даже дело не в деньгах, а в одиночестве! Не на кого будет зудеть целыми днями, а чем еще заниматься? Теперь Алена как никогда понимала отца и уже не обижалась на то, что он ушел от мамы... Да, это было жестоко, но и его понять можно, он ведь так и объяснял свой поступок: «Я тоже хочу жить». А мама, видимо, и есть тот самый энергетический вампир, который не может без подпитки.
А поводов «подпитаться» было сколько угодно! Нет, Алена не делала ничего против своей мамы, она любила ее! Но и мужа обижать невниманием к его матери не хотела... Да и саму тетю Тосю за что ей обижать? Та довольно часто звонила и сыну, и Алене, Марина Николаевна, понятно, это слышала, и начиналось: «Ну, как там твоя вторая мама?»...
С отцом Алена тоже общалась, — но тайком, чтобы мама этого не слышала... Но, конечно, она это узнала, и это стало очередным поводом к тому, чтобы пилить дочь.
— Не удивительно, что он предал, — чего еще от мужчины, чья жена постарела, ждать... Я даже не удивлюсь узнав, что, как и ты, Валька с ним общается регулярно!
— Но ведь он мой отец, мама! — напоминала Алена, — И я не очень-то с ним общаюсь, «как дела», — вот и весь разговор...
— А какое тебе дело до его дел? Он больше не наша семья. Впрочем, как тебе это понять... Пойми, Алена, я тебе этого ни в коем случае не желаю, но понять ты смогла бы только после того, как сама бы такое, сохрани Боже, испытала! А женская красота и молодость недолговечны...
Вот такие упреки слышала Алена за общение с отцом... А уж если бы Марина Николаевна узнала, что дочь видится с «предателем», и даже в гости к нему и его второй жене как-то заезжала!.. И не видела в этом большого греха. Что поделаешь, если она любит отца? Разве это предательство по отношению к маме? И как маме-то объяснить, что хватит уже жить прошлыми обидами! А главное — хватит Алену изводить. Она сама была измучена этими постоянными, к тому же совершенно безосновательными упреками матери. А та не прекращала...
Однажды Сергей сказал, что собирается съездить летом к маме, всей семьей, конечно. Марина Николаевна, услышав эту новость, только губы поджала, а уже наедине дочке высказала:
— И что же, ты собираешься ехать? Зачем, спрашивается?
— Затем, что Сергей хочет увидеться со своей мамой, а я его жена. А Миша наш сын и ее внук. Если хочешь, ты можешь поехать с нами, просто отдохнуть на свежем воздухе! — как можно спокойней ответила Алена.
— Вот уж спасибо! Не хватало мне еще туда ехать в качестве бедной родственницы... Если свекровь твоя здесь себя хозяйкой чувствует, то там-то, на своей территории, она мне быстро место укажет!
— Ой, мама, никто тебе никогда места не указывал! — Алена из последних сил сдерживала раздражение, и, видимо, Марина Николаевна это почувствовала и решила не обострять:
— Хорошо, не буду больше об этом. Я никуда не поеду, конечно, поживу одна. Валентин если что приедет! Да и вы не на год же уедете...
Тон мамы был мирным и даже словно слегка виноватым, что обрадовало и умилило Алену, — неужели она поняла, как мучает свою дочь? Неужели она будет отныне вести себя иначе?
Но Марина Николаевна, как опытный манипулятор, избрала свою тактику, — «качели»! То есть решила чередовать периоды прессинга и мирного сосуществования, которое потом можно сменять в еще более жесткой игре на чувстве вины. Уж осознанно ли она делала это, или у нее само так получалось, но стоило дочери немного расслабиться, как начиналось...
— Ну что, собираешься в гости? Приветы там передавай. Может, мне подарок какой-нибудь сватье купить? — с участием спрашивала она, — Что хоть она хочет-то?
— Да я даже не знаю, — радовалась такому отношению дочь, — Может, что-нибудь для личного пользования, халат или теплые тапочки? Но время еще есть, мы только летом поедем!
Рано радовалась, — «качели» пошли в обратную сторону, начались разговоры о том, что Алене ездить к свекрови вообще не обязательно... А вот отказаться от поездки было бы как раз кстати! И ребенка туда не тащить.
— Сережа — понятно, у него там родные, мать, в конце концов, но вам-то с Мишенькой что там делать? Начнет наговаривать всякое на меня, внука настраивать, вот надо это?
— Да никогда тетя Тося слова плохого про тебя не сказала! И я тоже не понимаю, с какой стати я должна отказываться от поездки? Как я должна объяснить это Сергею? Я не говорю, что мне так уж туда хочется, но я не могу обижать людей, которые ни мне, ни тебе ничего плохого не сделали!
— Ну конечно, — вздохнула Марина Николаевна, — Это только мать тебе плохое делает, ее-то что не обидеть? Тем более что мать все равно простит, никуда не денется. И не подскакивай ты, я же не против, — поезжай...
— Я поеду. И подарки отвезу, если уж не от тебя, то от твоего имени. Да, сама куплю, и скажу, что от тебя! Чтобы люди не думали, что моя мать их не любит за то, что они, такие-сякие, посмели в деревне родиться! Да, мама, уж прости, но я частенько так делаю. А вот тетя Тося сама и привозит, и присылает гостинцы сама, и совершенно искренне! — Алена понимала, что ее уже «несет», но она так устала... А мама, слегка удивленная и сильно возмущенная таким взрывом продолжала в той же манере «бедной матери»:
— Ах, ну да... Тетя Тося во всем права, я кругом виновата...
— Не надо, мама, я ни в чем тебя не виню. Если не хочешь, чтобы свекровь на меня влияла — поезжай с нами! — отрезала Алена и вышла. Да, ее уже достали выходки мамы! Поначалу она ей очень сочувствовала, — действительно, многовато на нее навалилось разного, — дети женились и выходили замуж, квартиры меняли, следовательно, и место жительства пришлось, потом болезнь, потом уход мужа... Да, ангельским характером Марина Николаевна никогда не отличалась... или раньше казалось, что она ведет себя более разумно, ведь дети всегда идеализируют родителей... А теперь Алена все больше склонялась к тому, что отец-то ушел вовсе не из-за того, что влюбился в другую женщину! Он от маминых «запилов» сбежал...
Алена не могла больше выслушивать мамины претензии, которые вынуждена была скрывать от мужа, да и вообще от всех, — как про такое расскажешь, ведь стыдно! Но и находиться все время между двух огней было не легче... Сергей уже понимал, что теща не лучшим образом относится к его матери, и, хоть молчал, ясно было, что ему это неприятно. Да и в отношении Марины Николаевны к нему он чувствовал какую-то фальшь! А поговорить об этом друг с другом Алена и Сергей не могли, — ему было неудобно, а она просто боялась внести еще большее напряжение в отношения тещи и зятя! Ведь они оба были ей дороги...
Единственным человеком, с которым Алена могла поделиться без опасений, стала Светлана, жена Валентина. То есть она и ей не собиралась жаловаться, просто заехала проведать семейство брата, посмотреть, как растут племянники, поболтать с родственницей, и сама не заметила, как рассказала обо всех своих затруднениях. Света только печально улыбнулась:
— Да что там говорить, тема старая, как мир, — сходятся парень и девушка, но вместе с ними сходятся и две совершенно разные семьи! Думаешь, я не замечаю того, что твоя мать и ко мне относятся не совсем так, как хотелось бы?
— Я этого не замечала, — удивилась Алена.
— Ну как же! Ты вспомни, сколько раз я ее приглашала летом пожить вместе с нами на даче, то есть в загородном доме, который принадлежал, строго говоря, твоей матери, — то есть вашим с Валей родителям? А она — нет, никогда не соглашалась! Приезжала ненадолго, только если вместе с вами. По-твоему, почему так происходит? Именно потому что теперь я там, и ей это совсем не нравится!
— Ты думаешь? — огорчилась Алена.
— Уверена! Потому что какое же еще может быть объяснение? Почему бы ей не пожить летом на даче? Но я сейчас не работаю, я там постоянно, вроде как хозяйка, ну и...
— Да, странно все это... И печально! Я, видимо, невнимательная или смотрю на это как-то проще, а у мамы, может быть, и правда какой-то свой взгляд на это... Но ведь это тяжело, неправильно!
— И обидно, кстати. Мне обидно, — разве я бы ее в чем-то притесняла? Или на огороде заставляла бы работать? Нет! Я бы хотела хороших отношений со свекровью... А у нее какие-то свои соображения, и поди ей докажи, что они неправильные.
— А я и не пытаюсь ничего доказывать, знаю, что это бесполезно! Она не только не поймет, но еще все так вывернет, что я же буду виновата. А больше всего я не хочу, чтобы в наши дрязги Сергей был втянут! Да и Мишка тоже. Хотя и самой уже свыше сил... Я так устала от этой обстановки! Я теперь так понимаю нашего папу, который не выдержал и ушел от нее! — уже с настоящим отчаянием воскликнула Алена.
— Стоп, сестренка! — у Светы не было ни сестер, ни братьев, и родители погибли в авиакатастрофе, потому она считала сестру мужа своей родной сестрой, — Не переживай так. А что если твоя мама и правда будет жить отдельно? Ведь возможность есть! И отношения наладятся, и тебе будет спокойней...
— Вот именно что и возможности нет, и покоя уж точно не будет! Я ее попросить уехать не могу, и даже если она сама решит съехать, то... — и она высказала все свои сомнения и опасения по этому поводу.
— Ну так тогда пойми одно, Аленушка! В «тирана и жертву» в одиночку не играют. Допустим, затеяла все Марина Николаевна, но ты приняла условия, и продолжаешь подыгрывать, — пыталась объяснить Света.
— Да не играю я, просто не хочу ее обидеть, сделать хуже...
— Куда уж хуже! Она видит твою слабину, потому так и ведет себя. А ты себя изводишь. Тебе еще ребенка растить, самой жить, — ты из этого исходи! Я не советую тебе ругаться с ней, но хоть разговаривай с ней на равных, как два взрослых человека! И ты уже не девочка, которую мама может заругать, и она не ребенок, с которым надо нянчиться. Я твою мать уважаю и люблю, она Валькина мама, но тебя же жалко больше, чем ее. Она-то в порядке, наговорит тебе всякого — и довольна, а ты нервничаешь, переживаешь... Сергей-то как, не замечает этого, что ли?
— Кажется, замечает, но молчит пока... А по поводу маминого вампиризма ты права, я тоже так думаю, но... мне как раз ее жальче, чем себя!
— Ну тогда извини... Однако терпеть дальше я тебе не посоветую! Ты смотри, как бы свою жизнь не испоганить! Валя рассказывал, как отец от нее ушел, — сперва домой идти не хотелось, у нас или у вас отсиживался, потом нашлась добрая душа, взяла его к себе. А ну как и с Сергеем так же получится? Тогда уже никакая мама не поможет! А манипулятор, скажу тебе, быстро теряют интерес к тем, кто на их манипуляции не ведется... — Свете, судя по всему, уже надоел этот бесплодный разговор, и Алена начала прощаться.
— Все ты, Светочка, правильно говоришь! Я и сама это понимаю, но что делать не знаю... Она же мама моя! И ты знаешь, я иногда боюсь, что сорвусь, наговорю ей всякого, а уж что будет после этого... — печально сказала она.
— Нормальная жизнь будет, вот что! Не срываться надо, а спокойно поговорить. Она, вот именно, мама, значит, должна помнить, что ты — дочка, — без особой надежды на понимание сказала Светлана. Но Алена, конечно, все понимала! Пожалуй, Света правильно сказала, — надо не вестись на манипуляции. Просто не обращать внимания, что ли! Звонит свекровь — поговорить с ней, отец — тоже не прятаться, при ней говорить. Обидится? Ну что поделать! «Объяснить ей, что люблю ее все равно больше всех, но и от других людей отказываться тоже не собираюсь! И никого обижать ради нее тоже не хочу. Летом всей семьей поедем к тете Тосе, а она как хочет!», — решила Алена.
Дома она сама рассказала о своем визите к Светлане, и спросила:
— Мама, если ты не хочешь с нами к тете Тосе, то, может, с ними за город поедешь? Ты там давно не была, а ведь любила те места раньше!
— Не поеду. Туда, как я поняла, папаша ваш приезжает, и они его принимают, а мне это надо? А вы, значит, решили-таки ехать к этой... — поджала губы Марина Николаевна.
— А какие у меня причины не съездить к свекрови, внука к ней не отвезти? — Алена старалась, чтобы голос ее не дрожал от страха перед надвигающейся грозой.
— Запретить я тебе не могу, а советов моих ты не слушаешь... Меня никто не слушает! Ну что же, я все понимаю, я отработанный материал...
— Мама! Ты не материал, ты моя мамочка, самая любимая! — решительно сказала Алена, — Я не хочу тебя огорчать, не хочу с тобой ссориться, но и с другими не хочу, — дочь не собиралась позволять ей разыграть в полную силу образ несчастной матери, но ведь он был так кстати сейчас самой Марине Николаевне!
— Вот как... Вырастила предателей! Что сын, что дочка... Никому я не нужна! Ты права, Алена, я уеду к себе. А вы живите спокойно, общайтесь с кем хотите, любите кого угодно... — продолжила она свои горькие обвинения, и ожидая от дочки виноватых возражений... но вместо этого услышала:
— Хорошо, мама, скажешь, когда тебе помочь перевезти вещи, — и Алена ушла в свою комнату. Но не для того, чтобы там уединиться и слушать причитания матери, — она собрала Мишу и пошла с ним гулять... Когда они вернулись, Марина Николаевна тихо сидела в своей комнате.
— Мама, ты ужинать собираешься? — как ни в чем не бывало заглянула к ней Алена.
— Нет, — коротко ответила мать.
— Ну что ты, обиделась, что ли? Зря, мамочка!... — голос ее был не виноватым, а почти веселым.
Вероятно, ее тактика оказалась верной, — Марина Николаевна поняла, что больше дочерью вертеть, как попало, не получится. Но она и не хотела вертеть! Честное слово... Она хотела только, чтобы ее хоть дети любили больше всех! Нет, не больше своих семей, но чтобы она, мама, была для них не на каком-то десятом месте... Хоть мужу ее, предателю, могли они высказать всё и навсегда отказать в общении? Хоть свекрови Алена могла дать понять, что мама и ее интересы для нее важнее? Нет, она с папочкой будет общаться. Она к свекрови будет ездить, они ведь родня! А то, что матери это неприятно, для нее не аргумент!
«Я стучусь в закрытую дверь. Я больше не главный человек в жизни своих детей. Но ведь они для меня главные! И других не будет. Почему так? Ведь это несправедливо!», — думала она. Но как исправить положение не представляла...
Ни в какую свою квартиру она, разумеется, не уехала, — зачем? Это означало бы и вовсе отдалиться, а это было вовсе не пределом мечтаний. Нет, она будет занимать место в жизни и дочери, и сына! И невдомек ей было, что этого места никто и не собирается занимать...