– Ой, беда, – бормотала Людмила, поправляя фартук и на ходу сбрасывая дрова в буржуйку. – Василич, ты где там? Опять в кастрюлю уставился?
– Да тут я, – отозвался муж из-под шатра, где уже вовсю кипела работа. Он старательно размешивал что-то в огромной алюминиевой кастрюле. – Суп доходит. Ты картошку на второе порезала? А то народ скоро валом повалит.
– Порезала, порезала, – отмахнулась она, но тут же добавила, чуть тише: – Вот те на, еще и командует...
Дело шло к вечеру. Фестиваль был в самом разгаре, а народ вокруг шатра толпился, словно тут не суп разливали, а самую манну небесную. Людмила огляделась: кто с кружкой стоит, кто с миской – все с ожиданием в глазах. Морозец потрескивал, снег под ногами хрустел, а запахи еды, казалось, были слышны даже за границей лагеря.
– Люда, неси хлеб! – окликнул Василич. – Тю, ты чего встала как вкопанная?
– Иду, иду, – ответила она и поторопилась к походному столу. Хлеб резать – дело нехитрое, но мыслей, что ни шагу, меньше не становилось.
Фест в этот раз собрал народ разный. Кто приехал песни петь, кто танцевать, а кто просто в лесу погудеть. Людмила заметила пару подозрительных личностей еще утром – какие-то смуглые. Но делать нечего – толпа большая, всех не запомнишь. Вот только неспокойно было на душе, как ни крути.
К вечеру, когда последний свет меркнул за деревьями, к палатке подошли свои – двоюродный брат Гриша с женой Ольгой. Людмила, увидев их, всплеснула руками:
– Ой, Гришка! Вы как тут оказались? Совсем же говорили – не поедете!
– Да вот, решили навестить, – отозвался Гриша с широкой улыбкой. – Смотрю, у вас тут не жизнь, а базар-лавка. Чем помочь?
Помочь было с чем: Гриша с Ольгой принялись стягивать тяжелый шатер, поправлять опоры, а потом и у прилавка помогли. Людмила только успевала руками разводить: такие помощники – как с неба упали.
– Ну, вы устали, небось. Пойдемте к столу, поедите как люди, – пригласила она, разливая горячий суп по тарелкам.
Сели за стол. Ольга аккуратно отгребала ложкой картошку, а Гриша, как всегда, ел быстро и с аппетитом.
– Спасибо, сестренка, – сказал он, вытирая губы салфеткой. Потом полез в карман. – Ну, что там с нас?
– Ой, да ну тебя, – возмутилась Людмила. – Какие деньги, ты что! Мы тут не на этом зарабатываем.
Гриша на секунду замешкался, но потом хитро прищурился.
– Ладно, раз так, – протянул он, – но хоть что-то сделаем для вас. Слушай, а давай мы выручку заберем? У вас-то в палатке оставлять – только дразнить кого.
Людмила задумалась. Дело-то, вроде, разумное. Без сейфа, в лесу, да еще с этими мутными персонажами. Согласилась.
– Ладно, забирай. Только смотри мне, чтоб не потерял, – добавила она, шутливо тыча пальцем в брата.
Гриша, словно почувствовав торжественность момента, достал из рюкзака конверт.
– Вот, смотри, кладу в конверт. Закрываю. И даже не открываю, – сказал он с такой серьезностью, что Людмила фыркнула.
– Чудак ты, – ответила она, – ну ладно. Берите.
И ушли они, а Людмила снова вернулась к своим кастрюлям. Да только покоя в сердце не стало. Что-то было не так. Какой-то странный осадок, словно что-то упустила в этом разговоре...
Прошло несколько дней. Фестиваль закончился, и Василич с Людмилой вернулись домой. В кузове старенькой "Газели" перекатывались кастрюли, коробки и всякие кухонные принадлежности. Усталость брала своё, но чувство удовлетворения за хорошо сделанную работу грело душу.
Уже дома, когда разобрали вещи и наконец сели пить чай на кухне, Людмила вспомнила про Гришин конверт.
– Василич, – вдруг сказала она, остановив ложку на полпути к блюдцу с вареньем, – а давай-ка выручку пересчитаем. Что-то мне неспокойно.
– Да ладно тебе, – ответил он, не поднимая глаз. – Гриша ж свой. Все нормально будет.
Но Людмила уже полезла в сумку, где лежал тот самый злополучный конверт. Аккуратно разорвав его край, высыпала купюры на стол и начала считать.
В комнате стало тихо. Только часы на стене мерно тикали, и где-то за окном лениво мяукнула кошка.
– Так... пять тысяч, десять, пятнадцать... – бормотала она себе под нос. – Василич, а ты мне скажи...
– Ну? – не выдержал он, отрываясь от чашки.
– Это что за странности? – Людмила подняла на него глаза, полные возмущения. – Тут на пятьсот рублей больше, чем должно быть!
Василич нахмурился.
– Да не может быть, – сказал он, пододвигая к себе деньги. Пересчитал быстро, на глаз. – И правда. Это что ж, Гриша нам подбросил?
– Ну, я же сказала, – фыркнула Людмила, швыряя конверт обратно на стол. – Я еще тогда заподозрила, как он этот спектакль с конвертом устроил. Сидит, важный такой: «Не открываю, не смотрю».
Василич усмехнулся и покачал головой.
– Хитрец, конечно. Но намек понять можно. Слушай, а может, он не просто так? Может, хотел что-то хорошее сделать?
– Да уж, сделал, – проворчала Людмила. – Но теперь у меня чувство такое, будто я ему что-то должна! Зачем такие жесты, а?
Они сидели в тишине, глядя на деньги. Морозное стекло окна отражало их задумчивые лица. Наконец Василич встал, подошел к буфету и достал записную книжку.
– Знаешь, что? – сказал он, кивая сам себе. – Весной картошку будем копать – позовем их в гости. Заодно и обговорим.
Людмила ничего не ответила. Но где-то внутри она улыбнулась. Как ни крути, а родня – дело хорошее, даже если они свои "пятьсот рублей" подбрасывают.
