Телефон Владимира тихо завибрировал на кухонном столе. Я машинально скользнула взглядом по экрану — и замерла. "Владимир Петрович, если до конца недели долг не будет погашен, мы будем вынуждены...". Сердце пропустило удар. Какой долг? У нас же всё хорошо с финансами, вроде бы...
Владимир вошёл на кухню, насвистывая какую-то мелодию. Увидев меня с телефоном в руках, он резко остановился. Его лицо дрогнуло, а в глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
— Что это за сообщение? — мой голос звучал глухо, будто чужой.
— Оля, ты копаешься в моём телефоне? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
— Я не копаюсь. Оно высветилось на экране, — я почувствовала, как к горлу подступает ком. — О каких долгах идёт речь?
Владимир тяжело опустился на стул. Его плечи поникли, а пальцы нервно забарабанили по столешнице.
— Это... это старая история, — он избегал смотреть мне в глаза. — Ещё от первого брака остались кое-какие обязательства.
— Что?! — я не верила своим ушам. — То есть... ты женился на мне, зная, что у тебя есть долги бывшей жены?
— Понимаешь, я думал, что справлюсь сам... — его голос звучал всё тише. — Не хотел тебя волновать.
— Не хотел волновать? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — А теперь что? Ты решил оставить меня с её долгами?!
Владимир вскинул голову:
— Оля, ну зачем ты так... Я всё держу под контролем.
— Под контролем? — я горько усмехнулась. — Поэтому тебе угрожают коллекторы?
Он потянулся ко мне, но я отшатнулась. Перед глазами пронеслись все моменты, когда он говорил, что нам нужно экономить. Когда просил отложить поездку к дочери. Когда убеждал, что новая шуба мне не нужна...
— Сколько? — мой голос дрожал. — Сколько ты должен?
— Оля...
— Сколько?!
Он назвал сумму, и у меня подкосились ноги. Полтора миллиона. Столько стоило моё доверие к мужу.
— Я продам дачу, — поспешно добавил он. — Там хороший участок, его быстро купят...
— Дачу? — я истерически рассмеялась. — Ту самую, которую ты получил при разводе с ней? И теперь хочешь продать, чтобы расплатиться с её долгами?
В кухне повисла тяжёлая тишина. Только тиканье часов отмеряло секунды, которые, казалось, растягивались в вечность. Я смотрела на человека напротив и не узнавала его. Где тот Владимир, которому я безоговорочно доверяла? Который обещал, что у нас не будет секретов?
— Знаешь что, — я медленно положила телефон на стол, — я ухожу. Мне нужно подумать.
— Оля, пожалуйста... — он встал, протягивая руку.
— Нет! — я резко отступила. — Не трогай меня. Я не могу... просто не могу сейчас находиться рядом с тобой.
Я вышла из кухни, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. В голове крутилась одна мысль: как я могла быть такой слепой? И главное — что теперь делать?
Я сидела в парке на скамейке, где мы обычно встречались с дочерью. Осенний ветер трепал жёлтые листья, а я всё прокручивала в голове последние два года нашей с Владимиром жизни. Каждая мелочь теперь обретала новый смысл.
Вот мы планируем отпуск, и он настаивает на даче вместо моря: "Зачем тратить такие деньги, когда у нас свой участок?" А я киваю, думая, что он просто экономный. Вот я отменяю поездку к дочери в Петербург — он тогда попросил помочь с его магазином. "Всего пару месяцев, родная, мне так нужна твоя поддержка". Я согласилась — ведь что такое пара месяцев ради любимого человека?
— Мама, ты меня пугаешь, — голос Наташи вырвал меня из воспоминаний. Дочь присела рядом, протягивая стаканчик с кофе. — Что случилось?
Я сделала глоток. Горячий напиток обжёг горло, но это было даже приятно — хоть какое-то живое ощущение в том оцепенении, которое накрыло меня после разговора с мужем.
— Владимир... — я запнулась. — У него долги. Полтора миллиона.
— Что?! — Наташа чуть не выронила свой стаканчик. — Откуда?
— От первой жены остались, — я горько усмехнулась. — Представляешь? Два года скрывал. А я-то думала, почему он всё время про экономию...
Дочь молчала. Я знала этот взгляд — она злилась. Когда я выходила замуж за Владимира, Наташа была против: "Мама, ты его всего полгода знаешь! Как можно быть такой легкомысленной?"
— Я ведь ради него всё, — мой голос дрогнул. — Думала, вот оно, счастье на старости лет. После папиной смерти десять лет одна была, а тут... Как в омут с головой.
— А теперь что делать собираешься? — Наташа положила руку мне на плечо.
— Не знаю, — я покачала головой. — Он дачу продать хочет. Ту самую, что от первой жены осталась.
— Мама, — дочь развернула меня к себе. — Ты же понимаешь, что это не решение? Сегодня он дачу продаст, а завтра что? Может, у него ещё какие-то секреты есть? Нельзя так жить.
Я молчала. В голове вертелась фраза, которую любила повторять моя бабушка: "Доверие — как фарфоровая чашка. Разбить — секунда, а склеить..."
— Знаешь, что меня больше всего злит? — я сжала пустой стаканчик. — Не сами долги. А то, что он не доверился мне. Решил, что я не пойму, не поддержу. Получается, за эти два года я так и осталась для него чужой.
— Значит, пора показать ему, что ты не половичок, о который можно вытирать ноги, — Наташа встала. — Поехали ко мне. Переночуешь у нас, а завтра с чистой головой решишь, что делать дальше.
— А Владимир? — я почувствовала, как к горлу снова подступают слёзы.
— А что Владимир? — дочь протянула мне руку. — Пусть поймёт, каково это — когда от тебя уходят, ничего не объясняя. Может, тогда научится ценить честность в отношениях.
Я поднялась со скамейки. Ветер усилился, срывая с деревьев последние листья. Где-то вдалеке прогремел гром — надвигалась гроза. Удивительно, как природа иногда точно отражает то, что творится в душе...
Ключ в замке повернулся как-то особенно тяжело. Я вошла в квартиру, стараясь ступать тихо, но Владимир всё равно услышал. Он выскочил в прихожую, встрёпанный, с красными глазами:
— Оленька! Я думал, ты не вернёшься...
— Вещи забрать приехала, — я прошла мимо него в спальню.
Он метнулся следом:
— Какие вещи? Оля, давай поговорим! Я всё объясню...
— Объяснишь? — я резко развернулась. — Два года было мало для объяснений?
Достала с антресолей чемодан — тот самый, с которым приехала к нему. Символично.
— Я продам дачу, — Владимир схватил меня за руку. — Честное слово, уже дал объявление. И машину продам, если надо...
— Дело не в даче! — я выдернула руку. — И не в долгах! Дело в том, что ты мне не доверяешь.
— Доверяю! — он попытался обнять меня. — Просто не хотел нагружать тебя своими проблемами...
— Своими? — я достала паспорт из тумбочки. — Мы же семья. Или я ошибалась?
Владимир замер. В его глазах мелькнуло что-то... понимание?
— Знаешь, — я сложила документы в сумку, — когда умер мой первый муж, я поклялась себе: больше никогда не буду жить во лжи. Десять лет была одна, но спала спокойно. А с тобой... — голос дрогнул. — С тобой я каждый день просыпаюсь и думаю: что ещё я о тебе не знаю?
— Оля... — он опустился на кровать. — Я просто боялся... Как с Тамарой тогда...
— С первой женой?
— Да. Я ей тоже не рассказывал о проблемах. Думал, сам справлюсь. А когда она узнала... — он провёл рукой по лицу. — В общем, ушла. И я решил, что больше никогда...
— Что никогда не будешь честным с женой? — я горько усмехнулась.
— Что никогда не потеряю любимую женщину из-за денег, — он поднял на меня глаза, полные слёз. — А получилось наоборот.
Я застыла с сумкой в руках. Что-то надломилось внутри от его взгляда.
— Выбирай, Владимир, — мой голос звучал непривычно твёрдо. — Либо мы начинаем жизнь заново. С полной честностью. Без недомолвок. Либо... я ухожу. Насовсем.
В комнате повисла тишина. Было слышно, как капает вода из крана на кухне — кап, кап, кап...
— Я всё расскажу, — наконец произнёс он. — Про долги, про Тамару, про всё... Только останься. Пожалуйста.
Я медленно опустила сумку на пол.
— С этого момента — никакой лжи?
— Никакой, — он протянул мне руку. — Клянусь.
Покупатели уехали, оставив задаток. Мы с Владимиром стояли у калитки, глядя на опустевшую дачу. Грузовик с последней мебелью скрылся за поворотом, оставляя после себя клубы пыли.
— Здесь был абрикос, — Владимир кивнул на пустое место у забора. — Тамара сама сажала. В первый год три абрикоса выросло, она так радовалась...
Я молча сжала его руку. За последний месяц он много рассказывал о прошлом. О том, как познакомился с Тамарой. Как пытался спасти её бизнес, влезая в долги. Как она ушла, не выдержав его скрытности.
— Знаешь, — он повернулся ко мне, — я ведь только сейчас понял: дело было не в деньгах. Ни тогда, ни сейчас.
Порыв ветра качнул старые качели. Они скрипнули — протяжно, словно прощаясь.
— А в чём? — я всматривалась в его лицо, отмечая новые морщинки у глаз.
— В доверии, — он обнял меня. — Я всю жизнь боялся быть слабым. Казалось, если признаюсь в проблемах — перестану быть мужчиной. А получилось наоборот.
Я прижалась к его плечу. От рубашки пахло нашим домом, такой родной запах...
— Теперь всё будет по-другому, — прошептал он мне на ухо. — Никаких секретов. Обещаю.
В небе закричали журавли. Я подняла голову — клин уходил на юг, чётко вырисовываясь на фоне закатного неба.
— Пора и нам, — я достала ключи. — Дома ждёт твоя любимая запеканка.
— И разговор о новом бизнес-плане, — добавил он. — Хочу, чтобы ты знала каждую цифру.
Мы пошли к машине. Сухие листья шуршали под ногами, а в воздухе пахло яблоками и дымом — осень вступала в свои права. Я оглянулась в последний раз: дача стояла тихая, будто задумчивая. Странно, но не было ни грусти, ни сожаления. Только чувство лёгкости, словно с плеч сняли тяжёлый рюкзак.
Владимир завёл машину:
— У нас всё получится, правда?
— Правда, — я улыбнулась. — Только вместе.
