Только не говорите, что я написала его имя неправильно!
Я нарочно это сделала. Ради «красного словца»: очень уж хотелось зарифмовать заголовок: "Теофил – русофил". 😊 Мне нравится этот французский писатель. Ассоциируется он у меня прежде всего с двумя вещами: с нашим фильмом «Капитан Фракасс» и роскошно изданным тревелогом «Путешествие в Россию», написанным с искренним интересом, уважением и дружеским чувством к России.
Почему-то именно в таком порядке и состоялось мое знакомство с этим автором.
Двухсерийный телефильм «Капитан Фракасс» по книге Готье и сценарию Юрия Визбора вышел на экраны в 1984 году.
Актерский состав, как сейчас говорят, был совершенно «звездный»: Юри Ярвет, Светлана Тома, Леонид Ярмольник, Ивар Калныньш, Всеволод Шиловский. И в главной роли – замечательный Олег Меньшиков. Это была уже не первая его главная роль, он уже два года как сыграл своего превосходного Костика в «Покровских воротах» Михаила Козакова, но того фильма я еще не видела, а вот в романтическом «Капитане Фракассе» я этого актера заметила. Он так мне понравился, что я, посмотрев фильм, нарисовала портрет капитана Фракасса, вполне даже похожий.
Вообще говоря, роману Готье о капитане Фракассе очень повезло в кино: существует больше десятка различных экранизаций, фильмы по этой книге в Европе снимали чуть ли не каждое десятилетие. Одна из самых известных картин – 1961 года, с Жаном Маре и Луи де Фюнесом.
Не знаю, насколько это верно, но в интернете мне попадалась информация, что автор романа использовал в сюжете реальные перипетии из семейных историй старых гасконских родов, а также некоторые настоящие имена. Думаю, это вполне вероятно – журналисты ведь часто черпают сюжеты в реальной жизни, а Готье был отличным журналистом! Хотя и поневоле.
Потому что в первую очередь он был поэтом. И в этом смысле полностью соответствовал своему имени: Теофил(ь), что означает «Любимец Бога». Хороший поэт всегда отчасти любимец Бога. А Готье был хорошим поэтом. И да, он был гасконцем. В точности, как всеобщий любимчик д‘Артаньян.
Пламенный романтик
Пьер Жюль Теофиль Готье – таково его полное имя - родился 31 августа 1811 года в городке Тарб. Эти места - историческая область Гаскони; сейчас Тарб - часть французского департамента Верхние Пиренеи, расположенного неподалеку от испанской границы.
Наверно, действительно есть что-то общее в характере гасконцев, а именно: страсть к приключениям, к романтике, да и вообще – страсть. Это - в крови.
Еще маленьким Готье переехал вместе с родителями в Париж и уже там закончил лицей Людовика Великого. После чего поступил в подмастерья: стал учеником живописца в мастерской Риу. А стихи Теофиль начал писать еще в раннем юношестве.
Париж был центром культурной арены Франции, где сражались между собой различные группировки и течения. И Теофиль немедленно выбрал сторону, чтобы биться за свои идеалы: он примкнул к литературному течению романтизма, возглавляемому Виктором Гюго, главным молодежным идолом эпохи.
Что представляли собой тогдашние околокультурные битвы, легко могут представить себе любители нынешних околофутбольных баталий. До изумления похоже!
Романтики – юные, дерзкие, передовые – сражались с классицистами, засевшими везде и всюду «стариками». Одна из важнейших битв между ними состоялась 25 февраля 1830 года на премьере театральной постановки «Эрнани» - романтической драмы в стихах Виктора Гюго. За год до того, в 1829, ретрогады-классицисты-роялисты запретили к показу пьесу того же Гюго «Марион Делорм», и была реальная опасность, что и «Эрнани» постигнет та же судьба. (И его действительно позднее запретили цензоры, причем не только во Франции; в России тоже).
Дело в том, что пьеса эта имела сильный антимонархический, революционный подтекст. Гюго нарочно искал подходящий сюжет – и нашел его в исторических хрониках, повествующих о подданном испанского короля Филиппа Второго, впавшего в немилость и претерпевшего гонения от своего монарха от того, что этот самый Филипп влюбился в его жену. Гюго переработал сюжет, перенеся действие в более раннюю эпоху, в Испанию 16 века, сделав главным героем Эрнани, благородного разбойника, аристократа, лишенного титула, а его противником – короля Карла Первого (отца Филиппа Второго). Гюго было важно имя короля, поскольку во Франции как раз правил Карл, хотя и Десятый. Он проводил курс на свертывание всех свобод, завоеванных революциями.
Пьеса разоблачала самовластие королей и затевалась как провокационное действо со стороны романтической молодежи. Свергнуть монархию – была их очевидная цель-максимум; ну, а минимум – продавить власть «классицистов».
Коварные «классицисты» были намерены провалить премьеру и тем самым похоронить пьесу: они готовились и пришли в театр заранее.
Чтобы не позволить им это сделать, «романтики» так же заранее собрали единомышленников и привели в театр толпы молодежи. Художники, музыканты, писатели – все они собрались возле касс и привлекали публику к будущему представлению. Среди романтиков были Жерар де Нерваль, Селестен Нантейль, Берлиоз, Бальзак… И Теофиль Готье. Он руководил авангардным отрядом «романтиков». На тот момент юноша уже выпустил свой первый сборник стихов и тем самым завоевал право стать членом круга "романтиков". Эти молодые люди «жили поэзией, завтракая одой и обедая балладой». Как признался впоследствии сам Готье в своем письме к Сент-Бёву: «…мы были опьянены прекрасным, у нас была божественная мания искусства».
«Классицисты» с верхних этажей театра бросали на головы «романтиков» всякий мусор, стараясь не дать войти в здание «романтикам»; ну, а маньяки искусства - «романтики», с криком все же прорывались в театр. Спектакль прошел бурно: зрители шикали, хлопали, свистели, рукоплескали. Не избежали, вероятно, и стычек – как это бывает на матчах, когда каждый фанат усердно болеет за своих.
В историю литературы это событие вошло под именем «Битвы за «Эрнани». Вместе с ним в историю романтизма вошел – ворвался! - и юный Теофиль Готье, будущий классик (но не «классицист»!) французской литературы. Юный, горячий, девятнадцатилетний гасконец с длинными, по плечи, волосами, в алом, приметном издали, революционном жилете (он всегда был франт, по фотографиям это видно). Командир отряда «романтиков», как же он был хорош! Его невозможно было не запомнить.
Может, именно под влиянием этих идеологических (и не только) битв Готье спустя несколько лет увлекся еще и спортом – он брал уроки боя у французского боксера Шарля Лекура. Умение драться – полезный навык для журналиста и путешественника. Спорт поддержал не только здоровье Готье, но, несомненно, укрепил и его литературный авторитет 😊.
А «Эрнани» стал серьезной вехой в победе нового литературного направления в европейской культуре. Отголоски его можно увидеть в «Дубровском» нашего Александра Сергеевича Пушкина, в 1833 году гениально пересадившего сюжеты «благородного разбойничества» и «самодурства самовластных» на нашу родную русскую почву. Вообще Пушкин у нас настолько «наше всё» и настолько классик, что довольно часто читатели как-то забывают, что он, по сути, основоположник и самый яркий представитель романтизма в нашей литературе. В этом смысле русская литература – литература совершенно европейская, потому что вплоть до советского периода все тенденции и процессы в них были общие.
Хотя коммерческому успеху первой книги Готье помешали политические события, все же он был замечен культурными кругами Франции и все последующее десятилетие он очень плодотворно трудился на литературной ниве. Самые известные его произведения – поэма «Альбертус», романы «Молодая Франция», «Мадемуазель де Мопен», «Фортунио», «Слеза дьявола» были написаны в промежутке между 1830 и 1840 годами. В те же годы он выпустил несколько своих стихотворных сборников и первую часть книги «Гротески» о забытых поэтах 15-17 веков, заново открыв для мира таких авторов, как Франсуа Вийон, Скюдери, Сирано де Бержерак, Сент-Аман.
Высшим достижением поэтического дарования Готье стал сборник «Эмали и камеи». При жизни автора он имел несколько различных редакций: в первом, 1852 года, насчитывалось всего 18 стихотворений; в последнем, 1872 года, за несколько месяцев до смерти Готье, стихов было уже 47. «Эмали и камеи» - одно из знаменитых сокровищ французской литературы.
Готье, как поэта и литератора, отличала тщательность подхода к «выделке» слова. Над своими «Эмалями…» он работал больше двадцати лет, действительно будто ювелир, любовно вытачивая, выбирая и комбинируя стихотворные строки этого сборника. Состав книги менялся шесть раз: какие-то стихи Готье добавлял, какие-то убирал. И это было не механическое складывание: каждое стихотворение, положенное в сборник, как в шкатулку драгоценностей, представляло собой какое-либо важное для поэта воспоминание, впечатление жизни.
Первый русский перевод отдельных стихов Готье выполнил еще при его жизни поэт Владимир Бенедиктов. А через тридцать лет, в 1914, «Эмали и камеи» уже полностью перевел Николай Гумилев, один из лучших поэтов нашего Серебряного века. Гумилев, основатель «акмеизма», называл Готье своим учителем. Хотя перевод Гумилева у нас любят и часто цитируют, однако не все признают его удачным. Помешал ли собственный талант Гумилева или его стремление сделать книгу идеологически-программным произведением в рамках нового литературного направления, но его стихи не передают мягкой лиричности, гармоничной отточенности стихов Готье – они резче, контрастнее. Другие переводы этого сборника создали Никандр Алексеев и Михаил Касаткин.
Журналист, путешественник, тревелблогер
Писать для газет и журналов Готье заставила нужда: это самый быстрый и доступный вид литературного заработка для пишущего человека, но и самый изматывающий. Готье считал журналистику личным проклятием. Тем не менее, начиная с 1831 года и до самой смерти он сотрудничал с добрым десятком различных французских изданий: писал художественную и литературную критику, фельетоны, очерки, путевые заметки. Он написал «Историю романтизма», ставшую образцом французской прозы и объективности одновременно.
Но больше всего интереса представляют его заметки путешественника. Он обожал открывать для себя и соотечественников новые страны, смотрел на мир с любопытством и непосредственностью ребенка, непредвзято и точно старался передать свои впечатления.
Первое путешествие он совершил в 1840 году в Испанию и Бельгию, в 1845 его заинтересовала экзотика, и он объехал всю Французскую Африку. А также посетил Англию, Голландию, Германию, Швейцарию, Италию, Константинополь. В России он побывал дважды: в 1858\59 году увидел русскую зиму в Петербурге и Москва, а летом 1861 года отправился в круиз и проплыл на пароходе от Твери до Нижнего Новгорода, с его всемирно известной ярмаркой.
По итогам этих путешествий Готье написал две книги: «Путешествие в Россию» и «Сокровища русского искусства».
Приключения гасконца в России
Даром, что француз, Готье был всеяден в плане пищи, не капризен и очень любознателен. Искренность и легкий характер помогали ему быстро сходиться с людьми и принимать их образ жизни. Вот как он сам говорил о себе:
«Я русский в России, турок в Турции, испанец в Испании, куда я возвращался несколько раз из-за страсти к гонкам с быками».
Наша страна стала самым отдаленным от Франции местом на карте мира, где ему удалось побывать. Московские и петербургские театры, выставки, гостиницы, частные дворцы и дома, нижегородские купеческие лавки и те русские города, в которых пароход останавливался – все это он со вкусом, юмором и художественно описал в своих книгах.
Теофиль Готье «Путешествие в Россию»
400 страниц, издательство «Мысль», 1988
Именно эту книгу мне довелось прочитать много лет назад. В ней очень много иллюстраций, это было прекрасное подарочное издание.
Иностранцы редко пишут комплиментарно о нашей стране, но в этой книге я обнаружила честный и свежий взгляд на Россию и русских. И очень много занимательного. Понятно, что русские писатели того времени лучше знали русскую жизнь, но потому-то они и не входили часто в мелкие подробности. К чему, если описываешь слишком привычные всем реалии?
Многие детали мог приметить только незамыленный взгляд иностранца, познающего новую для себя страну в неизбежном сравнении с собственной. Готье по-хорошему любопытен и наблюдателен, поэтому книга его получилась и увлекательной, и познавательной. Чему, безусловно, способствуют и выразительный поэтический язык, и журналистская точность автора.
Вы, вероятно, удивитесь, когда прочитаете вот такое описание щей (явно ресторанных или из дворянского дома), данное Готье:
«Щи — это мясное блюдо, приготовленное в горшке на огне. В него входят: баранья грудинка, укроп, лук, морковь, капуста, ячневая крупа и чернослив! Это довольно странное сочетание ингредиентов вместе создает своеобразный вкус, к которому быстро привыкаешь, особенно если тяга к путешествиям сделала из вас космополита в отношении кухни и подготовила ваши органы вкуса к любым самым неожиданным ощущениям… Со щами подают булочки».
А как вы думаете, какие черты, по сравнению с другими европейскими народами, отличают русских, по мнению Готье? Никогда не угадаете!
Пунктуальность. Выдержка и спокойствие. Мерзлявость. 😊
Вот цитаты.
«…у русских есть правило — не опаздывать. В России Людовику XIV не понадобилось бы говорить: «Мне чуть было не пришлось ждать!»
Отчет о посещении театра:
«Толпа, хоть достаточно многочисленная, была молчалива. Только легкий шепот пробегал чуть заметной зыбью над группами людей, и его приглушенный басок все время аккомпанировал звукам фанфар оркестра. В своих увеселениях русские молчаливы, как ни странно, и, если ваши уши привыкли глохнуть от триумфальной вакханалии вечеров в парижской Опере, вы удивляетесь подобной молчаливости и флегматичности. Конечно, они развлекаются внутренне, но этого никак не видно снаружи».
Много страниц своего тревелога Готье посвятил описаниям способов, какими русские оберегают себя и свои дома от холодов. Как они топят печи, как закрывают двойные рамы на зиму, насыпая между рам песок и расставляя розетки с солью, чтобы соль поглощала влагу и стекла не затягивало морозными узорами.
«Да, русские не то, что о них в суете своей думают люди стран более умеренного климата, если полагают, что, закаленные своим климатом, как белые медведи, русские радуются и снегу, и льду. Это так неверно! Напротив, они очень зябкие и, ограждая себя от малейшей непогоды, принимают меры предосторожности, которыми пренебрегают несведущие иностранцы, позже, однако, готовые их принимать… когда простудятся. Если вы видите, что кто-то легко одет, то по его оливковому цвету лица, длинной бороде и черным бакенбардам вы узнаете итальянца, южанина, чья кровь еще не остыла».
Благодаря Готье можно ознакомиться, как обстояли дела с квартирным вопросом в 19 веке:
«Комнаты больше и шире, чем в Париже. Наши архитекторы, столь искусные в деле создания сот для человеческого улья, выкроили бы целую квартиру, а часто и в два этажа, из одной санкт-петербургской гостиной».
Огромное удивление у Готье вызвала невероятная любовь русских к цветам и растительности. Это было неожиданностью для парижанина.
«Цветы — вот поистине русская роскошь! Дома полны ими. Цветы встречают вас у двери и поднимаются с вами по лестнице. Исландский плющ вьется по перилам, жардиньерки стоят на лестничных площадках напротив банкеток. В амбразуре окон виднеются банановые пальмы с широкими шелковистыми листьями, магнолии и древовидные камелии своими цветами касаются позолоченных завитков карнизов, орхидеи бабочками летают вокруг лепных плафонов, у хрустальных, фарфоровых или из обожженной глины люстр изящной и очень любопытной отделки. Из японских или богемского стекла вазонов посреди столов или по углам буфетов растут экзотические цветы. Они живут здесь как в теплице, да и действительно все эти русские квартиры — это теплицы. На улице вы чувствуете себя как на Северном полюсе, а в домах вы как будто в тропиках».
Еще интересные детали: по улицам Петербурга и Москвы зимой ходят только мужики в своих огромных валенках, других пешеходов (особенно женщин) не встретишь, только кареты и возки. Бродячих собак тоже не увидишь. Курение в общественных местах запрещено, нарушителям грозят большие штрафы (почти как сейчас; только в те времена в Европе-то все дымили, где попало).
Описывает Готье и такую любопытную вещь, как визиты самоедов в столицу: вместе со своими оленями они приходили в Петербург зимой, когда Нева замерзала, и вставали лагерем прямо на льду. Всю зиму в городе они продавали свои товары – пушнину, предметы народного промысла, а еще катали туристов и питерцев на оленях и санях – таков был их способ заработка, почти цыганский.
«Коммерция самоедов состояла в том, чтобы получать несколько копеек за езду по Неве в санях, запряженных оленями. Эти легкие сани снабжены лишь одним сиденьем, на котором лежит обрывок меха. Туда и садится желающий покататься. Встав сбоку на деревянные полозья, самоед погоняет, трогая оленя хлыстом, и тот замедляет ход или меняет направление бега. Каждая упряжка состоит из трех оленей вместе или четырех, запряженных попарно. Кажется необычайно странным видеть, как эти низкорослые и хрупкие на вид животные на тонких ногах и в тяжелой шкуре послушно бегут и несут свою ношу. Олени мчатся с большой скоростью, движения их быстры и чрезвычайно проворны… Знатоки говорят, что оленям слишком жарко (температура — 8—10 градусов ниже нуля). И действительно, одно из бедных животных начало задыхаться, его разнуздали и, чтобы привести в чувство, набросали на него снегу.
Эти сани и олени в некоем полете взбалмошной ностальгической мечты перенесли мое воображение к их ледяной родине. Жизнь моя протекала в поисках солнца, а я вдруг почувствовал себя во власти странной любви к холоду. Очарование Севером, его колдовство оказали на меня свое магическое действие, и, если бы важная работа не удерживала меня в Санкт-Петербурге, я ушел бы кочевать вместе с самоедами».
Забавно о климате (привет глобальному потеплению!):
«…снег не шел, и люди обращались друг к другу с критическими замечаниями по поводу погоды, причем совсем в ином духе, чем это делают обыватели в других странах, извечно повторяющие свои метеорологические штампы. В Санкт-Петербурге люди жалуются, что погода недостаточно сурова, и, посмотрев на градусник, говорят: «Ну что там! Всего два-три градуса ниже нуля! Решительно климат меняется». И пожилые люди рассказывают вам о прекрасных зимах, когда начиная с октября и до самого мая людей «радовали» двадцатипяти- и тридцатиградусные добрые морозы».
Штрихи к туристической сфере 19 века: описание экскурсии в Троице-Сергиев монастырь в Москве.
«У ворот монастыря расположились ларьки с мелким товаром и некоторыми из тех миниатюрных достопримечательностей, которые туристы любят увозить с собою в качестве сувениров. Раскрашенные с милой грубостью и примитивной простотой детские игрушки, хорошенькие белые валяные тапочки с розовой или голубой оторочкой, которые с трудом смогли бы надеть даже андалузки на свои крохотные ножки, меховые варежки, черкесские пояса, тульские столовые приборы, отделанные платиной, модели московского Царь-колокола, четки, эмалевые медальоны с образом святого Сергия, металлические или деревянные кресты с вырезанным на них в византийском стиле микроскопическим множеством фигур, с вырезанными же старославянскими буквами надписями, выпеченные в пекарне монастыря пряники с изображенными на них из тонкой хлебной корочки рельефами сцен из Ветхого и Нового заветов, не считая гор моченых яблок, которые русские, кажется, очень любят».
А вот яркий пример художественного и одновременно ироничного стиля Готье:
«Сероокий рассвет, как говорит Шекспир, ибо розовоперстая Аврора обморозилась бы на этой широте, встал, закутанный в шубу, и пошел по снегу в белых валенках».
Ну, разве не красота?
«Капитан Фракасс»
424 страницы
Впервые роман был опубликован в 1863 году, и он стал самым известным произведением автора. Романтизм Готье с самого начала отличался от того, что делали в этом жанре его современники и единомышленники. Вероятно, в этом сказывалась личность автора, его склонность к иронии и самоиронии. Вместо мрачных, черно-белых характеров и сюжетов, подаваемых романтистами как можно более резко и выпукло – ради пущего трагизма и драматизма, что зачастую приводило к полному разрушению всякого правдоподобия – Готье отлично видел контраст между идеально-романтическим и реалистическим, и в своих сюжетах часто следовал правде жизни.
«Капитан Фракасс» написан именно так: имея все атрибуты романтического произведения, он в то же время позволяет разглядеть в героях живых людей. Автор рассказывает об их злоключениях то горько, то с юмором, но всегда и неизменно с какой-то дружеской теплотой.
Молодой барон де Сигоньяк из обедневшего древнего рода, в полуразрушенный замок которого однажды постучалась актеры, влюбляется в прекрасную актрису из этой бродячей труппы. Чтобы завоевать сердце Изабеллы, он отправляется в путь вместе с актерами, заменяя их умершего в дороге товарища. Отныне за бароном будет закреплена роль капитана Фракасса, маски глупости и хвастовства, смешной и неуклюжей театральной фигуры.
Конечно, история двух влюбленных, выглядит абсолютной сказкой – но ведь она развертывается на фоне историй других актеров бродячей труппы; их судьбы и судьбы разбойника, напавшего на путешественников в дороге, его спутницы Чекиты – все они полны трезвого реализма. Они вполне жизненны; отсвет этой правды ложится и на характеры Изабеллы и Сигоньяка.
Может быть, поэтому история эта до сих пор привлекает читателей и зрителей. «Угар идеологии» в искусстве способен погубить все; но у Готье такого рьяного желания продвигать идею не было – он следовал художественной правде, гармоническому равновесию. И это подарило всему написанному им жизненную силу.
Ужасы по-французски. Готье как основоположник французского хоррора
В книге Говарда Ф. Лавкрафта, посвященной истории и развитию жанра ужасов в литературе, сказано следующее:
«Во Франции «литература ужасов» впервые обнаруживается у Теофиля Готье; именно у него мы находим призрачную сверхъестественную тайну, которая, хотя он и не полностью использует ее возможности, мгновенно узнаваема как нечто истинное и значительное. В таких текстах, как «Аватара», «Нога мумии», «Клари-мон», обнаруживается запретное, которое возбуждает, мучает...»
Да, именно Готье первым из французских романтиков обратился к жанру ужасов в своих мистических новеллах, рассказах и романах. Тайны смерти, любви и человеческой души не могли не волновать поэта.
Яркий пример такого творчества – рассказ Готье «Любовь мертвой красавицы». Повествование в нем ведется от первого лица: молодой человек признается, что с самого детства готовился стать священником, вся его жизнь была направлена к этой цели и до двадцати четырех лет он шел по выбранному пути вполне успешно, получив соответствующее богословское образование. Он как раз готовился принять сан, когда случилось непредвиденное: подняв глаза во время церемонии, он увидел женщину необыкновенной красоты. И влюбился.
«…как бы ни были вы целомудренны и спокойны, достаточно бывает одной минуты, чтобы потерять вечность».
Но самое страшное случается потом: красавица внезапно умирает. И с этого мгновения перед молодым священником разверзается ад: его ждут видения, призраки, восставшие мертвецы-кровопийцы и безумие.
В 1856 году Готье опубликовал два небольших романа, посвященных теме загробной любви.
«Спирита»
Молодой человек по имени Ги де Маливер страдает от одиночества и тоски по погибшей женщине, в которую был платонически влюблен. Однажды это приводит его на спиритический сеанс, где он неожиданно играет роль медиума. Станет ли это спасением для него?
«Аватара»
Юноша влюблен в замужнюю даму, его страсть так сильна, что он готов лучше умереть, чем так мучаться. Старый аптекарь предлагает ему верное средство исцеления: таинственные ритуалы, при помощи которых некие индийские божества перенесут душу и разум юноши в тело мужа его возлюбленной. Как вы наверняка догадываетесь, подобные фокусы отнюдь не безопасны: использование темной магии аукнется несчастному.
В 1858 вышел «Роман мумии» (в 2010 году его выпускали на русском как «Роман о мумии»), по мотивам которого – внезапно! – был написан балет «Дочь фараона» (музыка Цезаря Пуни, либретто Мариуса Петипа и Сен-Жоржа).
Романтический балет
Да, романтические истории Готье очень подходили для сцены. И он написал не мало сценариев и либретто для балетов, среди которых есть очень известные. Например, «Жизель». Его либретто написали Готье и Анри де Сен-Жорж с Жаном Коралли. Соавторы взяли за основу легенду, переложенную на стихи Генрихом Гейне. Первая постановка «Жизели» состоялась в 1841 году.
- Балет «Царь Кандавл» был создан Мариусом Петипа по одноименной новелле Готье.
- Балет «Египетские ночи» — по новелле Готье «Ночь Клеопатры».
- Балет «Павильон Армиды» - по новелле Готье «Омфала».
- В основе либретто одноактного балета «Видение розы» - одноименная поэма Готье.
Теофил Готье был на редкость одаренным и разносторонним человеком.
И котики!..
И, конечно, он любил животных. Как все по-настоящему добрые, умные и щедрые люди. И как все талантливые люди, он сумел передать это чувство в своей книге, посвященной любимцам, которые сопровождали его всю его жизнь.
Теофиль Готье «Домашний зверинец»
16+
128 страниц
Эта книга недавно была переведена на русский язык. Она небольшая, но, если вы любите животных, вы получите несомненное удовольствием от тех остроумных наблюдений, рассказов и заметок, которые вошли в книгу. Тем более, что домашний зверинец Готье был весьма разнообразным: автор рассказывает о собаках, лошадях, крысах, хамелеоне, ящерице, сороке, попугае… А что касается кошек, то их в доме выросло аж целых две династии: черные и белые.
Знаете, мне так нравится эта книга, что я больше не в силах тужиться, пытаясь передать ее прелесть своими корявыми словами. Позвольте я просто приведу небольшой – очень милый, трогательный и одновременно забавный отрывок из нее? Это начало книги, ностальгический рассказ автора из своего детства. Только не удивляйтесь, что вместо «Я» Готье везде в тексте называет себя «Мы» - такая форма лирического повествования была принята в его времена.
«Нас не раз изображали в карикатурном виде: одет в турецкое платье, полулежит на подушках в окружении кошек, а те бесцеремонно усаживаются хозяину на плечи и даже на голову. Карикатура всегда преувеличивает, но говорит правду; мы должны признаться, что издавна питаем ко всем животным вообще, а к котам и кошкам в особенности, нежные чувства, достойные брамина или старой девы. Великий Байрон возил с собой целый зверинец и начертал на могиле своего верного ньюфаундленда Боцмана в парке Ньюстедского аббатства стихотворную эпитафию собственного сочинения. Но нас не обвинишь в подражании великому поэту, ведь наше пристрастие дало себя знать в ту пору, когда мы еще не выучились читать.
…Самое давнее наше воспоминание на эту тему относится ко времени нашего переезда из Тарба в Париж. В ту пору нам было три года, что делает весьма сомнительным утверждение господ де Мирекура и Вапро, сообщающих, будто мы получили «довольно посредственное образование» в родном городе. В столице нас охватила ностальгия, неожиданная для ребенка. Говорили мы только на гасконском наречии, а тех, кто изъяснялся по-французски, не считали «своими». Посреди ночи мы просыпались и спрашивали, когда же нас наконец отвезут назад в Гасконь.
Никакие сласти нас не пленяли, никакие игрушки не забавляли. Ни барабаны, ни трубы не могли развеять нашу печаль. В числе неодушевленных предметов и живых существ, по которым мы тосковали, был пес по имени Тазик. Разлука с ним была так тяжела, что однажды утром, выбросив в окошко наших оловянных солдатиков, нашу немецкую деревню с разноцветными домиками и нашу ярко-красную скрипку, мы собрались последовать за ними, чтобы как можно скорее воссоединиться с Тарбом, гасконцами и Тазиком. Нас вовремя ухватили за край курточки, и тут наша нянька Жозефина придумала сказать, что Тазик тоже соскучился и нынче вечером приедет к нам в дилижансе. Дети принимают на веру самые неправдоподобные вымыслы с величайшим простодушием. Для них нет ничего невозможного; главное — не обманывать их ожиданий, ведь они все равно ни за что не откажутся от своей навязчивой идеи. Каждые пятнадцать минут мы спрашивали, не приехал ли уже Тазик. Чтобы нас успокоить, Жозефина купила на Новом мосту собачку, которая слегка походила на пса из Тарба. Мы не сразу ее признали, но нам сказали, что путешествие очень сильно меняет собак. Это объяснение нас удовлетворило, и собачка с Нового моста водворилась у нас на правах подлинного Тазика. Пес этот был очень ласковый, очень милый, очень добрый. Он лизал нам щеки и не брезговал дотянуться языком до хлеба с маслом, который подавали нам на полдник. Мы жили с ним душа в душу. Однако мало-помалу лже-Тазик сделался печален, неловок, малоподвижен. Он свертывался клубком с большим трудом, утратил всю свою веселость и игривость, тяжело дышал и ничего не ел. Однажды, гладя его, мы нащупали на его сильно вздутом животе шов. Мы позвали няньку. Она пришла, вооружилась ножницами, разрезала нитку, и Тазик, освобожденный от каракулевого пальто, в которое втиснули его торговцы с Нового моста, чтобы выдать за пуделя, предстал перед нами во всем своем жалком дворовом уродстве. Он растолстел, и чересчур узкое платье его душило; вызволенный из этого панциря, он тряхнул ушами, потянулся и стал радостно скакать по комнате, ничуть не стыдясь собственного уродства и наслаждаясь вновь обретенной свободой. К нему вернулся аппетит, а отсутствие красоты он возместил нравственными совершенствами. Тазик, истинный сын Парижа, помог нам забыть Тарб и высокие горы, видные из окна; мы выучили французский и сделались, по примеру Тазика, настоящим парижанином».
Рассказы из этой книги заставляют читателей то грустить, то умиляться, то задумываться – но чаще всего смеяться. Это одна из лучших книг о животных, которые мне приходилось читать.
Почет и слава
Только библиография всего, написанного Готье, занимает два тома в собрании сочинений. В России его книги издавались не в таком количестве, как во Франции, но собрание сочинений в шести томах все-таки выходило.
Признание общества заслуженно настигло Готье в 60-е годы. Его тонкий эстетический вкус был настолько высоко оценен, что в 1862 году его избрали председателем Национального общества изобразительных искусств, где он состоял наравне с самыми знаменитыми художниками - Эженом Делакруа, Эдуардом Мане, Гюставом Доре и другими.
В 1865 году принцесса Матильда Бонапарт предложила Готье должность своего библиотекаря, тем самым пригласив его в круг придворных Наполеона III.
В июле 1870 года, пребывая за границей, Готье узнал о начале войны с Пруссией из-за «испанского наследства». Ультиматум Наполеона, заявившего свои права на испанскую корону, обернулся крупными военными провалами для французов: прусские войска уже подходили к Парижу, одерживая победы одну за другой. В этой ситуации Готье предпочел вернуться на родину и остался в столице Франции вместе со своей семьей - женой Эрнестиной Гризи-Готье и детьми – Жюдит, Эстель и Теофилем-младшим.
23 октября 1872 года писатель умер от сердечного приступа.
Старшая его дочь Жюдит тоже стала писательницей и приобрела известность благодаря своим переводам с японского.