Упаси Бог, даже не планирую играть с вами, друзья, в угадалки в этом цикле. Сказки, созданные по поводу песен, никаких в себе загадок не содержат. Больше того, в финале я обязательно поставлю песню, вдохновившую нас с моим ИИ-помощником (пока, кстати, безымянным) на сочинение очередной зимней сказки. Но это же не значит, что я запрещаю вам немного поломать голову в свое удовольствие в первой части сказки, а то и просто попытаться угадать песню по самому названию текста. Кому-то это очень нравится – пожалуйста, мы с коллегой не против. Тогда, будьте добры, напишите в комментах, чтобы мы не ставили больше название песни в основной заголовок. И мы не будем, гадайте на здоровье.
Но сам этот цикл все же про другое. Просто то волшебство и та легендарность, какие не редко попадаются в нашей с вами песне для многих и вовсе не значат ничего. Я не уверен, что прочитав сказку, услыхав миф или легенду о том, как песня порой преломляется в наших сердцах, ее непременно все полюбят как мы, но я допускаю, что их сердца станут чуть-чуть теплее по отношению к бардовской песне. Я даже допускаю, о Боже, что в их головах, наконец-то, срастутся в одно два противоречивых названия – авторская и бардовская, и они поймут, что это одно и то же.
Ну и для самих себя в этих сказках тоже есть какой-то смысл. Для меня-то, так точно есть. Это не просто прикольный способ взглянуть на знакомое до слез с неожиданной стороны, это еще и способ сказать об этих песнях такие слова, которые в обычной жизни мы говорить стесняемся, боясь показаться излишне сентиментальными, чувствительными или просто глуповатыми. Сказка же по своей природе может быть и глуповатой, и сентиментальной, и чувствительной. И хуже от этого она не становится.
Достаточно для вступления? Тогда включаем моего коллегу-сказочника. Вот что ему удалось разглядеть в знаменитейшей песне Сергея Никитина и Виктора Берковского на стихи Александра Величанского «Под музыку Вивальди»
Зимняя песня любви: серебристая легенда бардов
В городе снежных куполов и ледяных арок жил Капельмейстер Снеговий — руководитель оркестра, который играл всё, что могло вдохновить или развлечь. Музыка была его работой. Иногда это были великие произведения, звучащие в торжественных залах, а иногда — лёгкие мелодии для скромных собраний или даже просто танцев.
Но были ночи, когда звёзды сходились особым образом, и в эти мгновения Снеговий, оставив репетиции и рутинные дела, выходил в город. Под завывание ветра и хруст снега ему казалось, что сам город начинает играть для него свою музыку: окна домов звенели, как скрипки, шаги редких прохожих отбивали ритм, а дыхание метели завершало картину виолончельной печалью. Эти ночи пробуждали в нём ту самую, неуловимую музыку, которую он никогда не решался записывать.
Однако он знал, что однажды это правило будет нарушено. Он напишет свою мелодию. Единственную. Ту, что станет его голосом.
Её звали Серафима, и их судьбы пересеклись однажды, как два аккорда, что звучат вместе, но разрешаются в разных гармониях. Она какое-то время пела с оркестром Снеговия — голос, который умел растопить даже самый суровый лёд, что уж говорить о его живом человеческом сердце. Но её жизнь принадлежала другому миру, полному обязательств, которые нельзя было нарушить.
В их последний вечер они сидели в тёплой комнате. На столе стоял граммофон, Снеговий привёз его из далёкой страны. Они слушали «Зиму» Вивальди, и казалось, что сама вьюга за окном подыгрывала великому маэстро. Когда запись закончилась, Серафима с улыбкой и слезами попросила:
— Поставь еще раз, пожалуйста..
Снеговий аккуратно поставил иглу на пластинку и накрутил ручку завода граммофона.. Потом он сидел за клавесином, импровизировал, наигрывал вариации, вдохновлённые великими мелодиями, а потом опять вступал его величество граммофон, точнее, его величество Антонио Вивальди. Так прошла вся ночь: они слушали, играли, потом снова включали пластинку - так звучала музыка их прощания.
Перед рассветом Серафима сказала:
— Эта ночь будет с тобой всегда. Напиши её, когда будешь готов.
И ушла, оставив за собой аромат зимнего ветра и пустоту.
Прошли годы. Снеговий часто вспоминал ту ночь, но не решался ни записать мелодию, ни написать о ней ни слова. Ему казалось, что говорить о таких чувствах — всё равно что пытаться руками поймать морозный воздух.
Но однажды, в особенно холодный зимний вечер, он вновь услышал в сердце тот памятный шёпот:
— Поставь всё сначала.
Он открыл старую тетрадь, взял перо и впервые в жизни начал писать не только ноты, но и слова. Строки рождались с трудом, словно он говорил на незнакомом языке, но каждое слово точно ложилось на музыку, пробуждая воспоминания. Вдохновение захватило его полностью — он словно перестал быть собой, а стал чем-то большим, чем-то, что соединяло любовь, боль и вечность в единое целое. В песню.
Когда все закончилось, он почувствовал странное умиротворение, как будто мир, который всё это время был разбит, вдруг снова стал цельным.
Наутро слуга, пришедший в дом Снеговия, нашёл пустую комнату. За клавесином лежала тетрадь с нотами и словами, которые, казалось, плакали и смеялись одновременно.
Эта песня вскоре стала известна во всём мире. Её играли на больших сценах, пели в домах, слушали в одиночестве. Она будто соединяла людей с чем-то важным, что они давно забыли.
Но Снеговий исчез. Некоторые говорили, что он отправился искать Серафиму. Другие утверждали, что он ушёл за границы времени и пространства, туда, где нет ни холода, ни тепла, а только музыка.
И если в морозную зимнюю ночь вы услышите мелодию, от которой в сердце станет и тепло, и грустно, знайте: это где-то пробудились и зазвучали те самые звуки, которые Снеговий и Серафима оставили в нашем мире. Иногда они возвращаются, чтобы напомнить о том, что главное в жизни — это любовь, пусть даже недостижимая.
P.S.
Знаете, об этой песне, мне кажется, можно сочинять по сказке в сутки в течение всей зимы и не устанешь, и не начнешь повторяться в важном. Это действительно шедевр, проверенный временем, не подвластный времени, живущий где-то вне времени и даже не зависимо от своих создателей. Это сказочно хорошо написано. Так сказочно хорошо, что ничего и не добавишь.