Сократ. Я думаю, что судить надо на основе знания, а не принимать решение по важному вопросу большинством голосов.
Мелесий. Именно так.
Сократ. Значит, и сейчас прежде всего надо посмотреть, искусен ли кто-либо из нас в деле, о котором мы совещаемся, или нет. И если искусен, надо поверить ему одному, а на остальных не обращать внимания; если же нет, надо поискать кого-то другого. Уж не считаете ли вы – ты и Лисимах, – что рискуете сейчас чем-то маловажным, а не величайшим достоянием из всего вашего имущества? Речь идет о том, будут ли ваши сыновья достойными людьми или наоборот, а ведь дом отца устрояется сообразно тому, каковы его сыновья.
Золотой век Древней Греции, пришедшийся на V–IV столетия до н. э., помимо расцвета экономики, искусства, науки и государственности, принес также развитие образования. Возникает стремление к универсальной образованности, которое зарождается в софистическом движении. Калокагатия (греч. ϰαλοϰἀγαθία, от ϰαλός – прекрасный и ἀγαθός – добрый), т. е. единство внутреннего и наружного совершенства индивида становится общественным идеалом. С этого момента «гармоническое развитие личности и направление ее ко всему прекрасному и доброму – вот задача и цель греческого воспитания»[1].
Афиняне Лисимах и Мелесий - дети выдающихся греков. Отцом Лисимаха был Аристид – политический деятель и полководец периода греко-персидских войн, Мелесий же - сын крупнейшего древнегреческого историка, одного из основателей исторической науки Фукидида. Как это часто бывает, даже выдающиеся мужи не могут воспитать в своих детях добрые нравы. Лисимах и Мелесий чувствуют собственную несоразмерность с масштабными фигурами своих отцов, поэтому желают правильно воспитать сыновей, чтобы те стали достойными людьми. В качестве вернейшего средства для достижения этой цели некий знаток порекомендовал им искусство индивидуального гоплитского боя. По его уверениям, оно должно воспитать в юношах мужество и другие добродетели.
Любящие отцы не постеснялись обратиться за советом к Сократу. Мудрый афинянин как никто другой умел заботиться о душах своих сограждан, дабы те, устремляясь к благу, ненароком не навредили самим себе. «Вы хотите сделать своих детей добродетельными и мужественными людьми? - спрашивает Сократ – Но что такое добродетель вообще и мужество как ее часть?».
Размышляя над понятием мужества, собеседники приходят к интересным результатам. Парадоксальным образом мужество как отдельная добродетель оказалось чем-то бо́льшим, чем оно само. Так, мы только что держали его в руках в виде части, а оно стало добродетелью вообще, вдобавок еще и некоторым знанием. Буквально перетекло во что-то иное у нас на глазах. Но как же другие добродетели? Разве они могут не быть знанием и существовать отдельно друг от друга? Например, мужество без справедливости и благородства? Более того, сюда присоединяется и красота, ибо добродетель с необходимостью прекрасна.
В «Лахете» возникает та же проблема, что и в «Гиппие меньшем». Может ли отдельно взятое искусство сделать человека достойным? Ведь достойный гоплит и достойный муж - это не одно и то же. Даже совокупность ремесел или наук не в силах сделать индивида добродетельным. Она может дать многомудрие, тогда как добродетель рождается в душе каким-то другим способом.
Демонстрируя развитие понятий искусства, натренированности и науки, а также проблематизируя правильное воспитание и метод познания идей, «Лахет» заставляет нас задуматься: как приобретается добродетель, и в чем суть искусства воспитания? Какова связь между добродетелью и знанием, добродетелью и красотой, а также отдельных добродетелей между собой? В чем разница между искусством, натренированностью и наукой?
[1] Л.Н. Модзалевский. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших времен до наших дней. – СПб.: Алетейя, 2000 г. С. 64.
49 - Платон - Лахет / История философии