Все части детектива здесь
Детективный рассказ. Часть 8
Мы прощаемся, я завожу машину и по дороге думаю о том, что Герман был, в сущности, несчастным парнем. Несмотря на внешний шик и лоск и стремление к красивой жизни, ему не так уж сильно и повезло. Родная мать бросила его ради чужого ребенка, а женщина, которая воспитала, так и не стала настоящей матерью. Ни ласки, ни обычного материнского участия, ничего... Вот и восполнял мальчик эти пробелы тем, что стремился ко всеобщему обожанию... И это ему удалось – девушки вешались на него пачками, и даже начальство благоволило... Разве не о таком мечтает любой молодой парень?
Стриптиз - дело тонкое. Детектив. Часть 8
Я звоню мужу:
– Рус, пожалуйста, набери наших оперативников. Я только что обнаружила в администраторской тело Олеси, администратора.
– Черт! – ругается Руслан – я так и знал, что мы нарвемся на какое-нибудь преступление! Потому что спокойно с тобой никуда не выйдешь!
– Рус, я не виновата...
– Господи, Марго, да я знаю, прости! Сейчас позвоню.
Пока жду оперативников, рассматриваю тело девушки. Странно, как она могла принять такую позу? И какова, интересно, причина смерти? Беру в руки листок с запиской. Зачем надо было ее писать? Если это Роза, то почему Олеся просто не высказала ей это в глаза? Боялась? Ну так Роза, получив эту записку, узнала бы почерк Олеси. Да и не только она – вычислить-то было легко, все работают вместе. И вообще – может быть, эту записку написала и не Олеся вовсе? Может быть, Олеся – это получатель, и именно она убила Эдуарда? Нет, у Олеси есть алиби – ее видела соседка. Ничего не понятно, но все становится еще более интересным.
Скоро я слышу, как оперативники приезжают и начинают оцеплять входы – выходы в подсобные помещения. Влетает старший администратор с бледным лицом и трясущимися руками.
– Я ничего не понимаю, право слово! Что здесь происходит? Что опять случилось?
– Администратор Олеся мертва – говорю я ему.
– О, Боже! Только этого нам не хватает! Что за ужас творится в нашем уважаемом заведении?
– Это, Пескарев, у вас спросить надо! – резко отвечаю ему – почему работников вашего клуба убивают направо – налево?! А теперь выйдете отсюда и не мешайте оперативникам и мне работать!
– Вы опять опечатаете клуб?
– Нет, только подсобные помещения, пока не проведем обыск в администраторской. Записи с камер мне здесь, в коридоре, запросите у охраны.
Через некоторое время входит один из службы безопасности, тот самый, бритоголовый.
– Маргарита Николаевна, здесь, около администраторской, «слепая зона», девчонки сами просили...
– Интересно, с какой целью... Ладно, это неважно, записи за сегодняшнюю ночь с этих камер мне все равно нужны – так мы сможем выяснить, кто проходил по коридору в тот период времени, в который я отошла от администраторской и следила за Бутаковой, а потом разговаривала с Дороховой.
Оперативникам говорю собрать все улики, все, что найдут важного, и отправить в лабораторию, как и тело Олеси. Заканчиваем мы уже в третьем часу ночи – надо поехать домой и хотя бы немного поспать – завтрашний день не предвещает ничего хорошего.
Опасения эти оправдываются, когда нас к себе вызывает шеф. Конечно, он рвет и мечет, и его грозный вид внушает мне тревогу. Видимо, с него уже спрашивают за результаты.
– Нет, это не комитет, это какой-то... институт благородных девиц! – гремит он – четвертый труп, а вы все икру мечете, товарищи!
– Евгений Романович – начинаю я, но он меня перебивает:
– Ни слова, Марго! Вот какого рожна ты делала в этих «Танцах-шманцах»?
– Мы пошли с мужем развлечься – оторопело говорю я – стриптиз посмотреть.
– Таким, как ты, надо дома сидеть, Марго! У меня ощущение, что трупы за тобой пешком ходят! То на машину ей упадет, то теперь вот в клубе! Четыре трупа!
– Три – констатирует Даня – Устинова не в счет – она самоубийца.
– Я бы не сбрасывал Устинову со счетов – вставляет Клим – сами посудите – все это очень подозрительно. Мне кажется... ее попросили сделать это...
– В смысле – попросили? – ядовито спрашивает Евгений Романович.
– Ну, шеф! Ну сами посудите! Вам ничего не кажется подозрительным, а? Женщина заканчивает жизнь самоубийством после двойного убийства в клубе, она сотрудница клуба и биологическая мать одного из убитых. Ничего не смущает, нет? А меня смущает! Ну даже если она так горевала по сыну, только что обретенному – она бы точно не сделала этого, потому что есть еще один.
– По крайней мере, мы можем исключить всех посторонних лиц, как-то – Ираиду Семеновну, неродного сына Устиновой и Руслану Кривенко, так как в клубе они быть могли, а вот пройти в подсобное – вряд ли. Кто-нибудь бы обязательно увидел бы и выгнал посторонних.
– Марго, ты шаталась по этому подсобному несколько раз, но почему-то тебя никто не увидел и не выгнал.
– Кстати – вдруг говорит шеф – а где Роб?
– Он изучает тело Олеси, нужно выяснить причину смерти. Даня, ты вычислил, кто писал записку?
– Для этого я и пришел сегодня в шесть утра. Это почерк Олеси.
– То есть она писала эту записку для кого-то?
– Видимо, да.
– Странно, что убийца не забрал ее с собой. Наверное, услышал шаги и испугался. И еще один момент – откуда Олеся знала, кто убил Эдуарда, ведь она вовремя вернулась домой, у нее алиби, и тем более, откуда она знала, что кто-то довел до самоубийства Глафиру Прокопьевну?
– Вопросов больше, чем ответов.
– Слушайте, а мне кажется, что эта записка – блеф, но убийца просто увидел ее и решил, что она адресована ему.
– Так, все! – шеф стучит рукой по столу – идите работать! Это дело надо раскрыть как можно быстрее, иначе нас ждут большие неприятности.
Когда мы выходим, Клим бубнит:
– Он постоянно грозит нам неприятностями, но их почему-то все нет и нет.
– Хочешь попробовать? – спрашиваю я – наверное, лучше не стоит. Кстати, когда я пошла в подсобные с целью поговорить с Олесей, там были проблемы со светом. Непонятно, что это было вообще. Вероятно, камеры ничего нам не дадут.
– Мы все равно их отсмотрим... Не помешает. Свет тух спонтанно, может быть, камеры успели что-то зафиксировать. И потом, я думаю, что убили ее, если это убийство, до перебоев со светом, ведь в этот момент, когда свет тух, ты уже шла по коридору.
– Теперь еще нужно дождаться результатов от Роба. Клим, съезди в клуб пожалуйста, нужно точно установить, что было со светом... Поговори со службой безопасности.
– Хорошо, проеду прямо сейчас.
– И все-таки интересно, почему же преступник не забрал записку? Вероятно, в руках Олеси она ему ничем не угрожала, ведь там нет никакого обращения – попробуй, догадайся, кому она адресована.
Пока я жду результатов от Роба, получаю звонок от Дани.
– Марго, послушай, я исследовал улики и отпечатки пальцев из квартиры Устиновой. Так вот, на наличнике входной двери есть следы Михайловой Ираиды Семеновны.
У меня глаза лезут на лоб.
– Вот это да! Вообще-то, эта баба утверждала, что она не виделась с матерью Германа! Слушай, а следы с внешней стороны? Может, она к ней приходила, но не застала дома?
– Ничего подобного – следы с внутренней стороны, то есть со стороны квартиры. Она опиралась о наличник так, словно надевала обувь и ей нужно было на что-то опереться.
– Вот же карга старая скрытная! Чего она боялась? Ведь Устинова покончила с собой! Поеду, поговорю с ней, пока жду результатов от Роба.
До квартиры Михайловой я добираюсь довольно быстро, она впускает меня и говорит:
– Вы совершенно не умеете скрывать свои чувства. Я вижу, например, что сейчас вы готовы обрушить на меня свой гнев.
На голове у нее намотано полотенце, сама она в такую жару ходит по дому в каком-то странном линялом халате.
– Вы что, плохо себя чувствуете? – спрашиваю я ее, чтобы разрядить обстановку.
– Соседи всю ночь гулеванили, спать не давали... А у них, между прочим, маленький ребенок.
О, эта женщина умеет давить на жалость! Только не на ту напала!
– В таких случаях надо вызывать ГБР, а там и до опеки дело дойдет. Поговорим?
Она приглашает меня на кухню, наливает в стакан воды, запивает какую-то таблетку, морщась при этом, и вопросительно смотрит на меня.
– Почему вы мне соврали, что никогда не встречались с Устиновой?
– Я испугалась...
– Чего именно? Это же самоубийство.
– Я думала, вы повесите на меня доведение... Если узнаете, что я была у нее. Ведь для вас раскрываемость – вещь важная, а вот кого посадить – уже неважно.
– С чего вы взяли? Почему все думают, что следователи – это вселенское зло? В квартире Устиновой ваши отпечатки пальцев. Вы зачем к ней приходили?
– Я пришла к ней уже после смерти Германа. Хотела поговорить о его наследстве.
– Что?! – то, что я слышу, поражает меня до глубины души – о наследстве Германа?
Она кивает.
– Можете осуждать меня, сколько угодно. Но эта кукушка оставила ребенка в детдоме, а я положила на его воспитание и образование всю свою жизнь...
Она вдруг начинает плакать...
– Даже личную жизнь не стала строить после того, как... Все ради него! Все для него! А он... мало того, что пошел работать черти кем, так еще и развратничал направо-налево! Снюхался и с замужними, и со всякими, никем не гнушался. Да, зарабатывал деньги – но как?! У меня все знакомые, друзья семьи – интеллигентные люди, представляете, что было бы, если бы я вдруг сказала им, что мой Герман – стриптизер!
– Но это же... ваш сын – робко говорю я.
– Я думала – она звонко сморкается в платок – я думала, поживу спокойно на старости лет, позволю себе путешествовать, исполню свои мечты, а тут... Эта мать! Биологическая! Ну, явно же она объявилась не просто так! Тем более, Герман как-то сразу привязался к ней! И мне сказал, что это из-за того, что я его воспитывала в строгости, и он ласки обычной, материнской, не знал!
– Но ведь это... ваш сын – снова говорю я, словно во сне.
– Сын! Посмотрела бы я на вас после того, как вы бы намаялись с этим сыном!
– И что же сказала вам Устинова, когда вы требовали ее не претендовать на наследство?
– Она сказала, что не торгует собственным сыном, и его деньги ей не нужны. Тем более, на ремонт и поездку в Москву на время ремонта он ей, оказывается деньги на счет перевел.
Я вспоминаю, что действительно, на счету Устиновой обнаружена сумма денег, тогда мы так и решили, что это те самые, что перевел ей Герман.
– Видели бы вы, с каким пафосом она это сообщила! Мать, называется! Не мать, а кукушка! Я более достойна того, чтобы получить квартиру и деньги Германа!
Я молча встаю и иду к двери.
– Вы, конечно, меня сейчас осуждаете – говорит она мне вслед.
Медленно поворачиваюсь.
– А вам есть какое-то дело до моего к вам отношения?
– Просто я хочу, чтобы вы поняли...
– Никогда не пойму... Простите...
Выхожу, сажусь в машину и закуриваю. Потом беру телефон.
– Мам, привет! – звонкий голос Юрчика обдает меня радостным каким-то волнением, материнской теплотой – я на тренировку! У тебя что-то важное?
– Нет, сынок... Я просто... Хотела услышать твой голос.
Он затихает в трубке, а потом с особой теплотой, голосом, предназначенным только для меня, говорит:
– Мам... Я очень тебя люблю!
– Я тоже люблю тебя, Юрчик!
Мы прощаемся, я завожу машину и по дороге думаю о том, что Герман был, в сущности, несчастным парнем. Несмотря на внешний шик и лоск и стремление к красивой жизни, ему не так уж сильно и повезло. Родная мать бросила его ради чужого ребенка, а женщина, которая воспитала, так и не стала настоящей матерью. Ни ласки, ни обычного материнского участия, ничего... Вот и восполнял мальчик эти пробелы тем, что стремился ко всеобщему обожанию... И это ему удалось – девушки вешались на него пачками, и даже начальство благоволило... Разве не о таком мечтает любой молодой парень?
В комитете сразу иду к Робу.
– Я звонил тебе – говорит он – но мне сказали, ты уехала.
– Я разговаривала с приемной матерью Германа.
– Что-то вид у тебя... неважнецкий.
– Узнала о людях много интересного.
– Понятно. В общем, Марго, она умерла от удара тем же предметом, что и Герман, и Эдуард. Вот, видишь, ей проломили череп.
– Странно, что я вчера не заметила эту рану.
– Потому что кровь уже запеклась, а ты осматривала вскользь. Ребята - оперативники вчера нашли в мусорке около выхода в подсобные салфетницу, ей и стукнули Олесю. На ней практически нет следов, просочилась только пара капель, так как салфетницу тоже обернули тряпкой с теми же ворсинками, что и та, которой стукнули Эдуарда. Потом салфетницу выбросили в мусорку. У входа в подсобные камер нет, только в самом коридоре подсобных. Даня говорит, что его стажеры сейчас отсматривают камеры на предмет того, кто там проходил.
– Там еще перебои со светом были, так что возможно, выяснить нам мало что удастся. Есть еще что-то?
– Ничего существенного. Когда ее ударили, она находилась спиной к преступнику.
– А кто же тогда потом развернул кресло лицом к двери?
Он пожимает плечами и говорит:
– Возможно, сам убийца. Если он был в перчатках, то мы опять в пролете.
– Интересно, зачем она писала эту записку? Сомневаюсь, что она на самом деле что-то знала?
– Может, таким образом хотела удалить еще кого-то неугодного ей? Потребовать уволиться, если человек не хочет разоблачения?
– Возможно. У нее не было секса с мужчинами до убийства?
– Марго, у нее вообще не было секса. Девушка была девственницей.
– А сколько ей было лет?
– Двадцать два.
– Ого! Интересно, чего это она так себя блюла?
– Может, ждала того единственного? Не хотела отдаваться кому попало.
– Что же – это доказывает, что с Германом их связывала только дружба. Ладно, Роб, спасибо.
Я ухожу к себе в кабинет. Скорее бы уже стажеры отсмотрели камеры и сделали какие-то выводы.
Приезжает Клим.
Зову его с собой обедать, там и решаем поговорить о перебоях со светом в подсобных помещениях клуба.
– Ничего особенного – говорит он, густо поливая кетчупом рис с котлетой – энергокомпанией были зафиксированы перебои, скачки электроэнергии, которые точечно отражались на помещении клуба.
– Разве такое может быть?
– Иногда бывает. Это сложно объяснить технически. Эти скачки не задевали основное помещение, там, где находились клиенты, а вот там, где подсобка, да, потому что там из-за кухни расход электроэнергии выше, и она не успевала восполняться. Ну, а ты как? Что-то выяснилось?
Я рассказываю ему о визите к Ираиде Семеновне.
– Да уж – не повезло Герману с матерями. Ни с родной, ни с приемной.
– Вот он и восполнял свои комплексы народной любовью, скорее всего, ему эта профессия именно из-за признания и нравилась. Его ведь поклонницы и директор на руках носили!
После обеда мы возвращаемся в кабинет и садимся за отчеты, тем более, пока эксперты не отсмотрят записи, делать нам действительно нечего.
Время движется незаметно, и скоро дверь открывается и входит Даня с ноутбуком.
– Ребят, смотрите, вот как такое может быть, а? Или я ничего не понимаю, или что?
– А именно?
– Стажеры наконец осмотрели мусорки на предмет перчаток, которые были вдеты одна в другую. К такому выводу мы пришли, потому что обнаружили на костюме Эдуарда кусочек от той перчатки, которая якобы была сверху, и на ней не было отпечатков пальцев.
– Ну?
– То есть мы решили, что если отпечатков нет, значит, убийца надел одну пару перчаток на другую.
– Даня, ты к чему клонишь?
– Мои ребята нашли в мусорке перчатку с оторванным пальцем. Я сопоставил их – край оторвался правильно, то есть они идентичны друг другу. Но в этой перчатке внутри следы ДНК, а на обрывке от пальца их нет. Что это значит?
– Убийца подогнул палец внутрь перчатки?
– А смысл?
– А может, перчатки были длинными, и пальцы не дотягивались до краев пальцев перчаток?
– Даня, подожди, а чья ДНК-то?
– А вот это тебя особенно удивит – начинает Даня, но тут у него звонит телефон.
Некоторое время он разговаривает, а в конце заявляет:
– Скинь мне на почту, я как раз у Маргариты Николаевны, сейчас мы все вместе и глянем.
Он поворачивается к нам:
– Марго, кажется, у нас есть преступник! Это его следы обнаружены в перчатках, это он входил в администраторскую и это его пальцы на кресле Олеси, на самой спинке. Сейчас мне пришлют видео, и мы посмотрим.
Через некоторое время на почту ему приходит сообщение.
Он открывает видео, и мы с Климом, удивленно переглядываясь, видим, как человек идет по коридору, попадает в «слепую зону», так как над администраторской камер нет, а потом выходит из этой самой зоны через какой-то период времени, которого вполне хватает для того, чтобы совершить убийство.
– Вот это да! Ну, если это так, тогда я вообще ничего не понимаю в этом деле! – бубнит Клим – еще и отпечатки свои на кресле оставить. Вообще-то этот человек до сих пор не прокалывался так серьезно...
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.