Продолжение. Ч. 4 Предыдущее здесь
…Какая-то странная тишина над Рекой. Обычно ночь полна шумов – шорохов, всплесков, криков и пения ночных птиц. Душно. Что-то сейчас произойдет.
…Показалось вдруг, что солнце взошло на западе. Небо стало красно-оранжевым и очень светлым. В воздухе зашелестело и завыло. Взрыв, второй, третий. Земля задрожала. Это что, именно так бывает при землетрясениях? Сначала в адской какофонии еще можно было различить отдельные взрывы, потом они слились в невыносимый непрерывный грохот – как будто молнии били без перерыва прямо в мозг. Мощные деревья шатало, как дохлые саженцы, волнами горячего воздуха. Над головой с каким-то ослиным ревом понеслись странные снаряды, оставляющие дымные следы. Я боялся в своей жизни – и не раз. Но то был по большей части выдуманный страх, выдуманными были источники страха. Сейчас, здесь, я испугался по-настоящему. Меня трясло мелкой дрожью, мне хотелось кричать, хотелось и закопаться и в то же время убежать. Хотелось схватить винтовку за ствол и колотить ею о дерево. Хватит, хватит, хватит! Пересиливая себя (Да перестаньте же!!!), поворачиваю голову в сторону напарника по наряду. Он быстро-быстро шевелит губами и очень часто крестится. Адский шум чуть смещается за наши спины – к Центральному острову. Вслед за шумом подул горячий ветер. Сверху посыпался какой-то пепел. Трясущимися руками хватаю винтовку, снимаю с предохранителя – нужно чем-то себя занять, иначе не выдержит сердце. Напарник широко раскрытыми глазами смотрит на меня. Губы у него трясутся. Переводит взгляд: - Товарищ сержант, вон, с левого берега!
С другого берега Реки- лодки, набитые десантниками. Напарнику:
- Быстро на заставу! Доложить - нападение!
- Есть, товарищ сержант! Прицеливаюсь в пулеметчика на носу ближайшей лодки. Черт, руки-то как трясутся! «Внимание, товарищи бойцы! Правая нога должна быть вытянута в одном направлении с оружием! Перед выстрелом обязательно задержать дыхание и, внимание! Плавно! Плавно потянуть курок!» Выстрел. Пулеметчик приподнимается и валится на борт. Есть! Вспышка. Провал.
Надежда.
…Сижу в кровати. Бешено колотится сердце. Это все? Больше снов не будет? Знаю, что там случилось что-то… Что-то очень и очень плохое. До утра не могу заснуть, лежу и смотрю на прыгающие пятна света от машин, проезжающих внизу.
Сергей.
Прихожу в себя. Страшно болит голова. Винтовки нет. Фуражки нет. Лежу рядом с воняющей взрывчаткой ямой. Воронка. Солнце уже в зените. Воняет гарью. Крики, грохот, треск пожаров. Встаю. Все б ничего, если б не так шатало.
- Schauen Sie mal bitte, dieses Schwein lebt noch! [Вы только посмотрите, эта свинья еще жива.(нем.) Здесь и далее перевод Татьяна Вербицкая.]
- Er ist angezogen, [Этот одет.(нем.)] - хохот.
Двое. Здоровые, спортивные ребята. Веселые. Скалят белые зубы. Винтовки направлены на меня.
- O! Was ist das denn hier? Peter, er hat grüne Kragenspiegel. [Что это здесь? Петер, у него зеленые петлицы. (нем.]
Насчет зеленых петлиц я понял. Интересно, а кого ты, сука, думал здесь встретить?
- Na, Junge, Pech gehabt! Wir werden dich erschießen, du Bolschewik, [Да, парень, тебе не повезло. Мы тебя расстреляем, большевик. (нем.)] - тычет стволом в сторону комсомольского значка.
- Der junge Bolschewik und zusätzlich aus der NKWD. Also schuldig! [Юный большевик, да еще из НКВД. Значит, виновен! (нем.)] – Петер переламывается от хохота.
А что, здоровый солдатский юмор. Смеяться только вот не хочется. И умирать рановато. Счет слишком маленький- 1:1. И Наденька. У парней напротив меня – широкие крестьянские лица и такие же широкие крестьянские ладони. В глазах… Презрение? Интересно, почему? Вспоминаю, как гуляли с Наденькой по Городу и завернули на лекцию о международном положении. Вот бы этого лектора сюда – поговорил бы с угнетенным крестьянством Германии о пролетарском братстве.
Где-то рядом - очередь. «Дегтярев». Немцы валятся. Наверное, даже удивиться не успели. Из кустов вылезает напарник.
- Товарищ сержант! Я…я…не добрался. Кругом немцы!
- Спасибо. Ты меня спас. Успокойся. Пулемет где взял?
Его лицо морщится. Сквозь сдерживаемые слезы:
- Там… соседний секрет…Они…Они…Неживые... И Альма…Тоже…Они ее пристрелили. Она около этого…как его…выла... А они… Напарник плачет. Захлебываясь, он продолжает:
- Я из кустов видел. Они… собаку пристрелили и сюда. Я пулемет подобрал. За ними пошел... И...и…здесь…- его рвет.
Серегу у нас называют «собачий папа» - его обожают все собаки. Любые. А он очень любит собак – тоже всяких, и наших, и всех дворняжек. Серега даже прославился у нас на заставе тем, что схлопотал три наряда от самого Старика – принес откуда-то бездомного щенка и хотел пристроить в казарме. Щенка Старик потом отдал какому-то лейтенанту. Беру «Маузер» - вроде, чуть полегче «мосинки» будет - патроны из всех подсумков, гранаты на длинных деревянных ручках. Я бы предпочел пару «лимонок», но ничего, и эти сойдут. Как с ними обращаться, я знаю. Нас в ведомстве Лаврентия Палыча учат намного лучше, чем в ведомстве Семена Константиновича.
- Уходим, тезка, быстро.
- Куда? Они, эти вот,- кивок в сторону трупов,- везде.
- Тем более, уходим.
Пробираемся вдоль Реки. На Центральном грохочет. На Южном, там, где Госпиталь, редкая стрельба.
- Куда мы, товарищ сержант?
- Чтоб я знал… - А... Понятно...
- Значит, так. Сейчас попробуем пробиться к нашим…
… Мы не пробились. Где-то около водительской школы идет бой. Все пути на Центральный остров перекрыты. Еще наткнулись на трупы немцев. Некоторые заколоты штыками, многие убиты в упор. Много наших. Мертвых. Мало кто из них одет. Но все с оружием.
…Я вспомнил про один хитрый вентиляционный штрек. Его почти невозможно разглядеть. Пробираемся туда. Серега сразу засыпает. Я думаю - не могу понять, что случилось. Где наша армия? Почему нас бросили? Нет, мы выполним приказ. Мы его уже выполняем – мы защищаем Государственную границу Союза Советских Социалистических Республик. Но почему только мы одни? Или нашей армии уже нет?! Я вспоминаю, сколько здесь, в Городе и Крепости, было военных. Танкисты, пехотинцы, артиллеристы. Где они все?! Я не знаю, что нам делать. У меня в подчинении – вот этот солдат-первогодок, который смотрит на меня, как на божество. А мне стыдно – за свой страх той ночью, за неуверенность, за мою беспомощность, в конце концов… Рядом с нашим укрытием голоса. Немцы. Серега трогает меня за рукав. Голоса чуть отдаляются. Пробираюсь к выходу. Уже темнеет. Немцев двое. Достаю из СВТ шомпол. У Сереги в руках немецкий штык. Немцы осматриваются, поворачиваются к нам спинами. Мочатся. Показываю Сереге на левого. Он кивает…
…Меня рвет, а Серега спокойно вытирает тесак о китель немца и невозмутимо ждет, пока я отдышусь. Потом деловито обшаривает трупы, забирает патроны, гранаты, фляги и шоколад с галетами. Оттаскиваем трупы и скидываем в обводный ров. Гляжу на них, вспоминаю звук, с которым шомпол вошел в ухо. Меня снова выворачивает…
Над всей Крепостью дым. Где-то на Центральном Острове что-то горит так, что пламя видно над Рондо. Непрекращающаяся стрельба…
- Слушай, Серега, мне надо на Южный Остров. Сиди здесь и жди меня.
- А вы... то есть, ты…А-а-а, понял,- добродушная улыбка.
- Ну и хорошо. Наши с Надей отношения ни для кого тайной не были, как я сейчас понимаю. Сижу в кустах на берегу Реки и жду темноты. Боже, ведь не будут же они убивать гражданских?!
Просыпаюсь без пяти минут двенадцать. На меня волнами накатывает ужас. Даже не ужас, а предчувствие ужаса. Неизвестно, что хуже. Меня трясет. Очень сильно болит плечо. Допиваю из горлышка водку крепостью пятьдесят шесть оборотов и падаю в кошмар…
…Из оружия оставил только немецкий штык и ремнем примотал к ноге финку, которую носил в сапоге. Переплыл Реку под водой, с трубкой из камыша. Мы в детстве так когда-то на Дону играли. Я уже усвоил - сейчас длинный путь оказывается самым быстрым. Поэтому ползу к старице Реки. Снова переплываю под водой. Ползу к незаконченному ДОТу, потом через вал к госпиталю. Успеваю проскочить дорогу перед осветительной ракетой. Того, что я успел увидеть при ее свете, мне хватило, чтобы понять – надеяться на милосердие немцев не приходится. На дороге перед госпиталем двое убитых - в одном белье. Перед изгородью госпиталя – убитых уже десятки. Все полуголые. Их косили ради развлечения. Какую опасность могут представлять безоружные неодетые мальчишки? Эти явно из последнего призыва - даже волосы не отросли еще.
…Я нашел ее… Я плохо помню, что было потом. Успел вернуться в штрек еще до рассвета. Серега встречает у входа в штрек. Смотрит на меня с ужасом. Ни о чем не спрашивает. Сережки вместе с крестиком кладу в карман - рядом с комсомольским билетом. Крестик необычный - с кружком вокруг перекладины. Напарник протягивает фляжку.
- Серега…что… там?
А перед глазами - небольшая воронка в мертвом свете ракеты. Я не хочу жить - но должен. Пока. Я должен жить, чтобы убить столько тварей, сколько смогу. Потом можно и умереть - я не смогу жить с тем, что видел. Без Наденьки... Которую я смог бы спасти, если б не прятался, как заяц, по кустам. Я не защитил свою женщину. Я не имею права на жизнь. И я, кажется, перестал бояться. - Вроде, водка. Больше на самогон похоже.
- Вы…ты поседел. Весь. Он протягивает мне фляжку. Я выпиваю всю и, наконец, теряю сознание…
Надежда.
… Что-то меня будит. Нет, тишина. Сажусь в кровати. И тут же теряю сознание от невыносимого ужаса…
…Мама выбегает из здания станции. Мимо пробегают два солдата в красноармейской форме. Они разговаривают почему-то по-немецки. Один из них видит маму и стреляет в нее. Мамочка!!! За что тебя?!
…Вижу Сергея. Он полуголый. Смотрит в какую-то воронку. При свете ракеты вижу бесконечные ужас и тоску на его лице. Почему у него такие белые волосы? Что же он увидел в той воронке? Где, в конце концов, Я? Я, та, из яркой жизни? Сереженька, любимый, ну что случилось?!
Сергей.
…Не могу оставаться в номере. Мне сейчас обязательно надо на свет, к людям. Сдаю ключ. Девушка на регистрации смотрит на меня с испугом.
- Извините, умер кто-то? Отрицательно качаю головой.
- Простите, вид у вас такой... Будто…- смолкает.
- Ничего.
Да, я видел себя сегодня в зеркале. Такие тоскливые глаза были у нашей собаки, давно это было, в детстве, когда мы с отцом ездили к ветеринару ее усыплять. Она была очень старой и очень страдала от болей.
… Перед глазами женская голова с широко открытыми серыми глазами, лежащая на дне небольшой, от гранаты, воронке. Маленький шрам над левой бровью. Сережки. В форме змеек, вернее, ужей. С янтарными накладочками... В волосах запутался крестик- с кружком вокруг перекладины.
- Ты верующая?
- Да. Ты против?
- Если ты верующая, значит, Бог есть.
Одна только голова, больше ничего. Ракета гаснет, тьма…