Его звали Сашка. Это был мужичок небольшого, скорее даже маленького, росточка, всегда весёлый, улыбчивый, и вообще, очень довольный жизнью человек. Он работал сторожем на заводе и слыл местной достопримечательностью. Виной тому была его бурная, хотя и не по собственной воле, молодость. Сам он был родом из наших мест, из какой-то станицы нашего района. Лет с четырнадцати работал на тракторе помощником, однажды подменял пьяного тракториста и по неопытности перевернул трактор в овраг. В аварии он получил жуткие переломы, в том числе тазовых костей, и поэтому едва мог ходить, не переставляя ноги, а как бы подволакивая их. В общем, он был инвалидом, но его взяли на завод сторожить стоящие на стоянке у проходной личные машины.
Была у него профессия - киномеханик, и должность, соответствующая в заводском клубе. В определённых кругах (да и не только в них) он был известен тем, что в свое время, учась в Сочи в техникуме, убил двух человек.
Дело было так: вернувшись вечером с занятий, он обнаружил, что два местных уголовника избивают хозяйку снимаемой им квартиры. Каким-то непостижимым образом он, калека, сумел достать кухонным ножом одного, а затем и второго. Скорее всего, учитывая его инвалидность, юность, а также солидный список статей Уголовного кодекса, по которым ранее сидели убиенные им бандиты, ему бы не светило никакого серьёзного наказания. Но он с испуга сбежал, в результате чего следствие возложило большую часть вины за происшедшее именно на него. Так как скрываться ему особо было негде, он тихонько вернулся в наш городок и каким-то образом устроился на работу в качестве киномеханика в городской кинотеатр. Так вот знаменит он стал впоследствии тем, что на протяжении нескольких лет дважды в день, идя на работу и возвращаясь домой, проходил мимо милицейского райотдела, в том числе и мимо своего портрета на стенде "Их разыскивает милиция". Конечно, в результате он был всё-таки задержан и осуждён, но пробыл за решёткой относительно недолго. На завод он поступил уже через много лет после всех этих событий.
Жил Сашка вполне себе сносно: зарплату как киномеханик и сторож получал вполне приличную для наших мест, был акционером завода (работал на нем во время его приватизации), имел семью – жену-инвалида, сына семнадцати лет и дочь чуть помладше. С учётом своего «уголовного» прошлого семью он в своих руках держал крепко, детей воспитывал очень жёстко.
Вот теперь, наверное, самое время сказать о Мечте. Дело в том, что дед Сашки был лётчиком. И не просто лётчиком, а героем войны, летчиком-штурмовиком. Он погиб где-то в украинской степи, но для всей семьи память о нём была чем-то святым, чем-то недостижимо высоким. Сашка, вроде бы, особо и не распространялся на этот счёт, но каким-то образом все вокруг знали, что дед у Сашки – герой, лётчик. Как я теперь думаю, наверное, вся Сашкина жизнь была освящена памятью о деде. Он сам (и об этом тоже неизвестно откуда знали все) когда-то мечтал стать лётчиком. Но та ночная авария перечеркнула всё…
И вот однажды он вдруг зачастил в бухгалтерию завода просить деньги. Забрал аванс, зарплату, потом выпросил зарплату за два месяца вперёд, потом - отпускные, а теперь попросил выкупить все его акции, которые были для заводчан чем-то неприкосновенным, залогом относительно безбедного существования (раз в год по ним выплачивались вполне приличные дивиденды). Вряд ли от них избавлялись бы без серьёзных причин. И тогда кассиршей было выставлено Сашке условие: либо он как на духу выкладывает, зачем ему срочно потребовались такие деньжищи, либо он ничего больше не получит. И Сашка, хотя это и было против его жизненных принципов, вынужден был рассказать всё.
Оказывается, в школу, где учился его сын, приходил бравый капитан-летчик, агитатор из вертолетного училища и предлагал мальчишкам идти учиться этой самой мужской из профессий. Гость так увлечённо рассказывал о вертолётах, об авиации, о службе, о лётной романтике, что у пацанов захватывало дух. Лётчик показывал на видеомагнитофоне фильмы, и сам он был такой ладный, такой ловкий, такой в доску свой, что не мог не увлечь ребят за собой. Вечером на семейном совете было решено: сын идёт в вертолётчики. Сашка, как сказали «девчата» из бухгалтерии мне впоследствии, весь светился, когда рассказывал всё это. Мол, ну и ничего, что я не смог. У сына точно получится! А с учётом того, что капитан вскользь упомянул о хроническом недоборе кандидатов, Мечта, казалось, была совсем, просто пугающе рядом. Мечта уже было почти что воплотилась в жизнь...
А дальше… Дальше, как всегда. Сын пошёл в военкомат подавать документы на комиссию, успешно её прошёл, но… возникло маленькое недоразумение: кто-то уж совсем дотошный из врачей написал, что шрам на левом локте напоминает сатанинский символ и, соответственно, следует повнимательнее с Сашкиным сыном разобраться. Врач, впрочем, не особо настаивал в своем заключении на причислении пацана к неведомому в наших краях сатанинскому племени, но и добро комиссии на направление сына в училище не давал. Сашка отнёс деньги кому-то в военкомате, и вопрос об отчислении его сына из сатанистов почти решился, но решился не совсем, чуть-чуть не решился. Деньги, естественно, не вернули – вопрос ведь почти решился, за такое деньги не возвращают.
Тогда Сашка поехал в краевой военкомат и сумел договориться о том, чтобы сын прошёл проверку тамошних психологов. Те дали однозначное заключение о том, что его сын вполне нормален, адекватен, и, как сказал Сашке главный в комиссии, вообще «мужик, побольше бы таких, а то бабы рожают каких-то задохликов». Только вот беда – превосходящей военно-бюрократической силы эта бумажка над бумажкой местной комиссии почему-то не имеет.
Получается, деньги Сашка отдавал всем этим комиссиям, чтобы доказать, что его сын никакой не сатанист, что он вполне нормален и может ехать поступать в училище. Сашка даже где-то в милиции (не иначе как по старым своим связям) добыл диковинную справку о том, что в наших местах никаких сатанистов отродясь не было. Но ничто не помогало. Вопрос, как говорят в таких случаях, завис – ни туда, ни сюда.
И вот девчата из заводской бухгалтерии, вспомнив, что я в прошлом кадровый военный, да ещё служил в органах, пригласили меня к себе на разговор, поведали эту историю и хором попросили помочь Сашке. Даже не попросили, а потребовали, смачно припечатав парой-тройкой типичных кубанских выражений военкоматских «подлюк».
Как отказать, тем более что «девчата», как оказалось, тоже люди, бухгалтерия, оказывается, тоже умеет сопереживать. В общем, когда я нашёл Сашку, тот всё изложил мне в подробностях. Наученный жизнью, особо своей обиды на «военкоматчиков» не показал. Сказал только, что нужно пособить маленько, чуть-чуть, а так вопрос уже практически решён. Ну что, надо хотя бы попробовать помочь, но прежде надо проверить бы всё относительно Сашкиного сына самому. Шрам при личном досмотре оказался простой прямой полоской с острым уголком вдоль наружной стороны левого предплечья, длиной сантиметров пять – мальчишка ещё в раннем детстве нечаянно к носику утюга прикоснулся. А в школе сказали, что Сашкин сын хороший мальчишка, спортивный, воспитанный, вежливый и учится хорошо.
Удовлетворенный услышанным и увиденным, я вместе с Сашкой поехал в военкомат. Нужный нам начальник отделения как раз стоял во дворе. Я попросил Сашку постоять в сторонке, а сам подошёл к нему.
- Петрович, чего вы тянете с бойцом? Ты ж сам понимаешь, с ним всё в порядке. Ну какой с него, к чёрту, сатанист, - начал я разговор я как можно дружелюбнее.
- Да пусть разбираются, тебе-то он зачем сдался, - улыбаясь, мягко «отфутболил» меня Петрович.
- Нет, ты погоди. Ну, если вы в чем-то сомневаетесь, ты ведь прекрасно знаешь, что в училище, тем более лётном, его просканируют вдоль и поперек, и психологи там с ним будут работать не чета вашим. Скажут, негоден, значит, негоден, с тебя-то какой спрос? И потом, как-то странно у вас получается: как под призыв идти, так парень нормален, а как в училище, так он сатанист. Я ж знаю, по своим каналам уже пробил, что в его деле призывника ни о каком сатанизме ни слова нет, - начал я поддавливать. - И вообще, странные у вас какие-то сатанисты, так в армии служить рвутся.
- Ну так они ж казаки! – заржал Петрович. Ему его шутка явно понравилась.
- Иваныч, не лезь в это дело. Ты ведь сам всё прекрасно понимаешь, - уже не улыбаясь, а скалясь, выдавил Петрович.
- Конечно, понимаю. Пацан здоровый, крепкий, неглупый. Семья пролетарская, значит, если поступит, то и выучится, и служить будет всю жизнь. За такого в лётном ухватятся сами. Петрович, я ж понимаю, что ты здесь ему фактически отмашку даёшь: пропустишь, значит, он стопроцентно поступит, а не пропустишь, значит, нет. Петрович, посмотри на него, - я показал рукой на переминающегося с одной ноги на другую Сашку, - Петрович, это не тот случай. Имей совесть, пусть пацан едет.
- Да поедет он, чё ты лезешь-то?
- А когда поедет? Документы до первого апреля должны были от вас уйти в училище, а сегодня какое? Всё, поезд ушёл. Ты ему можешь сказки рассказывать, а мне не надо. Имей совесть, не всё ж тыловиков плодить. По - настоящему служить только такие будут! – я уже потерял терпение.
- Всё, Иваныч, я всё сказал. Его отец знает и как решить вопрос, и сколько это стоит, – как-то вдруг по-будничному бесстрастно заключил Петрович.
- С кого ты брать собрался? Ты на него посмотри! Ты что, оглох, ослеп? Совсем Бога не боишься? И потом, как ты собираешься решить вопрос, когда срок уже ушёл? Всё уже, всё! Ты ему честно скажи, что никуда его сын теперь уже не поедет!..
И тут я увидел, как вдруг переменился в лице Сашка, как его повело, он даже за сирень схватился, чтобы не упасть. Видно, донеслись до него последние, сказанные на повышенных тонах, слова. И Сашка, схватившись за грудь, прохрипел, мол, всё, Иваныч, поехали. Спасибо, что хотел помочь, всё, дальше я сам.
Ехали молча. Я молчал от ярости, а Сашка смотрел вперёд безучастно и только потирал грудь. Так же молча пожали друг другу руки. В бухгалтерию я не пошёл, хотя ясно представлял себе, что «девчата» ждут - не дождутся с докладом о результатах визита в военкомат. Но не знал я ещё тогда, что видел Сашку живым в последний раз.
…Как рассказала его жена, Сашка пришёл домой и попросил водки. Выпил, впрочем, немного - он вообще особо-то и не пил. Потом посидел, подумал и сказал ей, что утром поедет в Ростов к ворам, к своим давним «корешам» по тюрьме. Они и раньше были люди серьёзные, ходили по строгим статьям, а теперь тем более в большом авторитете. Если, мол, никто не решает вопрос, то эти конкретные ребята решат его точно. Он даже отошёл немного от пережитого за день, заулыбался: ему, видимо, казалось, что он наконец нашёл решение своей проблемы, что всё наладится, всё сбудется. И теперь его Мечта снова с ним, она вновь расправляет свои крылья.
С тем и лёг спать. И… больше уже не проснулся. Умер во сне, улыбаясь. Раздавила Сашкино сердце его Мечта. Слишком она для него была важной, слишком надолго он её терял, слишком счастлив был, когда она вернулась.
А семья его без твёрдой Сашкиной руки как-то сразу разладилась. И сын после школы пошёл по кривой дорожке: выпить-закусить, возле ларька потолкаться…
А что, ради чего жить?
Ни мечты, ни смысла…
1999 г.