Когда хоронили деда Сидора, пришлось дорогу на погост заново по снегу прокладывать: так замело все вокруг. В день смерти старика метель поднялась – не дай Боже. Сугробы выросли вполовину; селение потонуло в мягком, рыхлом снегу. На другой день метель кончилась, и до самого полудня народ усердно расчищал свои дворы, чтобы возможно было хоть как-то передвигаться.
Трудно описать горе, которое испытывала семья Горазда. Не поспели они схоронить Беляну и оплакать ее, как на другой день не стало деда Сидора. Матрена выла с утра до ночи, а Горазд слова не молвил ей: как запретишь? Как станешь мешать матери оплакивать родную дочь? На него самого двойной удар обрушился: дочь схоронил, а следом отец помер. За эти несколько дней глава семейства окончательно поседел…
Как пережили они вторые похороны – сами не ведали. Видать, Господь вложил в руки и ноги силу, которая заставляла ходить, работать, устраивать все, как положено. О грядущем никто и не мыслил – по чести предать земле старика было первостепенной заботой.
В перерывах между плачем и воем Матрены Горазд подходил к ней, обнимал, и сидели они на лавке подолгу, вместе тихо плакали. Любим, вытирая рукавом слезы, возился в то время с мальцами, дабы они не ревели, как оглашенные. Младшие ведь тоже деда любили, тоже все сознавали – да, к счастью, детское горе глубокое, но короткое. Отревевшись в первый день, на другое утро ребятня уже так не убивалась: Любиму удавалось их отвлекать.
Нынче, зимой-то, в пору затишья, парень вполне мог понянчить младших, а вот что будет летом, он и думать страшился. Станут они с отцом в поле пропадать целыми днями да на промыслах, а мать одна останется – хоть разорвись. Беляны уж не вернуть… Когда Найда с Мечиславом явятся – один Бог ведает, да и надолго ли они пожалуют? Поди, уж не до прежних забот станет Найде – свадьбу летом с дружинным сыграют, и поминай, как звали… уедет девка насовсем в Новгород. А там и свои детки у нее пойдут… позабудет она родной дом.
Тяжко на душе стало Любиму.
- Сестрица, сестрица… - тихонько вздыхал он, - и не ведаешь ведь ты, какое горе у нас приключилось! Почуяло ли твое сердечко, что беда в родной дом постучалась, али живешь ты в радости и не вспоминаешь о нас?
О Радиме даже помыслить Любиму было боязно. Не мог он представить себе, чтобы после всех обрушившихся на них несчастий еще и этот нехристь объявился. Сознавал парень, что отцу его нынче еще тягостней, оттого не лез к нему с разговорами. Однако на душе Любима кошки скребли, и оставалось ему лишь одно: на Бога уповать, молиться, дабы обошли их стороной новые горести.
На другой день после того, как деда Сидора схоронили, Матрена пирог затворила. Давеча, на поминальный стол, состряпала она любимый дедов пирог с грибами с луком. Свежих-то грибов зимой было взять негде, но Матрена умело пускала в ход запасы сушеных. Мастерица она была знатная: все довольны остались, уплели пирог за обе щеки до последнего кусочка, даже домашние не успели отведать.
Потому нынче, дабы отвлечь себя новой заботой, Матрена порешила для родных новый пирог состряпать. Выть она перестала, но слезы так и текли у нее по щекам тихими ручейками. Любим пошел на двор, приглядеть за играющими в снежке мальцами – благо, день выдался ясный, солнечный. Горазд что-то мастерил при свете лучины.
- Ох… - молвила Матрена, глотая слезы. – Слышь, отец: день-то нынче какой погожий! Ясно, морозно. Я за водой-то выходила, гляжу – небо такое синее, аж глаза слепит. Это наши родные нам с небушка улыбаются – значится, хорошо им там, души их радуются… ох, упокой, Господи…
Матрена, оторвавшись от стряпни, снова затянула молитву.
- Да… вестимо, что так… - глухо отозвался Горазд.
С четверть часа прошло: Матрена, окончив креститься, взялась за стряпню, тогда как Горазд вдруг сказал:
- Я вот чего мыслю, мать…
Не успел он договорить, как в дверь постучали и на пороге появилась Дарена-соседка.
- Доброго дня вам, сердешные! – сказала она. – А я вот, Матрена, плошку тебе воротить пришла, в которой давеча ты мне кутью поминальную давала. Старики наши вкусили за упокой души деда Сидора… благодарствуем…
Матрена кивнула:
- Поставь на стол-то.
Дарена подошла, поставила плошку и покосилась на Горазда. Смекнув, что нынче ему не до нее, она аккуратно присела на край лавки и сказала:
- Ты, соседушка, коли что надобно – только молви, я завсегда тебе подсоблю.
- Ох… - снова заплакала Матрена, - да чем тут поможешь… нету ее, девоньки-то моей, нету… поначалу я сама зла на нее была – мыслила, сбежала она куда без спросу... а нынче… как подумается, что больше не увижу ее – так и сердце заходится… молодая она была еще, неразумная… все этот нехристь, все он!
- Слушай, Матрена! Тут слухи такие ходят… я уж к тебе не суюсь, потому как не до того вам… но селение все встревожено: Любава-то и впрямь с детушками пропала! Почитай, скоро тому как седмица будет! Бабы болтают, это Радим их… увел куда-то. Иные говорят, мол, в лес они пошли и сгинули там. Но этому-то у меня веры нет: с чего бы им по лесу-то шастать в такое время? Поди, и правда, без Радима тут не обошлось…
Матрена махнула рукой:
- Покинули селение – и Бог с ними! Я же в глаза не могла глядеть Любаве: боязно было, что ненависть мою к Радиму она распознает. Да и как иначе? Сколько бед от него вынесли! Да увел он Любаву куда-то, и пущай! Нам легче дышаться станет!
- Не скажи, мать! – вдруг крякнул Горазд. – Меня вот эта пропажа Любавы настораживает. Куда одной бабе с детьми зимой деться? Не в лес же, в самом деле, они пошли! Чего им там делать? Я вот что мыслю: Радим спровадил их подальше из этих мест, да неспроста. Явно пакость какую новую задумал. Он нам житья нынче не даст!
- Свят, свят! – перекрестилась Матрена.
- Ох! Это как же?! – всполошилась Дарена. – О чем толкуешь, Горазд?
- О чем толкую… да все о том же: месть он черную задумал, и не будет житья здесь спокойного, покуда не насолит он всем, кому жаждет зла…
- Ой ли! И кому ж это? Тебе, никак?
- Ну, для начала мне, кому ж еще. Он на меня зуб давно точит: еще с тех пор, как помолвку с Найдой я порвал. Ну, а далее… найдет он кому кровь попортить. Недаром родных он тайком из деревни вывел, недаром!
Матрена покачала головой:
- Ох, отец! До Радима ли нам нынче? Беды вон, одна за другой сыплются… еще этот нехристь… чтоб ему пусто было!
- Нам-то не до него, мать, - отвечал Горазд, - да он нам житья не даст! Вот о чем мои думы, вот чего я опасаюсь. Не учинил бы он общую беду какую…
- Ох! – запричитала Дарена. – Пойду я, соседи, восвояси! От эдаких разговоров аж дрожь меня пробирает!
И она выскочила из горницы.
- По всему видно, языком пошла чесать с другими бабами! – заметил Горазд. – Ну, пущай чешет… пущай народ тоже сообща покумекает, как с Радимом быть, ежели он заявится…
Матрена снова завсхлипывала:
- Вот, горе-то какое… и ведь Найда-то наша, отец, и не ведает, что за беды у нас творятся! Улетела, ласточка моя… уж как без нее плохо-то… как ее не хватает… она бы и за мальцами приглядела, и мне подсобила… ох… кто ж нынче с мальцами-то возиться станет, покуда я на хозяйстве с утра до ночи?
Не успел Горазд ничего ответить, как дверь распахнулась, и в горницу вбежал Любим. Увидав его лицо, светящееся от радости, Матрена схватилась за сердце:
- Что ты, сынок?! Случилось чего?
- Мать, отец! Скорее на двор! Там… Найда с Мечиславом пожаловали! А, окромя них, еще двое дружинных – оба верхом, да какой-то паренек незнакомый, лицом молод, в санях сидит!
- Ох! – из рук Матрены выпала скалка.
Горазд, бросив свое дело, трясущимися руками стал напяливать теплую одежу:
- Господь милосердный…
На снежном, залитом зимним солнцем дворе, и правда творилось нечто невообразимое. У ворот стояли сани, из которых уже поспели выбраться и Найда, и Мечислав, и их спутник, которого доселе никто не видывал.
Мальцы окружили всех, галдя и наперебой засыпая вопросами. Поодаль, придерживая своих коней, топтались в снегу двое молодых дружинных, ухмыляясь и разминая ноги с дальней дороги. Увидав эту картину, Матрена с плачем бросилась в объятия дочери и Мечислава…
Покуда лили слезы радости и горя, утешали друг друга, дивились всему случившемуся, поднялась немалая суматоха и толкотня. Найда, услыхав печальные вести, разрыдалась:
- Ох, Господи, чуяло мое сердце! Ох, чуяло, что беда приключилась… как же так… как так, Господи?! Сестрица моя несчастная… дед Сидор, родненький…
Долго плакали они с Матреной, позабыв обо всем, покуда Горазд толковал с мужчинами. Так день и кончился; а как стемнело, Матрена опомнилась, засуетилась, продолжая плакать:
- Матерь Божья! Что ж это я… вы, поди, крохи с утра во рту не держали! Сейчас, сейчас, сердешные… на стол соберем, повечеряем, помянем наших родненьких…
Славибор с Микулой – оба молодые, рослые – молодцами оказались, что надо: без лишних слов натаскали воды в баню, чтобы скорей растопить ее. С готовностью выполняли они все наказы Матрены, покуда Любим с Гораздом были заняты Мечиславом и Пересветом.
- Спаси вас Бог, сынки! – приговаривала Матрена. – Вот и банька к ночи растопится, попаритесь от души! Да кабы ведали мы, что вы пожалуете – уж мы бы с утра все справили! Ох… не ждали, не чаяли, в горе своем маялись… а тут вы – слава Тебе, Господи! Ну, отец, сходи, баньку-то проведай, и станем вечерять садиться: у нас уж все готово… сейчас мальцов накормлю да на полати родимые полезут, а мы усядемся – потчевать вас стану…
С Найдой вместе они собрали добрый стол, и пирог как раз подоспел. Всякой снеди было довольно: тут стояли и грибы моченые, и кислая капуста, и щи из печи, и каша с салом, и запеченная репа… Горазд притащил бражки, чем несказанно обрадовал Славибора с Микулой – хоть и крепкие они парни были, а и то продрогли в пути.
- Студеный нынче день был! – сказал Мечислав. – Я еще и крепкого хмельного меду привез, Горазд. Изволь отведать: наш, новгородский… чай, такого ты еще не пивал…
Налили, выпили, помянули Беляну и деда Сидора, закусили горячим пирогом.
- Дюже вкусно! – нахваливал Славибор. – Что масло пирог: во рту тает!
- А шти – язык проглотишь! – вторил ему Микула, налегая на горячее.
- Ешьте, сынки, во здравие! Угощайтесь досыта! – потчевала Матрена. – Мечислав, а ты что же? Простынет, чего дожидаешься-то?
- Это он уж язык себе откусил, покуда пирог вкушал! – ухмыльнулся Микула.
Славибор издал сдавленный смешок, закашлялся и что-то шепнул ему на ухо. Дружинные едва сдержались, чтобы не прыснуть со смеху. Они были парнями славными, вели себя с почтением в чужом доме, но сдержаться от молодецких шуток не могли, продолжая по привычке друг над другом подтрунивать.
Впервые за минувшие дни в доме Горазда, наполненном черной тоской, трапеза получилась не такой скорбной. Неожиданно подал голос Пересвет, сидевший до того времени тихо и не спеша вкушавший большой кусок пирога. Он проговорил нараспев:
- Благословен дом, в котором чуждого человека накормят и обогреют, добрым словом одарят! Спаси вас Бог, Матрена и Горазд, и дай вам терпения, радости и долгия лета!
Славибор с Микулой заухмылялись, слушая речь безбородого ведуна, но смолчали, подавили улыбки под взглядом Мечислава.
- Наш дом всегда открыт для добрых людей! – сказал Горазд.
Матрена всхлипнула:
- Благодарствуем, сердешный! Дай Бог здоровья тебе, что сподобился к нам явиться! Уж мы и не ведаем, как жить-то дальше… на тебя уповаем…
Пересвет продолжил, непривычно растягивая слова:
- Я вот давеча мыслил: дело ли затеял, что решился ехать сюда. Ныне же вижу, что не напрасно явился. Узрел я, что место сие и вправду темное, дурное, много зла скопилось в этих лесах…
- Это как же? – испугалась Матрена. – Все из-за Радима, никак? Он дурное замышляет, он!
- Покамест не ведаю, отчего все пошло, - отвечал Пересвет, - но места эти довольно дурного в себе таят! Чую я, давно уж здесь тьма обретается!
- И то верно! – крякнул Горазд. – Поди, столько лет в страхе оборотень нас держал! Жили беспокойно, с оглядкой. Да Мечислав уж сказывал тебе, вестимо, обо всем…
- Сказывал, - Пересвет тряхнул соломенными волосами. – Про все сказывал. Потому поутру стану просить вас отвести меня к вашей знахарке: потолковать нам надобно.
- Травница у нас есть, Малуша, - кивнул Горазд. – Она тебе порасскажет поболее, нежели мы: с чародеем у них прежде знакомство короткое было…
- Ведаю я! – протянул Пересвет. - Побеседуем мы с ней, а после осмотреться бы, в лесу побывать. Мне жизнью леса проникнуться надобно, с ним потолковать – он многия тайны в себе хранит…
Микула толкнул Славибора в бок, но сохранил невозмутимое выражение лица. Найда воскликнула:
- Как же нынче в лес? Не опасно ли, Мечислав? Отпускать Пересвета одного ни за что нельзя!
- А мы и не отпустим, - заверил Мечислав. – Вместе пойдем, Славибора и Микулу с собою захватим! Коли надобно в лес – перечить не станем. Пересвету виднее, как поступать.
Дружинные взбодрились от предвкушения предстоящей вылазки и с новой силой налегли на стряпню Матрены. Когда потрапезничали, Горазд отправился проведать баньку, а Матрена с Найдой обустроили ночлег для мужчин в дальней горнице. Напарившись в горячей баньке, дружинные скоро заснули, а там и остальные домочадцы разбрелись по углам.
Мечислав, мгновенно впавший в забытье после трудной дороги, пробудился посреди ночи от странных звуков. Лежа в темноте с открытыми глазами, он не сразу осознал, кто мычит во сне рядом с ним, но вскоре смекнул, что это Пересвет. Ведун спал беспокойно: вращаясь на своем месте с боку на бок, он повторял одни и те же слова, выговаривая что-то нечленораздельное про огонь и пламя. Мечислав решил улечься снова, но мычание парня не давало ему покоя. Подобравшись ближе, он растряс ведуна за плечи:
- Пересвет! Эй, Пересвет! Что ты? Сон дурной?
Парень не просыпался, отмахиваясь от Мечислава руками, будто от надоедливой мухи. Тогда дружинный тряхнул его посильнее, и ведун подскочил на своей лавке, тараща во тьме глаза:
- А? Кто это? Горит! Везде огонь!
- Что горит? Пересвет, я это – Мечислав! Успокойся, сон дурной тебя тревожит. Просто сон… ты в избе у Горазда, все тихо. Нет никакого огня!
Парень в изнеможении откинулся на лежанку и пробормотал:
- Сон… сон это был… страшный сон… все в огне было… вся деревня… все сгорело... до голой земли...
И он снова заснул. Мечислав улегся обратно, но не по себе ему стало от слов Пересвета. Горькое предчувствие кольнуло дружинного в самое сердце, и много еще времени потребовалось, чтобы оно улеглось где-то в глубине души. Под утро, когда уж готовились прокричать первые петухи, Мечислав, наконец, крепко заснул.
Назад или Читать далее (Глава 113. Слаще меда)
#сказаниеоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть