Тишина оглушает. Я сижу на кухне, сжимая в руках остывший чай, и пытаюсь понять, когда именно всё пошло не так. Может быть, стоило заметить раньше? Были ли знаки, которые я упустила? А может, я просто не хотела их видеть?
Звонок телефона разрывает тишину, заставляя меня вздрогнуть. На экране высвечивается имя Лизы – моей давней подруги.
— Оль, ты как? – в её голосе слышится неприкрытое беспокойство.
— Нормально, – машинально отвечаю я, продолжая разглядывать круги на поверхности чая.
— Не ври мне. Я же знаю, что это случилось вчера. Игорь звонил Сереже, всё рассказал.
Конечно, рассказал. Теперь весь наш круг общения будет знать.
— Что именно он рассказал? – мой голос звучит неожиданно хрипло.
— Что напился на корпоративе, что вы поругались, и что он... – Лиза запинается. – Что он поднял на тебя руку.
Я закрываю глаза. События вчерашнего вечера снова проносятся перед глазами как кадры замедленной съёмки.
— Лиз, можно я приеду? Дети в школе, а я... я не могу здесь находиться.
— Конечно, приезжай. Я как раз собиралась предложить.
Через полчаса я уже сижу в уютной кухне Лизы. Она ставит передо мной чашку горячего кофе и садится напротив.
— Рассказывай.
И я рассказываю. Всё, как было.
— Он пришёл поздно, около одиннадцати. Я слышала, как он гремит ключами у двери. Открыла – он едва стоит на ногах.
— А дети? – перебивает Лиза.
— Спали уже, слава богу. – Я делаю глоток кофе. – Я попыталась говорить тихо, чтобы не разбудить их. Сказала: "Ты же обещал не пить". А он вдруг взорвался.
Лиза молча берёт меня за руку.
— Начал кричать, что я ему не указ, что он взрослый мужик и сам решает, что ему делать. А потом... – голос предательски дрожит, – потом он замахнулся. Я даже не поняла сначала, что произошло. Просто щека горела, а в ушах звенело, и я на уже на полу.
— Господи, Оль...
— Знаешь, что самое страшное? – я поднимаю глаза на подругу. – Не удар. А его взгляд после. Как будто он сам не понял, что сделал. Стоял и смотрел на свою руку, будто она чужая.
— А утром?
— Утром пришёл с букетом. Плакал, просил прощения, клялся, что такого больше не повторится. Говорил, что не помнит даже, как это случилось.
— И ты?
— А что я? Сижу здесь, потому что не знаю, как дальше быть. Двадцать лет брака, Лиз. Двое детей. Как всё это перечеркнуть?
В этот момент звонит мой телефон. Игорь. Третий раз за утро.
— Не буду брать, – я отключаю звук.
— Оль, – Лиза наклоняется ближе, – ты же понимаешь, что это может повториться? Первый раз – он всегда первый. Потом будет проще.
— Думаешь, я этого не знаю? – горько усмехаюсь я. – Но ведь это Игорь. Мой Игорь, который все эти годы был идеальным мужем и отцом. Который на руках носил меня, когда я была беременна. Который ночами сидел с детьми, когда они болели.
— Это был тот Игорь. А теперь...
Телефон снова вибрирует – на этот раз сообщение.
"Любимая, прости меня. Я записался к психологу. И на программу по алкоголизму тоже. Я всё исправлю, клянусь. Только дай мне шанс."
— Что пишет? – Лиза замечает, как меняется выражение моего лица.
— Что пойдёт к психологу. И лечиться от алкоголизма.
— И ты веришь?
Верю ли я?
— Не знаю, Лиз. Правда не знаю. Вчера он разрушил что-то... что-то важное между нами. Но...
— Что "но"?
— Но я вспоминаю, как он учил Димку кататься на велосипеде. Как заплетал косички Алинке. Как...
— Оль, – перебивает Лиза, – а ты представь, что Алинка через пятнадцать лет придёт к тебе с таким же синяком? Что ты ей скажешь?
Этот вопрос бьёт под дых. Я задыхаюсь от одной мысли об этом.
— Скажу бежать и не оглядываться, – шепчу я.
— Вот именно. А себе почему другого советуешь?
В этот момент приходит ещё одно сообщение. От Алинки:
"Мам, ты где? Папа звонил в школу, спрашивал про тебя. Он плачет, мам. Я такого никогда не видела."
Меня начинает трясти.
— Лиз, что мне делать? Вот прямо сейчас – что делать?
— Для начала – поехать в травмпункт и снять побои.
— Зачем? Я же не собираюсь...
— Затем, что это необходимо. Даже если ты решишь его простить, эта бумажка должна быть. Это твоя страховка, понимаешь?
Я киваю. В голове впервые за утро появляется какая-то ясность.
— А потом?
— А потом поедешь со мной в один центр. Там работает моя знакомая психолог, она специализируется именно на таких ситуациях. И ещё, – Лиза встаёт и начинает собираться, – ты поживёшь пока у меня. С детьми. Пока не разберёшься в своих чувствах.
— Но...
— Никаких "но", Оль. Тебе нужна дистанция. Вам всем нужна дистанция.
Весь день проходит как в тумане. Травмпункт, кризисный центр, разговор с психологом. Я как будто смотрю фильм о чужой жизни.
Вечером, забрав детей из школы, мы едем к Лизе. Алинка молчит всю дорогу, только иногда бросает на меня настороженные взгляды. Димка спрашивает про папу – я отвечаю что-то про командировку.
Командировка. Как банально.
Уже ночью, когда дети спят, я сижу на балконе Лизиной квартиры и смотрю на город. Телефон снова вибрирует.
"Я записался к психологу на завтра. И в клинику тоже. Оля, я знаю, что не заслуживаю прощения. Но я борюсь за нас. За нашу семью. Только скажи – у меня есть шанс?"
Я смотрю на это сообщение, и впервые за день слёзы текут по щекам. Потому что я не знаю ответа. Потому что любой ответ будет неправильным. Потому что...
— Мам? – тихий голос Алинки заставляет меня вздрогнуть. – Ты плачешь?
— Иди спать, солнышко, – пытаюсь улыбнуться я.
— Мам, – она садится рядом, прижимается к плечу, совсем как в детстве, – я всё знаю. Я не спала вчера. Я всё слышала.
Мир рушится во второй раз за два дня.
— Алиночка...
— Знаешь, – она вдруг говорит совсем по-взрослому, – в школе нам рассказывали про абьюз. Про то, что это никогда не случайность. Что это всегда повторяется.
Я молчу, потрясённая тем, как моя девочка выросла.
— И ещё говорили, что простить такое – значит разрешить это повторить, – она поднимает на меня глаза, такие же зелёные, как у отца. – Мам, я не хочу, чтобы ты разрешала.
В эту минуту я понимаю, что все мои метания, все сомнения были только от страха. Страха перед неизвестностью, перед одиночеством, перед осуждением. Но моя дочь... моя мудрая, сильная девочка...
Я достаю телефон и пишу ответ:
"У тебя есть шанс стать лучше. Для себя. Не для нас. Я подаю на развод."